– И это не потому, что мисс Келлер в дневнике поставила тебе хорошую отметку, а просто так. – Лори накрыла ладошку Куртиса своей рукой, и Скотт увидел, как малыш подозрительно уставился на нее, предполагая, что последует за этой фразой. – Не стоит делать событие из того, что ты просто хорошо вел себя в классе. – Голос ее был строг и одновременно снисходителен. – Ты и сам это знаешь: так ты должен вести себя постоянно, просто потому, что это правильно.
Куртис, жуя, кивнул.
– Однажды тебе придется действовать по правилам, несмотря на то что рядом не будет дневника, где ставят хорошие отметки или пишут замечания, и никто не станет готовить поощрительный обед или показывать кино. И ни я, ни Скотт не будем постоянно стоять над тобой и подсказывать, как поступить. Ты делаешь, что должен, потому что так надо, правильно?
Мальчик закивал.
– Потому что всеми поступками повелевает…
Он указал на голову.
– Правильно, а что еще?
Он указал на сердце.
– Вот и умница! – Она потрепала его по руке. – Ты это усвоил, значит, у тебя все получится. Тебе не нужны ни я, ни Скотт, ни даже мисс Келлер. Все, что тебе нужно, – вот здесь и здесь, правильно? – Она указала на голову и сердце.
– Правильно.
Он наконец прожевал.
– Как, например, сегодня, я все делал правильно, – сказал он, посмотрев на них, прежде чем опустить взгляд в тарелку.
Скотт скосил глаза на жену, умоляя ее не раскрывать истинное положение дел.
– Да, и именно поэтому ты получил хорошую отметку, – Лори повернулась и с победным видом уставилась на мужа.
Скотт наклонился и, поцеловав ее, добавил:
– Твой характер становится более покладистым: к тому времени, как родится ребенок, станешь такой же мягкой, как и я. – Лори положила руку ему на колено, и он накрыл ее своей. – Давай, дорогая, мы с малышом помоем посуду, а ты тем временем будешь заниматься какими-нибудь своими делами.
Она ушла переодеваться для похода в книжный клуб, Скотт и Куртис принялись собирать со стола посуду. Куртис, балансируя тарелками, спросил:
– А что бы ты предпочел: чтобы я тебе помог, даже если я разобью посуду, или сделать все самому, и посуда останется целой? А я пока посижу за столом, очень аккуратно, ни к чему не прикасаясь, и расскажу тебе тем временем пару новых шуток.
– А что бы ты предпочел: отправиться в гараж и бродить из угла в угол, заплетенные большими и страшными пауками, или спуститься в подвал и взглянуть, не попалось ли что-нибудь крупное в мышеловки?
– Фуууууу… – Малыш картинно вздрогнул и продолжил помогать с тарелками.
Минут через пятнадцать, когда Скотт насыпал моющее средство в посудомоечную машину, он услышал, как спускается жена.
Он посмотрел на нее и тихо присвистнул. Длинные волнистые волосы Лори рассыпались по плечам. Цвет платья – корица, так она его называла, – подчеркивал их. Ее глаза сияли, лицо завораживало. Правильно подобранное платье преобразило жену. И, наверное, ее красила беременность. Лори действительно стала более покладистой, не только в ее отношениях с Куртисом, но и вообще. У нее даже разгладились жесткие складки у рта и висков, по которым раньше можно было определить разочарование, недовольство или обиду жены. Временами эти эмоции еще проскальзывали в звуке ее голоса, но больше не оставляли след на лице.
Скотт был рад, что она предпочла консервативным маленьким сережкам, которые всегда носила на работу, другие – крупные, в форме слезы, купленные год назад на ювелирной выставке. Эти сережки были длинные, даже драматичные. Ему казалось, что в них Лори выглядит необычно, модно и сексуально.
Женщина знала, как муж относится к серьгам, поэтому надевала их на каждое вечернее свидание и оставляла, даже когда они занимались любовью. Правда, в последнее время, когда она их надевала, все обычно заканчивалось поцелуем в щеку и они оба отворачивались к стенке. Но сейчас его сердце екнуло.
– Ух ты! – Скотт подошел к жене и убрал прядь волос, упавшую ей на лицо. – А в этот ваш книжный клуб мужчин пускают? Просто так, посидеть, посмотреть.
Лори засмеялась и повернулась с Куртису, который стоял у мойки и драил кастрюлю, в которой готовилась лазанья.
– Пять страниц сегодня, хорошо?
Куртис поднял голову и кивнул безо всякого энтузиазма.
– И математика. А потом душ!
Куртис открыл было рот в рвущемся протесте…
– Да, я все знаю, это жутко несправедливо!
Лори подошла, обняла малыша и поцеловала его, быстро скользнула губами по щеке мужа и пошла к выходу.
– Увидимся позже, мои два дорогих мужчины! И одному из вас лучше спать к тому времени, как я вернусь!
– Раз мы оба дорогие – выберешь сама, кого разбудить! – ответил Скотт.
Он услышал смех жены, прежде чем за ней захлопнулась дверь.
Скотт и Куртис расположились в гостиной, и каждый занялся своим делом: Куртис практически потерялся на диване среди кучи подушек и принялся отсчитывать, сколько страниц нужно прочесть. Скотт, устроившись у стола возле окна и вооружившись красной ручкой, взялся проверять работы восьмиклассников.
На улице за окном сох шкаф. Высокий, до потолка, покрытый теплой светло-бежевой краской. О таком давно мечтала Лори. Она хотела набить его книгами и фотографиями в рамках.
Один из двух каминов находился в гостиной. После ужина Скотт разжег его. Огонь лениво потрескивал, дрова почти прогорели, и мужчина подложил еще.
Отблески огня играли на выкрашенной глубоким темно-зеленым цветом стене напротив, и она казалась шероховатой, словно была оббита вельветом.
На стене, в огромной раме из темного дерева, висела любимая фотография Скотта – он и Лори во время медового месяца у Ниагарского водопада, промокшие от брызг. Скотт сам сделал фото, поэтому на нем были только их лица, прижатые друг к другу. Они тогда промокли насквозь и продрогли, но на фото широко улыбались, будто только что выиграли миллион.
Примерно половина фотографий в комнате была такого же плана: супруги, щека к щеке, и один из них с фотоаппаратом в вытянутой руке. Или они в обнимку – кто-то поймал их в видоискатель, и видно, как крепко они прижались друг к другу. Напоминания в рамках о счастливых днях.
Были и снимки последних лет: Лори и Скотт у двери ванной в октябре прошлого года, рты до ушей – они счастливы и до конца не могут поверить, что Лори беременна.
Скотт и Куртис на дороге, ведущей к дому: Куртис одной рукой прижимает к груди баскетбольный мяч, другая рука вытянута, указательный палец поднят – он сам выбрал себя первым номером в их маленькой, состоящей из двух человек баскетбольной лиге. Скотт возле него на корточках, в волосах блестят капли пота, глаза скептически скошены на символ первенства, а левая рука замерла возле мяча, чтобы сразу отобрать его и продолжить игру, как только кадр будет снят.
Скотт, Пит и Куртис на крыльце дома в прошлом ноябре: у каждого в руке по билету на футбол, все одеты в желтый и голубой – цвета команды университета Мичигана, альма-матер Скотта и Лори, в общежитии которого они встретились второкурсниками практически пятнадцать лет назад. В нижнем правом углу – старший брат Куртиса, Брэй, баскетболист и бывший ученик Скотта.
Теперь и Брэй учится на втором курсе в том же университете и получает баскетбольную стипендию.
Жизнь юноши была исполнена надежд, пока мать мальчиков ЛаДания в апреле прошлого года не схлопотала срок в тюрьму на год. Скотт ухватился за шанс воспитывать Куртиса, чтобы Брэй не рисковал своим будущим, пропуская год в университете. На фото Брэй стоял позади крыльца на траве. Несмотря на то что он находился ниже всех, его голова на добрый метр возвышалась над головой младшего брата.
Лори и Куртис возле плиты в кухне. В тот самый день, первый, который Куртис провел с ними. На фото мальчик стоял, зажав в руке кусок печенья, будто приз. Потом ребенок признался, что это было первое в его жизни печенье, которое приготовили дома, а не купили и вытянули из пачки. Скотт и Лори спросили, намеревается ли он его съесть, и не прошло и двух секунд, как печенье исчезло. В то мгновение, когда Куртис услышал щелчок фотоаппарата, он засунул печенье в рот. Супруги даже сомневались, прожевал ли он его, перед тем как проглотить.
