— Так и не придя к единому знаменателю, я медленно побрел вниз по склону туда, где, на мой взгляд, должна была находиться автомобильная дорога. Овечка, отбившаяся от стада и пастухов. В цивилизацию, как, вероятно, выразился бы Пугик.
***
Пока я спускался в долину, вышагивая все бодрее по мере того, как сердце, набирая обороты, качало кровь, гоняя ее по бесчисленным руслам вен, артерий и капилляров, окончательно рассвело. Накануне утром мне было не до любования чудесными видами, открывавшимися со всех сторон, куда только ни кинь. Не то, чтобы мое положение кардинально переменилось, и настало подходящее время для обзорных экскурсий, конечно же, нет, но... Но, я был жив. Более того, имел кое-какие основания надеяться — с моими друзьями — тоже обошлось.
Привиделось, — как заклинание, твердил я. — Может, мы с Пугиком решились сделать привал, и капитально накатили?— За неимением иных объяснений выходило довольно-таки убедительно. В конце концов, всякое бывает, разве не так? Вот, тот же Игорь, помнится, после защиты институтского диплома, так нарезался, что каким-то образом уехал в пригород. Где и продрал глаза на следующий день, обнаружив себя в квартире совершенно незнакомой женщины, по доброте душевной подобравшей его прямо на улице, чтобы не замерз до утра. Дело было в марте, стояли трескучие морозы, зима боролась до последнего вздоха. Позже, когда мы, покатываясь со смеху, обсуждали это пикантное происшествие, Пугачев клялся и божился, будто и в толк не возьмет, какая сила выдворила его из города. Первую бутылку «Шампанского» мы откупорили еще в поточной аудитории, потом загружались пивом у метро «Политехнический институт», откуда отправились на Подол, к приятелю одного из одногруппников. Когда перешагивали порог квартиры, Пугик уже накачался в доску. Тем не менее, у него достало пороху, чтобы, в невменяемом состоянии отправиться на подвиги…
Тридцать километров для бешеной собаки не крюк, — вынужден был признать по итогам разбора полетов Пугик. Кажется, его уши горели огнем, словно спирали в калорифере.
Солнце, оранжево-красное поутру, словно желток настоящего крестьянского яйца, явило миру свою макушку. Густой, будто скисшее молоко туман, клубившийся в низине, куда я держал путь, исчез, выпал росой, заискрился миллионами капелек с каждой травинки. Степь ожила, потянулась навстречу новому дню, откликнулась радостным чириканьем птиц и стрекотом насекомых.
С добрым утром, — словно говорили они. Да что там, не говорили — пели, так жизнерадостно, что душа моя встрепенулась в унисон.
— Все будет хорошо, — повторял я, ощущая себя частичкой этого жизнеутверждающего, солнечного действа. Однако иллюзия длилась недолго. Свет разом померк. Звуки оборвались. Ноги сами принесли меня к месту трагедии, чтобы я удостоверился: не все тени исчезают в полдень. Я встал, как вкопанный.
Примятая вчерашним проливным дождем трава успела просохнуть. Земля впитала и воду, и кровь, пролившуюся тут накануне. Такая уж у земли особенность, иначе наш шар давно бы сделался из бело-голубого красно-черным. Грязь, расплесканная бортом и крышей «Вектры», когда наша машина перевернулась, напоминала посмертный гипсовый слепок — почва в Крыму соленая, после дождя этот минерал проступает на ее поверхности. Рядом виднелись отчетливые следы широких вездеходных протекторов и множество отпечатков подошв. Не требовалось обладать навыками Великого змея Чингачгука или его приятеля Зверобоя из проглоченных в детстве романов Фенимора Купера, чтоб прочесть их, как открытую книгу. Я опустился на корточки, коснулся ладонями земли. Она — все помнила в мельчайших подробностях. Здесь упал Игорь, а вот тут Ольга билась, пытаясь вырваться из лап подонков. Вот они, смятые и сломанные стебельки и наши жизни. Что-то тускло блеснуло среди травы. Потянувшись, подобрал несколько коротеньких стрелянных латунных гильз от пистолета Макарова. Из него капитан застрелил Игоря, раньше они хранили крупицы пороха, вытолкнувшие из куцего ствола пули, предназначавшиеся мне, и оборвавшие жизнь моего друга, который заслонил меня грудью.
Я переместился чуть правее от проселка. Нашел место, где пять или шесть мужиков, крепко упершись в землю (отпечатки ботинок были особенно глубокими), перевернули «Вектру» обратно, на колеса. Ее утащили все тем же «Газоном», это не вызывало сомнений. Ну, что же, Рыбак вернул оборвавшийся невод, добыча принадлежала ему по праву сильного, наверное, как-то так. Я сглотнул, у меня запершило горло. Защипало глаза. На секунду почудилось, мои друзья еще где-то здесь, рядом со мной, напуганные, но еще не утратившие надежды, что все образуется. Сложится по-другому, хорошо, не так, как сложилось.
Оставаться на месте трагедии стало невыносимо. Я повернул вспять. Медленно двинулся вверх по склону, внимательно глядя под ноги в расчете найти LG, оброненный Ольгой, но даром старался, его нигде не оказалось. Прошагав метров пятьдесят, остановился, обвел местность взглядом рассеянного человека, не помнящего толком, что позабыл, но надеющегося припомнить, как только это нечто попадется на глаза. И оно попалось, кто бы не сомневался, что так и будет. Словно какая-то невидимая и неведомая сила сначала повернула мою шею в нужном направлении, а затем еще и подкорректировала зрение. Навела резкость, если хотите, чтобы я разглядел, что ей требовалось. Парочку призрачно мерцавших огоньков в складке холмов, в километре, от силы, в полутора километрах к западу. Кажется, я уже видел эти огоньки, когда мы, с Ольгой и Игорем, напуганные, выбрались из машины. Проклятый «Газон» укатил, волоча оборванный трос, будто остатки рыболовецкого трала, оставив нас в одиночестве и смятении, наблюдать за своими удаляющимися габаритами. Тогда-то я и разглядел далекие огоньки, приняв за фонари, освещающие какую-то трансформаторную подстанцию или силосную башню, любой другой агрегат, не требующий постоянного присмотра. Из тех, где персонал появляется от случая к случаю. Сейчас же я так не думал. Откуда-то пришла уверенность, там, вдали, хутор. Крошечное поселение, прилепившееся к седловине между двумя отрогами, и очень удачно скрытое ими от любопытных глаз. Ну, и что с того, скажете вы? С чего я взял, будто Ольга там? Этого я вам не объясню, потому как не знаю, только неосознанное предчувствие мгновенно переросло в уверенность. Я был всего в получасе ходьбы от трассы, где мне предстояло решать дилемму: шлепать за помощью в Калиновку или ловить попутку и выбираться куда-то еще, в более цивилизованные места, как выражался Пугик. В обоих вариантах мне было не избежать объяснения с правоохранителями. Невероятная история, которую им предстояло от меня услышать, тот факт, что при мне не было никаких документов, чтобы, извините, удостоверили личность, сулили мне камеру и наручниками. А то и курс лечения тромадолом в комплекте со смирительной рубашкой. Опасался ли я этого? Ну, естественно, а как иначе? Кроме того, я отдавал себе отчет: любые проволочки (Бог знает, сколько часов или даже дней уйдет, прежде чем сумею доказать свою правоту), рисковали дорого обойтись Ольге. Влететь ей в копеечку, скажем так, при условии, конечно, что она была еще жива. Хочу сразу оговориться, хоть вы, должно быть, уже поняли это и без меня: я не похож на героев Чарльза Бронсона, Брюса Виллиса или Ван Дамма. Это они всегда знают, как и при помощи каких подручных средств намылить холки целой кодле отпетых уголовников, которым лишить человека жизни — что высморкаться. Раз плюнуть. Я системщик, моя специальность — поддержание работоспособности компьютерных сетей. Я не проходил службу в армейском спецназе, меня не учили метать саперные лопатки промеж глаз, или мастерить бомбы из приобретенных в строительном гиппермаркете химических реактивов. Для парней вроде меня, бороться с гангстерами — бессмысленно, более того, это суицид чистой воды. Человечество недаром изобрело принцип разделения труда. Противоборство готовым на все беспредельщиками — прерогатива милиции. Задача для профессионалов, пускай и таких, как наши, доморощенных, с удручающе низким IQ и пригоршнями семечек в карманах. Тем не менее, я поступил, как безумец. Сделал выбор, которого у меня не было. Свернул с проселка и решительно зашагал к хутору.
