Обычно меня трудно удивить. Но когда я увидел ее в глазок входной двери, мне стало как-то нехорошо. Конечно, женщины не могут оставаться вечно молодыми и прекрасными, и годы не проходят бесследно, но все, как правило, пользуются расческой, умываются и пришивают на пальто пуговицы взамен утерянных. Я рывком открыл дверь и грубо сказал:

– Спасибо, нам ничего не нужно, попытайте счастья по соседству.

– Не торопитесь, – ядовито ответила она. – Тридцать лет назад вы бы не отвели от меня глаз.

Возможно так и было бы, но какое мне до этого дело?

– Я хотела бы поговорить с Ниро Вульфом, – прибавила она. – Вы впустите меня или нет?

– Как сказать. Во-первых, я сильнее вас, во-вторых, мистер Вульф принимает только по предварительной договоренности. В-третьих, до одиннадцати он занят, а сейчас лишь около десяти.

– Хорошо, тогда я подожду его. Я вся закоченела. У вас отнялись ноги или с вами еще что-нибудь случилось?

Мне пришла в голову хорошая идея. Обычно, когда речь шла о наших потенциальных клиентках, Вульф злился. Он считал, что я нарочно выбираю только красивых женщин. На этот раз я докажу ему, как он неверно меня оценивал.

– Ваше имя? – спросил я.

– Меня зовут Эннис. Хетти Эннис.

– О чем вы хотели поговорить с мистером Вульфом?

– Об этом я лучше скажу ему сама. Если у меня не отмерзнет язык.

– Можете сказать и мне, миссис Эннис.

– Мисс Эннис.

– О'кей. Меня зовут Арчи Гудвин.

– Знаю. И не воображайте, что я не могу заплатить мистеру Вульфу. Мы поделим с ним вознаграждение. А если я пойду в полицию, они присвоят себе все. Этим парням нельзя доверять.

– Вознаграждение за что?

– За то, что у меня здесь. – Она похлопала по старой черной сумке.

– А что у вас там?

– Это я скажу только Ниро Вульфу. Я не эскимос. Если у вас есть сердце, впустите меня!

Да, она не была эскимосом, но впустить ее я все-таки не мог. Я стоял в пальто, шляпе и перчатках и практически уже находился по дороге в банк, чтобы внести 7417 долларов на счет Вульфа. А о том, чтобы оставить ее ждать в бюро, не могло быть и речи. Остальные обитатели дома на Тридцать пятой Западной улице хотя и были в наличии, но занимались своими делами: Фриц Бреннер – повар и домоправитель, готовил суп, Вульф находился в оранжерее у своих орхидей, а Теодор Хорстман, конечно, составлял ему компанию.

Поэтому я очень дружелюбно сказал ей, что поблизости полно милых заведений, где она может подождать и согреться, а если она зайдет в мастерскую Тони, то там ей за мой счет пришьют пуговицу. Одно говорило в ее пользу: она не была нахальной. Когда же я прибавил, что если она вернется сюда минут пятнадцать – двадцать двенадцатого, то Вульф, возможно, примет ее, она молча повернулась и пошла. Но уходя, последний раз обернулась и выудила из сумки коричневый сверток.

– Сохраните его для меня, а то он еще, чего доброго, попадет в руки какому-нибудь полицейскому. Берите же, он не кусается. И не открывайте его. Могу я на вас положиться?

Я взял сверток, потому что она мне понравилась. Чутье у нее было в порядке, а вот мозги – не очень. Она не хотела сказать, что в свертке, и все же передала его в мои руки. Типично по-женски. Она могла бы приблизиться к моему идеалу женщины, если бы причесалась, вымыла бы лицо и пришила пуговицу. Я смотрел ей вслед, пока она не свернула на Десятую авеню, потом закрыл дверь и исследовал сверток. Может, это и не адская машинка, но в бюро я его нести не стану. Я пошел в переднюю и сунул сверток под кресло.

По дороге в банк я раздумывал над тем, что могло быть в этом свертке. После того, как я отбросил дюжину предположений как несостоятельных, я остановился на бриллиантах. По пути обратно я придумал целый роман, но у дома грубая действительность вернула меня на землю. Перед входной дверью стояло существо женского пола, прямая противоположность Хетти Эннис. Молодая, красивая, со стройными ногами, в меховом манто и меховом капоре. Такая грубая действительность мне нравилась.

– Ваша приемная на свежем воздухе? Прекрасная идея, – сказала она. – Единственное, чего не хватает, это журналов.

Я поднялся по лестнице к двери.

– Вы звонили?

– Конечно, после чего мне в щелку было сообщено, что мистер Вульф занят, а мистера Гудвина нет дома. Полагаю – вы мистер Гудвин?

– Совершенно верно. – Я вынул из кармана связку ключей. – Сейчас я принесу вам пару журналов. Какие вы предпочитаете?

– Разрешите войти. Я выберу сама.

Вульф спустится не раньше чем через полчаса, а мне любопытно было узнать, что нужно от нас этой посетительнице. Оставив пальто и шляпу в прихожей, я повел ее в бюро, пододвинул к ней желтое кресло, а сам сел за свой письменный стол.

– Если вы ищете место, то в настоящее время у нас нет вакансий, – сказал я. – Но вы можете оставить свой телефон.

– Вам ничего лучшего не пришло в голову? – Она выскользнула из манто и бросила его на спинку стула. То, что явилось взору, было не менее прекрасно, чем ее лицо и ноги.

– О'кей, – сказал я, – теперь ваша очередь.

– Меня зовут Темми Бекстер. Темми уменьшительное от Темерис. Я еще не решила, какое лучше оставить для театра – Темми или Темерис. Как вы думаете?

– Это зависит от роли. Для мюзикла лучше Темми. Для О'Нила – Темерис.

– Возможно, я буду участвовать в ревю. На большее я не гожусь. – Она махнула рукой. – Ну, все равно. Почему вы не спрашиваете, что мне здесь нужно?

– Все актрисы одинаковы. Только я начал чувствовать себя уютно, как вы приставили пистолет к груди. Итак, что вам нужно?

Она тихо засмеялась.

– Я еще не актриса. Я только хочу ею стать. А пришла я сюда, чтобы справиться о своей хозяйке мисс Эннис. Хетти Эннис. Она была здесь?

Я поднял брови.

– Здесь? Когда?

– Сегодня утром?

– Понятия не имею. Сейчас спрошу. Фриц! – Тот появился в дверях. – Когда я выходил, был у нас кто-нибудь еще, кроме этой дамы?

– Нет, сэр.

Когда мы были не одни, он всегда называл меня сэром и я никак не мог отучить его от этого.

– Кто-нибудь звонил?

– Нет, сэр.

– О'кей, спасибо. – Он вышел, а я снова обратился к Темми или Темерис. – Кажется, ее здесь не было. Она ваша хозяйка?

Темми кивнула и добавила:

– Странно.

– Почему? Разве вы ее послали сюда?

– Нет, но она мне сама сказала, что собирается отнести что-то Ниро Вульфу. Думаю, она хотела посоветоваться. Когда она ушла, я начала беспокоиться о ней. Значит, ее здесь не было?

– Вы сами слышали, что сказал Фриц. Почему вы беспокоитесь?

– Вы бы тоже беспокоились, если бы знали ее. Она почти никогда не выходит из дома, а если выходит, то самое большее на сто шагов. Она не сумасшедшая, но немного не в себе, и я бы никогда не отпустила ее одну. Мы все чувствуем себя ответственной за нее. Ее дом ужасная развалюха, но начинающие артисты всегда могут получить у нее комнату за пять долларов в неделю, а если кто-то не может заплатить, то она не расстраивается. Мы все ее любим и я надеялась, – она пожала плечами и поднялась. – Вы позвоните мне, если она появится?

– Конечно.

Я записал ее номер и встал, чтобы помочь ей одеться. Мои чувства смешались. Я не чудовище и с удовольствием бы успокоил ее. Но откуда мне было знать, не идет ли речь в самом деле о бриллиантах? Может быть, она прятала их, пока их не нашла Хетти Эннис? Некоторое время я забавлялся мыслью, не задержать ли ее парочкой журналов до прихода ее хозяйки, но тот, кто работает на Ниро Вульфа, не может позволить себе такой сентиментальности. Я должен быть доволен, если он согласится поговорить с Хетти Эннис. Второе существо женского пола под его крышей – было больше, чем он мог перенести.

Ровно в одиннадцать прожужжал спускающийся лифт и на сцене появился Вульф. Он поздоровался, направился к своему письменному столу, устроился в кресле и начал просматривать почту.