Одеваясь, Лакс щебетала под нос песенку, которую на ходу сочиняла обо всем, что делала. Том и Мара называли это «музыка поколения спрайт».

Девочка отошла от стула, сделала пируэт, подняв руки над головой, и замерла в той красивой позе, которую приметила у старших из балетной школы. Выполнив па, она торжествующе посмотрела на маму. Мара заставила свои губы растянуться в улыбке. Не доверяя голосу, который мог предательски дрогнуть, она на пальцах показала количество оставшихся до автобуса минут.

Однажды ночью, четыре года назад, когда Маре уже поставили диагноз, она лежала в кровати и вглядывалась в темноту. Том пытался заснуть, совершенно уничтоженный известием. И еще до того, как первые робкие сероватые проблески рассвета принялись разгонять чернильную темноту, Мара пообещала себе, что сама выберет дату и не отступит, не даст себе ни секунды на оправдания.

До тех пор, пока не подойдет дата смерти, она будет жить максимально полной жизнью и, насколько сможет, будет все контролировать. Она возьмет верх над болезнью, а потом просто пошлет все к черту, проглотит свой коктейль и покинет этот мир на тех же условиях, на которых и жила – по собственному хотению. И она не доставит проклятой судьбе удовольствия отнять у Мары право выбирать.

Определить дату было просто – день рождения, 10 апреля. Она знала, что Том и родители впоследствии каждый год будут так или иначе оплакивать ее именно в этот день, и поэтому не хотела добавлять в их календарь дополнительную скорбную дату. Но какое именно десятое апреля? Какой год? Первый? Нет. Первый год после известия о диагнозе она решила оставить себе. По крайней мере, один хороший год, пока болезнь не перешла в следующую стадию. Второй год – тоже слишком рано, а на пятый может оказаться слишком поздно.

Когда рассветные лучи техасского солнца проникли сквозь занавески, окрашивая серый потолок спальни в его естественный белый цвет, Мара составила план: она выберет симптом, который ясно укажет на близкий конец, этакое предупреждение, что болезнь от начальной стадии неуклонно движется к финальной. Когда же этот симптом обнаружится, она даст себе время до следующего десятого апреля и покончит с жизнью.

Ожидая в кухне Лакс, Мара вдруг почувствовала неожиданный приступ тошноты, он накрыл ее, как ураган, и она схватилась рукой за кухонный стол в надежде, что все пройдет до того, как появится дочь. Мара крепко зажмурилась, воспоминания вчерашнего дня всплыли вновь, а тошнота лишь делала их еще явственнее. Картины произошедшего навязчиво мелькали под опущенными ресницами.

Она была в отделе круп бакалейного магазина, в нескольких метрах стоял маленький мальчик, ухватив пухленькой ручкой мамину ногу, пока та рылась, выискивая что-то на полке. Мальчик застенчиво улыбнулся Маре, и та улыбнулась в ответ.

Он поднял руку, и Мара помахала в ответ, как вдруг она резко почувствовала непреодолимое желание отправиться в туалет. Она оглянулась, пытаясь понять, где же дамская комната, и недоумевала, почему организм так нетерпелив, но, даже не додумав ответ, поняла, что слишком поздно. Медленно опустила голову и посмотрела на свои обтягивающие светло-серые лосины, в которых она занималась йогой, – на внутренней стороне правой ноги расплывалось большое темное пятно.

– О господи, – прошептала она в ужасе. – О господи!

Она попыталась прикрыть рукой самую большую часть пятна, но было поздно: малыш все увидел, и глаза его округлились от удивления. Мара улыбнулась ему еще раз, стараясь показать, что ничего плохого не произошло и не нужно расстраиваться, тем более что-то говорить своей маме. Рот ее не слушался, поэтому она приложила палец к губам, призывая малыша к молчанию, но тут, наконец, мама малыша оторвалась от своего занятия, и он потянул ее за руку, а другой рукой указал на Мару:

– Мамочка, та леди не успела вовремя на горшочек!

Лицо Мары вспыхнуло от смущения, она потянулась за пиджаком, который она, спасаясь от мощных кондиционеров в магазинах, всегда брала с собой, когда отправлялась за покупками, но пиджака не оказалось на месте. Она забыла его в машине. Мара стала лихорадочно искать, чем бы прикрыться. Взгляд опять наткнулся на мальчика, она попыталась улыбнуться, но дрожащие губы совсем не слушались.

Мама мальчика с невозмутимым видом, явно сдерживая эмоции, потянулась к пачке бумажных полотенец в своей корзине, распечатала ее и направилась к Маре, потянув за собой сына.

– Не пялься! – сказала она ребенку.

Но глаза малыша были прикованы к Маре и ее мокрым лосинам. Приблизившись, мальчик зажал нос пальчиками:

– Фууу…

Мама тут же свистящим шепотом одернула сына:

– Брайян!

Дойдя до Мары, женщина протянула бумажные полотенца.

– Может, нужно промокнуть?

Тон незнакомки был нейтрален, но на пунцовом от едва сдерживаемого смеха лице еле заметно подрагивали ноздри.

– Я могу принести одеяло из машины, – продолжила она, – но пока я схожу туда-обратно с ребенком…

– Спасибо, – прошептала Мара, приняв полотенца, – такого раньше со мной никогда не случалось. Она стала тереть лосины, а Брайян все тянул маму за руку.

Она подняла свои полные стыда глаза от мокрых лосин и встретилась со взглядом женщины, исполненным сочувствия. Мара прошептала:

– Не говорите ничего, пожалуйста, я не хочу расстраивать вашего сына.

– Да все в порядке, – ответила та и протянула Маре еще полотенец.

Мара искала, куда бы девать уже использованные, и, наконец, засунула их себе в сумку, заслужив тем самым новый осуждающий взгляд мальчика, который возобновил попытки увести маму и опять стал теребить ее руку. Мама притянула извивающегося ребенка поближе к себе, погладила его по голове и, нагнувшись, прошептала ему на ухо:

– Этой милой леди нужна помощь, и мы поможем ей!

– Но…

– Хватит! Больше ни слова!

Мара перестала тереть лосины, подняла голову и уже было открыла рот, чтобы сказать, что она просто выпила слишком много кофе. Естественно, не упоминая то количество воды, которое было необходимо для проталкивания всех таблеток, и в придачу протеиновый коктейль, который Том заставлял пить ее каждое утро, чтобы жена не теряла вес. И, кроме того, у нее был такой длинный список дел на сегодня, она опаздывала, и приходилось буквально бежать, поэтому она не успела сходить в туалет в течение прошедших часов.

Но Мара так ничего и не сказала, не желая обременять кого-либо своей историей. Наклонив голову, она стала еще неистовее тереть пятно, но толку было мало.

– Не очень-то помогает, – пробормотала она, чувствуя, как острая боль унижения застряла в голове и вылилась в эту хныкающую фразу. Мара уставилась на смятые в кулаке полотенца. Нужен будет очень тщательный душ и много мыла, чтобы смыть эту вонь.

Мара вновь глянула на мальчика, отвращение сквозило в изгибе его губ. Она мысленно поблагодарила Бога за то, что была в магазине сама и только незнакомцы стали свидетелями ее позора. А что, если бы Лакс была с ней? Или Том? При этой мысли кровь отлила от щек, Мара содрогнулась и оперлась о тележку, чтобы успокоиться.

– Мне очень жаль, что все так случилось, – сказала она, переводя взгляд с мамы на сына.

– Что с ней? – прошептал Брайян. Его мама и Мара встретились взглядами и без слов договорились, что вопрос ребенка останется без ответа.

– У вас очаровательный сын. – Мара не хотела, чтобы женщина расстраивалась из-за реакции ребенка. Кто может его винить? – К сожалению, мне придется оставить тележку здесь и бежать к машине.

– Я могу разложить по полкам все ваши покупки, – предложила женщина, поглядывая на лосины Мары. – Думаю, так будет лучше.