Он подумал о другом герое и весело заморгал, усмехнувшись уголками рта. После одной битвы адъютант того героя сказал своему начальнику: "Отныне вы стали великим героем". "Но если бы я проиграл эту битву, я стал бы величайшим мерзавцем в истории человечества", – ответил тот. Как же звали того героя? А Бог его знает. Кажется, какой-то пруссак. В истории было столько героев – всех и не упомнишь.

Вечный Император внутренне встряхнулся и зашагал в сторону своего гравитолета. Несколько лет назад он бы завалился спать на несколько суток, а потом переоделся бы Рашидом, чтобы улизнуть из дворца и пропустить стаканчик-другой в "Ковенанторе" и переспать с Яниз. Но ни "Ковенантора", ни Яниз больше не существует. Из-за предательства. И любимое место отдыха, и любимая женщина погибли. По его вине. И он как-то с этим смирился. И как-то забыл.

Мастер раздваиваться. Мастер скрывать свои подлинные мысли. Ба! Разве не в этом твоя беда, инженер Рашид? Ты дьявольски усложняешь каждую мелочь. Будь проще, глупее – и, может быть, миллионам твоих подданных будет легче дышать. И было бы меньше трупов. И меньше тех, кто превозносит его на коленях. А это, пожалуй, хуже смерти.

Идя к своей машине, Вечный Император чувствовал груз каждого дня из своей жизни, которая длилась вот уже три тысячи лет. А потом заметил улыбающееся лицо Сулламоры и даже тихо застонал. Затем чуть было не застонал уже громко, когда Сулламора схватил его руку и стал ее пожимать.

– Добро пожаловать домой, Ваше Величество, – елейным голосом пропел Сулламора. – Мы гордимся вами!

"Еще бы вам мной не гордиться, – отметила про себя рашидовская часть сознания. – Вы спите и видите, как бы своими интригами втравить меня в новую войну с кем-нибудь, чтобы наживаться на военных поставках". Но вечно-императорская часть его сознания повелела губам сперва улыбнуться, а затем сложиться в вежливые слова благодарности.

– У меня маленькая просьба, – продолжал Сулламора. – Знаю, как вы торопитесь домой, но...

Император поднял брови. Он был готов взорваться гневом. Однако он так устал, что язык не ворочался. И вяло махнул рукой Сулламоре: продолжайте.

– Это касается персонала космопорта, – затараторил Сулламора. – Они ждали вас несколько часов, чтобы увидеть...

Император посмотрел туда, куда показывал промышленник, и увидел небольшую группу портовых служащих, которые сгрудились у главных ворот.

О нет! Опять улыбаться и жать руки! О-о-ох!..

– Нет, не могу, Танз, – сказал Император. – Пусть с ними пообщается Махони. Он задерживается на "Нормандии". Выйдет через минуту-другую.

Властитель уже занес ногу на приступку гравитолета, но Сулламора настаивал:

– Это будет совсем не то, Ваше Величество. Они хотят именно вас видеть. Я понимаю, эти люди не настоящиевоины и так далее. Однако и они старались во время войны. Поэтому я бы очень вас просил...

Вечный Император сдался и двинулся к воротам. Он хотел побыстрее покончить с этим, а потому зашагал быстро, и его гуркам пришлось поспешать на своих коротких ногах.

По мере того, как он приближался, небольшая толпа разразилась криками ликования. А Император, как профессионал, который не привык разочаровывать публику, нацепил ослепительную улыбку и стал пожимать руки. Он у каждого спрашивал имя, пожимая руку, ласково брал человека другой рукой за локоть. Это двойное рукопожатие казалось наиболее теплым. К тому же можно левой рукой незаметно контролировать силу, с которой человек трясет твою руку.

Пройдя примерно треть шеренги служащих космопорта, властитель подошел к очень бледному молодому человеку с чрезмерным блеском в глазах. Император спросил его имя и наградил стандартным двойным рукопожатием. Он не расслышал невнятно произнесенное имя, поэтому не мог повторить его, а просто добросердечно улыбался юноше.

Потом потянул свою руку.

Молодой человек ее не отпускал.

Вечный Император не успел и на одну десятую долю секунды удивиться, потому что сразу увидел, как левой рукой молодой человек вынимает пистолет. Император резко качнулся назад, но пистолет уже громыхнул – четыре раза подряд, хотя Император ощутил только страшные удары в живот – и никакой боли...

Гурки повалили Чаппеля и вонзили в него десяток кинжалов. Убийца был мертв, но его палец в последней судороге давил на курок уже разряженного пистолета. Все произошло так быстро, что толпа не успела что-либо осознать и броситься врассыпную.

Сулламора стоял пригвожденный к месту тем, что он находится так близко к месту убийства, даром что убийство заказано им самим. Танз стал наклоняться на одно колено рядом с лежащим на земле Императором.

На форме Императора были небольшие пятнышки крови – там, где вошли пули. И в какое-то мгновение Сулламоре показалось, что властитель странным образом не пострадал.

Но в следующее мгновение сомнения рассеялись. Император был мертв.

И тогда оказалось, что Тайный Совет нарвался на джокера в императорской колоде.

Имплантированная в тело властителя бомба взорвалась. Сила взрыва была запланирована тысячи лет назад. Сулламора мгновенно погиб. И все гурки. И вся рыдающая толпа. И все в радиусе одной восьмой километра...

При всех взрывах происходят случайные странные вещи, и этот не был исключением. Неделей позже сотрудник патологоанатомической лаборатории нашел лицо Чаппеля. Да-да, только лицо. Причем без единого пятна или ссадины.

Лицо Чаппеля улыбалось.

Махони прижал большой палец к сенсору, который считывал отпечатки, и створка двери в личный кабинет Вечного Императора с легким шипением отошла в сторону.

Махони заколебался – входить ли? Вероятно, это последняя возможность. Этот сенсор пропускал и прежде всего нескольких человек – и в ближайшие час-два Махони будет оставаться тем, кому доступ сюда позволен.

Но затем память аппарата будет изменена, старый список людей с допуском заменят новым. И нет ни малейшей надежды на то, что его имя попадет в этот новый список. В этом Махони был столь же уверен, как и в том, что происходит что-то не то. Эта уверенность появилась у него уже тогда, когда он бросил горсть земли на гроб Вечного Императора и отступил, давая возможность другим также отдать погибшему последние почести.

Пять оставшихся в живых членов императорского Тайного Совета стояли чуть в стороне от небольшой группы высших сановников, допущенных на похороны. Рядом высились розовые кусты, спешно посаженные садовниками во исполнение последней воли Императора касательно его погребения.

Однако на каждом кусте был только один распустившийся цветок. И заметив эту особенность кустов, Махони вдруг осознал присутствие Совета Пяти.

Они стояли сплоченной группой, поодаль от остальных, как будто боялись смешаться с толпой. Они не говорили между собой, у них были замкнутые, суровые лица. Такое впечатление, как будто они ощущают чувство какой-то вины, подумалось Махони. Потом он отмел эти мысли, как свойственный ему наивный романтизм.

Однако этот визуальный образ запал ему в голову, и он вспомнил о тех пятерых, что держались особняком, когда узнал из вечерних новостей, что созвана экстренная сессия Парламента.

"Друг мой, что же в этом особенного? – тут же подумал он. – Ведь и в самом деле обстановка требует экстренного сбора... Момент, конечно, ответственный, но, Ян, старая ты ирландская задница, разве ты не понимаешь, в чем тут закавыка? Сессию Парламента созывает Тайный Совет!"

Даже не будучи юристом. Махони отлично понимал, что тем самым Совет превышал свои конституционные полномочия. Ладно. Но почему же ни один член Парламента не выступил с резким возражением? Да и почему весь Парламент не отказался собираться по чьей-то указке? А ларчик просто открывается, очень просто. Все в сговоре.

Император убит, и Махони знает, чьих рук это дело. Это отнюдь не тот дурачок, о котором без конца рассказывают в новостях, вновь и вновь анализируя обстоятельства покушения. Нет, это не Чаппель.