Заговорил Павлов, сердито, зло:

— Это все такие больные! Это все могут взять бумажку! Молодая, здоровая — и уже не может! А я, старик, выходит, могу?

Авдотьич сдвинул треух набок, почесал всклокоченные волосы:

— Как, таперь скажем, паек делить? Как пшенца отсыпать, сколько маслица отлить?

— Мне не надо! — поспешно перебила его Аня. — Я и так доберусь домой, не пропаду!

То, что ее продукты останутся в котле, враз примирило Павлова с уходом Ани.

— А, конечно, — подтвердил он, — не пропадет, доберется! Чего тут делить? Это уж так: любишь кататься, люби и саночки возить! — не очень кстати привел он пословицу.

Алексей пришибленно молчал. Всю дорогу он надеялся, что они с Аней будут две недели вместе, а теперь ему казалось, что Аня никогда к нему и не относилась как-то по-особому, если расстается так легко…

— Некогда нам тары-бары вести! — решительно произнес Авдотьич. — Пора в путь! Забирай свой мешок, — обратился он к Ане.

Аня поспешно выдернула из общей кучи свою холщовую сумку. Она еле сдерживала свою радость. Лишь на миг, когда встретилась глазами с Алексеем, что-то виноватое появилось в ее лице. Аня повернулась к женщинам:

— До свиданья!

— Цоб, пошли! — махнул палкой на быков Авдотьич.

— Кланяйся нашим! — сказала одна из женщин, что жила в центральной бригаде.

— Иди, иди, девонька! — насмешливо подбодрила ее Тамара. — Где уж с твоими белыми ручками на грязную работу!

Аня сконфуженно улыбалась, не трогаясь с места. Стоял и Алексей, остальные двинулись вниз к Волге.

— Леша, — сказала Аня виновато, но зеленые ее глаза лучились радостью, — я должна вернуться! Бабушка больна.

— Ну да, возвращайся, — ответил он.

— Я тоже больна, честное слово! Ты мне веришь?

— Я тебе верю.

— Я буду писать. Я напишу тебе письмо сразу, как вернусь!

— Напиши.

Аня сняла варежку, подала руку на прощанье, а когда он осторожно пожал ее, Аня вдруг подалась вперед и чмокнула Алексея в губы. Повернулась и побежала прочь. Алексей оглянулся: рядом никого не было. Он поглядел ей вслед — Аня добежала до угла, махнула ему рукой и скрылась.

Алексей направился вслед за своими спутниками. Нет, все ж хорошо, что Аня не будет работать на окопах, при ее болезни это тяжело… Конечно, немного обидно, что она так легко рассталась с ним. Впрочем, почему легко? Она вот поцеловала его. И наверно, даже заплакала. Значит, она его любит… Как, впрочем, и он любит Аню, ему ведь тоже больно расставаться с ней…

Он шагал по широкой улице мимо занесенных снегом черных домов. Почти в каждом дворе видел он военных: там трактор, там автомашина, там армейская, выкрашенная в защитный цвет двуколка. А вон там, в стороне, стоят зенитные орудия и возле них ходит с винтовкой на ремне часовой.

Между тем спутники Алексея уже скрылись, спустившись к реке, и ему пришлось прибавить шагу. Как раз в эту минуту Алексей мельком увидел справа от себя в переулке, через три дома от угла, пару лошадей, запряженных в легкие сани. Что-то заставило Алексея замедлить шаг. Он и сам не сразу понял что, как вдруг молнией сверкнула догадка: «Там, в переулке, — Орлята! Орлята, которые пропали тогда!..»

Не раздумывая, Алексей кинулся бегом в переулок. И тут увидел, что сани, запряженные нарой высоких серых лошадей, стремительно удаляются прочь.

— Эй! — закричал он. — Стой! Погоди!

Сидевший на санях мужчина в черном полушубке и в высокой бараньей шапке оглянулся, угрюмое бровастое лицо его было незнакомо Алексею. Мужчина равнодушно скользнул по нему взглядом и отвернулся.

Взмахнул кнутом, и лошади перешли на крупную рысь, разбрасывая в стороны снег из-под копыт.

— Стой! — не своим голосом закричал Алексей: он уже был уверен, что эти лошади — его Орлята.

Кинулся вдогонку, но мужчина больше не оглянулся, и Алексей, пробежав немного, остановился. Что делать? Куда бежать, кому сказать? Догонять не на чем, да он и не знал, куда уехал мужчина в черном полушубке. Кроме того, спутники Алексея, наверно, ушли уже далеко, он боялся, что не догонит их. Но как же быть с лошадьми?

И вдруг его осенило: лошади стояли возле дома с какой-то вывеской. Что это за учреждение?

Он возвратился к тому дому, прочитал надпись: «Районный земельный отдел». Алексей поднялся на крылечко, веником, что лежал там, наскоро сбил с валенок снег и ввалился внутрь. Из тесного коридорчика единственная дверь вела в большую комнату, стены которой были заклеены пожелтевшими от времени плакатами. Комнату перегораживал деревянный барьер. По ту сторону барьера сидели за столами три женщины, в платках и в пальто. Женщины что-то писали. Одна из них, сидевшая ближе ко входу, подняла на Алексея румяное молодое лицо с ямочками на щеках.

— Тебе что? — спросила она.

— Скажите, пожалуйста, чьи это лошади стояли возле вашего крыльца? Кто на них приезжал?

— А на что тебе? — полюбопытствовала та, с ямочками, да и две другие оторвались от бумаг.

Алексей сказал наобум:

— Показалось, знакомый кто-то. Мне надо в колхоз Ворошилова добраться.

— Нет, это не из колхоза Ворошилова, — пояснила молодая женщина, — это из «Красного знамени», Егор Васильевич Фролов — вот кто это был. Председатель.

— А «Красное знамя», это где? Далеко отсюда? В какую сторону?

— Тридцать километров от райцентра, — охотно пояснила женщина, — только это совсем в другую сторону, туда, — она неопределенно махнула рукой на юг.

— Нет, мне не туда, — согласился Алексей. — Извините. До свиданья!

Закрывая дверь, услыхал, как молодая сказала: «Вежливый паренек!»

Алексей вышел на крыльцо. Уже смеркалось, и он по-настоящему встревожился, как будет догонять своих. Кроме того, не терпелось сказать Николаю Ивановичу про Орлят. Алексей заторопился, почти бегом кинулся догонять свои сани. Спустился к реке, через которую лежал между ледяными торосами санный путь. Далеко впереди увидел группу людей. Он прибавил шагу и скоро настиг их, но оказалось, что это не его спутники, а какие-то незнакомые люди, быть может, такие же, как они, что шли на строительство оборонительного рубежа. Алексей обогнал эту группу, надеясь, что сейчас увидит своих. И снова ошибся: впереди ехали два военных, везли что-то накрытое брезентом.

Алексей не на шутку взволновался: где он найдет односельчан, если они уже добрались до райцентра? Страх остаться одному среди чужих в незнакомом городе удвоил силы, он как угорелый помчался вперед, обгоняя сани с военными. И вздохнул облегченно, когда увидел впереди группу людей, среди которых возвышался Павлов.

Только удостоверившись, что это свои, он чуть замедлил шаг. И тут подумал, что, пожалуй, не следует говорить Павлову про Орлят. Во-первых, Алексей мог ошибиться: а вдруг это не Орлята?.. А во-вторых, ему казалось, что Павлов и сам что-то знает про лошадей. Знает, но ждет, не говорит до поры. Ну что ж, подождем и мы, пока не убедимся во всем окончательно!..

Его заметили, когда он почти уже догнал спутников.

— Ты иде шаландаешься? — упрекнул его Авдотьич. — Эдак я по дороге всю команду растеряю, а работать кто будет?

Тамара улыбнулась Алексею понимающе, и даже Павлов заулыбался:

— С Анькой никак расстаться не мог? Ну что ж, дело молодое! Только не любит она тебя, бросила! Домой поехала. Оно, конечно, дома сподручней, чем на окопах…

Алексей отмолчался. Теперь он уже ни за что не рассказал бы Николаю Ивановичу, что задержало его.

15

Им предстояло рыть противотанковый ров, который тянулся на много километров. Рыть его начали еще летом — наверное, оборонительный рубеж строили на тот случай, если бы фашистские войска пошли вдоль Волги.

Бригаду Авдотьича определили на постой к одинокой хозяйке, владевшей половиной дома на окраине Камышина. Половина дома состояла из одной комнаты, почти пустой: стол, две лавки, старый сундук. У большой русской печки на стене — полка с посудой. Хозяйка, пожилая хмурая женщина с диковатым взглядом, оставила себе лежанку возле печи. Большую часть комнаты заняли женщины, отгородившись от мужиков ситцевой занавеской.