— Пистолет у вас откуда? — подал голос незнакомец в штатском.

Ах, да, еще и оружие... В суматохе последних часов оно напрочь вылетело из головы. Так что, спасибо, напомнили. Нет, юлить и отпираться, в моем положении было совершенно бессмысленно. Я решил идти единственным путем из оставшихся в запасе — выложить им все начистоту, и, будь что будет.

— Так откуда все-таки вы взяли пистолет, Журавлев? — напомнил о своем присутствии незнакомец в штатском, отодвигая блокнот, куда пока не удосужился записать ни слова. Я подумал, и не запишет, с чего бы? Принцип — рука руку моет — действует в Калиновке так же четко, как по всей стране. Вывод напрашивался один — ни я, ни Ольга живыми из участка не выйдем.

— Я забрал пистолет у вашего капитана, после того, как переехал его грузовиком. Он застрелил из него Игоря.

Ну вот, я сделал чистосердечное признание, кажется, это называется именно так. Гром не грянул, стены милицейского кабинета не покачнулись. Прапорщик не съездил мне по почкам, незнакомец же принялся ожесточенно тереть лоб, словно надеялся вызвать этим какое-нибудь сногсшибательное озарение, чтобы оно подсказало ему приемлемый выход из щекотливой ситуации, кроме немедленного выезда за границу, где мы, все трое, были нужны примерно, как холодильники в Антарктиде.

— Значит, вы утверждаете, Журавлев, — начал человек в штатском, останавливаясь на каждом слове, будто собирался меня переубедить, — что сбили грузовиком капитана Репу? Когда и где это произошло?

— Сегодня, около восьми утра… в предгорьях…

Глаза незнакомца снова метнулись чуть правее и выше. Милиционеры (если, конечно, допрашивавший меня незнакомец служил в МВД) снова обменялись взглядами. Прапорщик, у меня за спиной, откашлялся, буркнул себе под нос: невероятно. Вряд ли я ослышался. Что ему представлялось невероятным, тут у меня был морской простор для интерпретаций. Невероятно, что их офицер оказался причастен к грязным делам, чтоб не сказать, по уши испачкался в грязи? Невероятно, что я его задавил, а не он меня, как случилось со всеми моими предшественниками-горемыками? Невероятно, что мне посчастливилось выжить, побывав в лапах капитана-вурдалака? Последнее, да, действительно представлялось странноватым, скажем так, но, я не собирался развлекать их рассказами о своих злоключениях в Подземелье Магов. Они все равно ни за что бы не поверили. Я, признаться, и сам толком не определился, верить ли самому себе…

— Откуда у вас взялся грузовик? — подал голос незнакомец в штатском.

Уж коли, я взялся говорить правду, мне надлежало придерживаться этой политики и в дальнейшем. Я так и поступил.

— Я угнал его у бандитов, — пояснил я. — Раньше на нем ездил Григорий Ханин. Они этим газоном утащили в горы нашу «Вектру» …

— Кто утащил? Ханин с Репой? — переспросил незнакомец.

— Ханин сидел за рулем. Репа позже на мотоцикле с коляской приехал. Еще здоровый такой с ними был, на кентавра чем-то похож.

— На кого?! — не выдержал из-за моей спины прапорщик.

Незнакомец сделал ему знак умолкнуть.

— И куда же они вашу «Вектру» утащили?

— На базу. У них в горах было что-то вроде хутора…

Я подумал, сейчас незнакомец прицепится к этому глаголу в прошедшем времени, но он, уже не таясь, в недоумении уставился на прапорщика. Спросил:

— Ну, что скажешь?

— Мистификация какая-то, — откликнулся прапорщик. — Съездить, проверить?

Незнакомец отрицательно покачал головой. Сделал прапорщику новый знак.

— Пускай сначала в письменном виде все изложит.

— Стой, не дергайся, — выдохнул мне в ухо прапорщик. Звякнул металл. Браслеты, сидевшие на запястьях, разомкнулись. Мои руки очутились на свободе. Настал мой черед удивляться, ведь я полагал обоих допрашивавших меня людей бандитами, а на кой бандитам снимать показания? Бандиты, обыкновенно, снимают вещи с загубленных ими людей, это да. Потирая онемевшие руки, я обернулся, отступив на шаг. Прапор кивком указал мне на стул, стоявший по правую сторону от стола.

— Садитесь, Сергей Николаевич, — продублировал приглашение незнакомец в штатском. Проследил за моим взглядом, упавшим за окно, где патриархальное утро оборачивалось таким же невозмутимым провинциальным днем, какой в самый раз провести где-нибудь на природе. И, словно прочитав мои мысли (второй этаж, не десятый), строго предупредил:

— Прыгать не советую, Журавлев. Побег не в ваших интересах, уверяю вас. Будет только хуже.

Куда уж хуже, — подумалось мне, когда я присаживался на стул. С другой стороны, не бегать же от правосудия всю жизнь, сколько бы мне ее не отмерили. Не за что, да и некуда. Я же не бандит, чтобы кантоваться из малины в малину, и не депутат, чтобы отсиживаться, в случае чего, за границей. Кивнув мне, мол, правильное решение, Журавлев, незнакомец пододвинул стопку писчей бумаги, положил сверху шариковую ручку, которую то и дело грыз.

— Пишите…

— Что писать-то? — спросил я в растерянности. Сколько раз за истекшие сутки представлял себе, как буду давать показания, и вот, когда случай представился, стушевался.

— Все, — незнакомец в штатском сделал широкий жест. — Куда ехали? Откуда? С кем? По какому маршруту? Где останавливались? С какой целью? Когда? Кто на вас напал? Сколько их было? Как выглядели? Дальше что приключилось? Почему вдруг решили, будто Афян потерпевшую собирается использовать, как донорский материал? Как женщина, спутница ваша, в больнице оказалась? Чем полнее изложите факты, тем лучше будет, для вас в первую очередь.

— А на чье имя писать? — осведомился я, вооружаясь покусанной им ручкой. Подумал, сейчас предложит, в качестве адресата, Генерального прокурора, на худой конец, министра внутренних дел.

— Пишите на имя заместителя прокурора Калиновского района автономной республики Крым.

— А как его зовут? — уточнил я, как только записал первую фразу под диктовку.

— Не его, а меня, — поправил незнакомец в штатском, сбрасывая инкогнито. — Меня зовут Станиславом Терещенко. Я советник юстиции и заместитель прокурора, — и, оценив мою отвалившуюся челюсть, добавил. — Пишите, Сергей Николаевич. Времени у нас совсем не так много, как может показаться.

Еще бы, — мелькнуло у меня, — раз теперь оно течет вспять…

***

Я не литератор. Сочинения — не мой конек, так что мне довелось попыхтеть, описывая случившееся с нами с тех пор, как я на набережной у корпусов «Морского бриза» в последний раз обнял жену и дочь. Звучит банально, но, кажется, прошла целая вечность с тех пор. Мне вовсе не хотелось переживать заново события позапрошлой ночи, но не было выбора. За час, понадобившийся мне, с меня сошло десять потов, я исписал десять страниц и столько же, если не больше, скомкал и отправил в корзину.

Пока я трудился, прапорщик, вместо того, чтобы караулить меня, несколько раз отлучался по каким-то делам, выполняя прокурорские поручения. Я подвел черту незадолго до его очередного возвращения. Изложил все, пропустив лишь сны, точнее то, что на сто процентов полагал снами. Шахту, куда нас с Пугиком столкнули на заре, оставил. Подумал, надо же мне указать, где им искать тело Пугика. Окончив, аккуратно пронумеровал страницы, как распорядился Терещенко, расписался на каждой. Со словами, вот, кажется, все, передвинул стопку обратно, на его половину стола. Прокурор вскинул руку — погоди, мол, как раз выслушивал доклад прапорщика, явившегося с какими-то документами под мышкой. Расстегнул папку, заглянул в бумаги, среди которых было три или четыре факса, кинул пытливый взгляд на меня, назвал по имени — отчеству.

— Сергей Николаевич?

— Я?

— Так как женщину, которая с вами в машине была, зовут?

— Пугачева Ольга Владимировна…

— А в девичестве, раз вы в школе вместе учились?..

— Колесникова Оля…

— Так… — протянул Терещенко, и я буквально почувствовал, как хочется ему снова погрызть шариковую ручку, да только она была у меня в руках. — Похоже, по части личности вы нас не обманули… — С этими словами заместитель прокурора Калиновского района взялся за нос. Вид у него стал, как у человека, избавившегося от одних сомнений, но лишь затем, чтобы его принялись глодать следующие и, таким образом, он сам не знает, радоваться ли ему.