— Чека нет?

— Я уже отнес его в банк, сэр. А кроме того я совершил свой любимый грех.

— Любимый грех?

— Да, моя слабость к женщинам. Одна незнакомая дама хотела поговорить с вами, и я ее просил зайти минут пятнадцать двенадцатого. Вызывает беспокойство то, что она не моего типа. Это можно рассматривать как ухудшение моего вкуса. Надеюсь, что больше этого не случится.

— Ты преувеличиваешь.

— Нет, сэр. Подождите, пока не увидите ее.

— У меня нет намерения принимать ее.

— Тогда я погиб. Ее чарам невозможно противиться. Никто больше не верит в ведьм, и я тоже, но мой скепсис поколеблен. Что касается причины ее визита, то она не составляет никакой проблемы. Она что-то нашла и рассчитывает на вознаграждение. Что это и где она это нашла, я не знаю. В полицию она идти не хочет, потому что ненавидит всех полицейских. Вы справитесь с ней за две минуты, а что будет со мной?

Он схватил верхнее письмо от какого-то любителя орхидей из Венесуэлы и начал читать его. Я принялся затачивать карандаши, которые уже были и так достаточно заточены. Он терпеть не мог этого звука. Я занимался уже четвертым карандашом, когда он прервал меня:

— Прекрати это. Ведьма?

— Не иначе.

— Хорошо, даю ей две минуты и ни секунды больше.

Постороннему просто невозможно было по достоинству оценить мой успех, нужно знать, какая у Вульфа аллергия на чужих, особенно на женщин, и как он ненавидит всякую работу, особенно, когда только что получен большой гонорар. Я был доволен собой и радовался при мысли, какое у него будет лицо, когда я введу к нему в кабинет Хетти Эннис. Вульф отложил письмо и углубился в проспект автоматического увлажнителя

Одиннадцать часов семнадцать минут, но никакого звонка. В двадцать минут двенадцатого Вульф поднял голову и сказал, что хотел бы продиктовать мне несколько писем, но не хотел бы, чтобы ему мешали. Через пять минут он поднялся и пошел на кухню, вероятно, попробовать суп. В половине двенадцатого я отправился в переднюю и вытащил из-под кресла сверток. Если она не может прийти вовремя, пусть идет к чертям. Я суну ей пакет в дверях, и баста! Когда я выпрямился со свертком в руках, в дверь позвонили.

Это была Хетти Эннис. На том месте, где раньше пуговица отсутствовала, появилась новая, но ее лицо стало еще грязнее. Правая щека от виска до подбородка была ободрана. Но ее чары действовали даже сквозь закрытую дверь. Я решил выслушать ее извинения за опоздание, если таковые у нее имелись, но едва я открыл дверь, как она упала. Я успел сделать шаг вперед, подхватил ее, обнял правой рукой, бросил сверток обратно в прихожую, поднял ее и ногой захлопнул дверь.

Когда я направился со своей ношей в переднюю, сзади раздался голос Вульфа.

— Что это у вас, черт возьми!

— Женщина, — ответил я и пошел дальше. Я бы оценил ее вес в фунтов сто пятьдесят, но теперь, без сознания, она показалась мне много тяжелее. Я положил ее на кушетку и посмотрел на нее вблизи. Дыхание было поверхностным, но не хриплым. Я приподнял ее и подложил под нее две подушки. Когда я щупал ее пульс, Вульф сказал за моей спиной:

— Вызовите доктора Уолмера.

Я обернулся. Он разговаривал с Фрицем, появившимся в дверях.

— Подождите. Я думаю, это только обморок.

— Глупости! — пробурчал Вульф — Женщины не падают в обморок.

Этот диагноз не был новым, но основывался не на медицинских фактах, а на его личном убеждении, что женщины лишь притворяются, когда падают в обморок. Единственным извинением он считал удар по голове. Я не обратил внимания на его замечание и проверил пульс пациентки. Он был хотя и слабый, но опасений не вызывал. Я попросил Фрица открыть окно, а сам принес нюхательную соль. Фриц накрыл ей ноги, а я поднес флакон к ее лицу, когда она открыла глаза. Моргнув пару раз, она подняла голову, а я положил руку ей на лоб.

— Я вас знаю, — пробормотала она едва слышно. — Значит, я все-таки добралась.

— Брэнди? — спросил Фриц.

— Я не люблю брэнди, — сказала она.

— Чай?

— Я не люблю чай. Где моя сумка?

— Принесите ей кофе, — сказал я. — Что-нибудь же она должна любить.

Фриц исчез. Вульф убрался от греха подальше еще раньше. Я протянул ей флакон, приказал нюхать и пошел в прихожую. Пакет лежал под вешалкой, а ее сумка у двери. Как она сюда попала, я понятия не имел, вероятно, она выпустила ее из рук в последний момент, когда уже падала. Войдя в комнату, я едва успел подхватить ее, чтобы она не упала с кушетки. По всей видимости, она пыталась вытащить из-под себя подушки.

— Подушки существуют, чтобы их класть под голову, а вы, вероятно, не знаете этого. Дайте мою сумку.

Она повернулась на бок и, опершись на локоть, открыла ее. Бросив в нее взгляд, она хотела закрыть ее, но я сказал.

— Вот суньте туда и это. — И протянул ей сверток.

— Вы его открывали?

— Нет.

— Я знаю, что вы этого не сделали. Мне еще нехорошо. Раз вы такой великий детектив, то, может быть, скажете, что ему пришло в голову наехать на меня? Если бы он хотел убить меня, то вышел бы и забрал мою сумку, так?

— Возможно. Если он сделал это из-за сумки.

— Конечно, из-за сумки. Он думал, что сверток там. В общем, все это ваша вина. Я уже месяц собиралась пришить эту проклятую пуговицу, а когда вы сказали, что заплатите портному, это было уже слишком. Поэтому я пошла домой и пришила ее.

Она умолкла, а я положил пакет в карман пиджака.

— Где вы живете?

— Сорок седьмая улица. На обратном пути сюда я хотела поехать на автобусе, и когда шла по Сорок седьмой улице, сзади появилась машина, выехала на тротуар и задела меня. — Она потрогала правый бок. — Удар не очень сильный, но я упала и ударилась об стену дома. Это Вульф?

Вульф стоял у двери кабинета и мрачно смотрел на нее. Я подтвердил и представил ее:

— Мисс Хетти Эннис. Она как раз объясняла мне, почему опоздала. Она вернулась домой на Сорок седьмую улицу, а когда была на пути к нам, на нее наехала машина. И чем кончилось дело, мисс Эннис? Парень поехал дальше?

— Наверное, потому что когда я поднялась, машина исчезла. Какие-то мужчина и женщина помогли мне подняться, но так как я ничего не сломала, то смогла идти дальше. Правда, у самого дома я уже боялась, что не дойду. Откуда вы узнали, что я здесь?

— Вы позвонили, и я подоспел как раз вовремя.

Вульф подошел поближе.

— Сударыня, я обещал мистеру Гудвину выслушать вас в течение двух минут.

Она подняла голову, и я подсунул под нее подушку.

— Очень мило с вашей стороны. Что за день! Малыш носит меня на руках, Фальстаф дарит мне две минуты, а вот идет еще один и несет мне кофе!

Кофе разрядил обстановку. Каждый, кто что-нибудь ел или пил под нашей крышей, был в глазах Вульфа гостем, а гостей мы не должны были — в разумных границах — огорчать. Он не мог выпроводить ее, раз я поставил к кушетке столик, а Фриц налил кофе. После того, как она сделала первый глоток, он взял слово.

— Мистер Гудвин сказал мне, что вы ожидаете вознаграждения. За что?

Она села и стянула свои шерстяные перчатки. Потом сделала еще глоток.

— Хороший кофе, — одобрительно сказала она. — Сначала я хочу рассказать вам, где я нашла эту вещь. Дом на Сорок седьмой улице принадлежит мне. Я там родилась. — Еще глоток. — Вы знаете, что у всех актеров не хватает винтиков в голове?

— Они не одиноки, — буркнул Вульф.

— Наверное, но у них особый вид сумасшествия. У моего отца был театр, а наш дом в восьми минутах ходьбы от Таймс-сквер. Мне нужна только кухня и комната, поэтому я разрешаю им жить у меня — я имею в виду актеров. Сейчас у меня пятеро жильцов. Трое мужчин и две девушки. Они пользуются кухней и должны сами убирать свои комнаты. Некоторые это даже делают. Меня это не волнует. Мой…

— Переходите к делу, пожалуйста.

— Сейчас, Фальстаф. — Она отхлебнула из чашки — Хороший кофе! Внизу находится салон. С тех пор как умерла моя мать, им больше не пользовались, но раз в неделю для порядка я хожу туда. И когда я вчера днем вошла туда, из-под рояля выскочила мышь и побежала под книжный шкаф. Тогда я принесла зонтик и пошарила им, но она не появилась. Мне пришлось снять книги, но мышь исчезла. Вместо нее я нашла пакет, который до этого никогда не видела. Я открыла его и оставила у себя. Теперь он у Малыша. Мы можем поделить вознаграждение на троих.