С площади мы повернули на гладкую асфальтированную дорогу, и «лянча» понеслась, совершенно бесшумно. Стрелка спидометра скользнула к восьмидесяти, девяноста, перевалила за сто. И только тогда я с запозданием сообразил, что он отмеряет километры, а не мили. Все равно это была классная машина.

Вскоре домов стало больше. Дорога перешла в улицу, а затем в проспект. Мы повернули направо, где движение сделалось интенсивнее, совершили еще два поворота и остановились у тротуара напротив сооружения, напоминающего железнодорожную станцию. Вульф поговорил с водителем и обратился ко мне:

– Он просит четыре тысячи лир. Дай ему восемь долларов.

Я мысленно произвел подсчет, пока доставал бумажник, нашел его правильным и протянул деньги шоферу. Чаевые были явно приемлемыми, судя по тому, что водитель придержал Вульфу дверь и помог мне вынуть багаж. Затем он сел в машину и уехал.

Я хотел спросить у Вульфа, не станция ли это, но не смог. Он напряженно следил за чем-то и, определив направление его взгляда, я понял, что он наблюдает за «лянчей». Едва она завернула за угол и скрылась из виду, как он заговорил:

– Нам надо пройти пятьсот ярдов.

Я поднял вещи:

– Andiamo[11].

– Где, черт возьми, ты этого набрался?

– В опере, куда меня таскала Лили Роуэн. Хор не уходит со сцены, не спев этого слова.

Мы пошли рядом, но вскоре тротуар сузился, и я пропустил его вперед, а сам с вещами плелся сзади. Не знаю, может быть, он в молодости измерил шагами эту дорогу, которая состояла из трех прямых участков и трех поворотов, но если так, то, значит, память его подвела. Мы прошли больше полумили, и чем дальше, тем тяжелее становились вещи.

После третьего поворота на улицу, которая была ́уже всех предыдущих, мы увидели припаркованную машину и человека, стоявшего возле него. Когда мы подошли, он сурово уставился на Вульфа. Тот остановился прямо против него и позвал:

– Паоло.

– Нет. – Мужчина явно не верил своим глазам. – Боже, это правда. Садитесь.

Он открыл дверь автомобиля.

Его маленький двухдверный «фиат» мог бы служить прицепом к «лянче». И все же каким-то чудом мы втиснулись в него: я с вещами уместился сзади, а Вульф с Телезио заняли передние сиденья.

Пока машина ехала по узкой улице, Телезио то и дело поворачивал голову к Вульфу, и я мог как следует рассмотреть его. В Нью-Йорке полно таких, как он: с жесткими густыми волосами, большей частью седыми, смуглой грубой кожей, быстрыми черными глазами и большим ртом, словно всегда готовым к улыбке.

Он выстреливал в Вульфа вопросами, но тот не спешил отвечать, за что я не мог упрекнуть своего босса. Мне хотелось удостовериться, что Телезио можно верить как брату. Между тем меньше чем через милю стало ясно, что ему нельзя доверять как водителю.

Судя по всему, он был твердо убежден, что все возникающие на его пути препятствия, одушевленные и нет, должны исчезнуть, прежде чем он до них доберется. А когда одно из них все же не успело вовремя увернуться и Телезио почти столкнулся с ним, это его как будто даже развеселило.

Когда мы наконец достигли цели, я вылез из машины и обошел ее, чтобы взглянуть на крылья. Ни царапины, ни вмятины. Таких водителей один на миллион, подумал я, и слава богу.

Пункт назначения представлял собой маленький двухэтажный оштукатуренный дом, позади которого находился двор, огороженный с трех сторон забором, с цветником и маленьким бассейном.

– Дом не мой, – сказал Телезио. – Моего друга, который уехал. У меня дом в старом городе, где вы были бы слишком заметны.

На самом деле эту фразу мне перевели спустя два часа, но я стараюсь передавать события в том порядке, в котором они происходили. Только это позволит вам получить о них четкое представление.

Телезио настоял на том, чтобы самому внести вещи, хотя ему и пришлось их поставить, когда он открывал дверь ключом. В небольшом квадратном холле он взял наши пальто и шляпы, повесил их и провел нас в большую комнату. Здесь все было выдержано в розовых тонах, и одного взгляда на мебель и другие предметы хватало, чтобы понять, какого пола его друг. По крайней мере, мне так показалось.

Вульф оглянулся в поисках подходящего кресла, не нашел его и сел на кушетку. Телезио исчез и вернулся с подносом, на котором красовались бутылка вина, стаканы и вазочка с миндалем. Он наполнил стаканы до краев и провозгласил тост.

– За Иво и Гарибальди! – воскликнул он.

Они с Вульфом отпили половину, и я последовал их примеру. Вульф снова поднял свой стакан:

– В ответ можно сказать только одно: за Гарибальди и Иво!

Мы осушили стаканы. Я нашел себе удобный стул. Около часа они говорили, пили вино и грызли миндаль. Передавая мне позже их разговор, Вульф сказал, что первый час они предавались воспоминаниям, не относящимся к делу, о чем свидетельствовал сам тон их беседы. Потребовалась вторая бутылка вина и вторая вазочка с миндалем. К делу они вернулись после того, как Телезио поднял стакан и произнес:

– За твою маленькую дочь Карлу! За женщину столь же смелую, сколь и прекрасную!

Они выпили. Вульф поставил стакан и заговорил совсем другим тоном:

– Расскажи мне о ней. Ты видел ее убитой?

Телезио покачал головой:

– Нет, я видел ее живой. Однажды она явилась ко мне и попросила помочь ей переправиться на тот берег. Я знал о ней от Марко. И конечно, она знала все обо мне. Я пытался объяснить ей, что это не женское дело, но она ничего не хотела слушать. Сказала, раз Марко погиб, она должна увидеть людей с того берега и решить, чт́о делать дальше. Я привел к ней Гвидо, и она ему очень много заплатила, чтобы он перевез ее на тот берег. В тот же день она уехала. Я старался…

– Ты знаешь, как она добиралась сюда из Нью-Йорка?

– Да. Она сказала мне, что нанялась стюардессой на пароход до Неаполя. Это не так уж сложно, когда имеешь связи. А из Неаполя доехала сюда на машине. Я пытался позвонить тебе до ее отъезда, но возникли трудности. Когда я дозвонился, она уже уехала с Гвидо. Вот и все, что я могу тебе сказать. Гвидо вернулся через четыре дня. Он пришел ко мне рано утром вместе с одним из тех – Йосипом Пашичем. Ты знаешь его?

– Нет.

– Действительно, он слишком молод, чтобы ты его помнил. Пашич передал сообщение от Данило Вукчича, племянника Марко. В сообщении говорилось, что я должен тебе позвонить и сказать: «Человек, которого вы ищете, находится в окрестностях горы». Я знал, что тебя будут интересовать подробности, и постарался их выспросить. Но Йосип ничего мне больше не сказал. Он знает меня не так хорошо, как другие, те, кто постарше. Поэтому больше я ничего не смог выяснить. Естественно, я подумал, что там находится человек, убивший Марко. А ты?

– Тоже.

– Тогда почему ты не приехал?

– Хотел получить что-нибудь подоходчивее криптограммы.

– Я тебя помню другим, ты постарел, да и я тоже. Ты стал слишком толстым. Тебе нужно больше двигаться. Впрочем, я не удивлен. Марко рассказывал мне о тебе и даже привез фотографию. Во всяком случае, сейчас ты здесь, а твоя дочь умерла. Я не понимаю, как тебе удалось так скоро сюда добраться. Я позвонил тебе в пятницу, прошло всего сорок восемь часов. Йосип приплывал снова, но на этот раз без Гвидо, на другом судне и с другим посланием от Данило. Я должен был сообщить тебе, что твоя дочь умерла насильственной смертью в окрестностях горы. И опять это было все, что он сказал. Если бы я знал, что ты приедешь, постарался бы задержать его, но сейчас он уже уехал отсюда. В любом случае ты, наверное, захочешь сам увидеть Данило. Мы пошлем за ним Гвидо. Данило доверяет только Гвидо. Он может быть здесь, скорее всего, во вторник ночью. Тогда рано утром в среду вы сможете увидеться с ним здесь. Марко тоже пользовался этим домом. Я думаю, что на самом деле он заплатил за это вино и не хотел бы, чтобы мы его экономили. Бутылка пуста, это не дело.

Он вышел из комнаты и вскоре вернулся с другой, уже откупоренной. Наполнив стакан Вульфа, он повернулся ко мне. Я бы предпочел пропустить, но выражение, которое приняло его лицо, когда я отказался в первый раз, не оставляло сомнений: человек, который воздерживается от вина, не вызывает у него доверия. Поэтому я взял стакан с вином и горсть миндаля.