Народ уже собирался рассаживаться по лимузинам. Вся эта толпа людей в мундирах и строгих костюмах повернула головы и с разинутыми ртами глазела на Грофилда, за которым гнались бегуны и мчался “крайслер”. В воздухе свистели пули.

Грофилд осадил лошадь, только когда поравнялся с первым лимузином, да так резко, что она даже попятилась назад. Лошадь не успела остановиться, а Грофилд уже спрыгнул на землю. Приземлился он неудачно, не успев вытащить левую руку из-за пазухи сорочки, и не мог опереться на нее; Грофилд тяжело рухнул, покатился кубарем и остановился у ног всех этих людей. Шатаясь, он кое-как встал, позвал: “Элли! Элли!” — и увидел, что она летит к нему по воздуху, раскрыв рот и размахивая руками. Они столкнулись, он снова упал и тотчас очутился в лесу, где росли ноги в черных ботинках. Нигде не было ни единой прогалины. Элли лежала на нем, как мешок с зерном.

Он все же сумел выговорить:

— Вставай. Вставай.

Но она не пошевелилась, а он был бессилен ей помочь. Грофилд лежал пластом, все тело страшно болело, воздуха не хватало.

Свара кончилась через две-три секунды. Лес ног расступился, появился свет, послышались многочисленные голоса, произносящие диковинные слова, а потом чей-то голос воскликнул:

— Эллен Мэри! Эллен Мэри!

На этот раз она пошевелилась, слезла с Грофилда, и он увидел красную полоску на белой блузке у ее левого плеча. Он сказал:

— Эй!

Но новый голос был более настойчив, он опять и опять выкрикивал имя Элли, и Грофилд понял, что не сможет привлечь к себе ее внимание. Она сидела рядом с ним, ничего не соображая и озираясь в толпе, будто кого-то выискивала.

Ценой огромных усилий Грофилд сел, протянул руку и хотел коснуться плеча Элли, но тут вдруг кто-то прорвался к ней через толпу и опустился на колени. Человек был седовласый, плотного сложения, холеный, наверняка ее отец. Он протянул к ней руки, хотел коснуться ее лица, но вдруг отпрянул и сказал:

— Ты ранена.

Вокруг них бушевало море звуков, и только отец и дочь стояли будто на каком-то островке тишины, Грофилд еле-еле услышал, как она сказала:

— Да.

И тут снова послышался голос ее отца:

— Они стреляли в тебя. Они хотели тебя убить. Дочь ответила:

— Так и убивают. Неужели ты не знаешь? А потом воцарилось безмолвие, никто уже ничего не говорил, все просто переглядывались, а Грофилд сидел, держа свою левую руку на перевязи, и ждал, что же будет дальше.

А дальше было вот что. Опять поднялся крик, и главным словом в этом гомоне было имя: “Генерал Позос! Генерал Позос!” А потом один парень вошел в круг этих орущих ублюдков. Не обращая на них внимания, он положил руку на плечо отца Элли и сказал ему:

— Сэр, это генерал. В него стреляли. Посмотрите рану.

Отец Элли поднял голову, как будто ничего не понимал, и забормотал:

— Ах да, конечно. Но Эллен Мэри, она же... Элли сказала как отрезала:

— Меня едва задело. Все в порядке.

— Если ты...

— Я жива и здорова!

Молодой американец в сером деловом костюме сказал:

— Сэр, если вы поспешите...

— Да, да, конечно.

Ее отец неуклюже встал, как будто его только что хватил удар. Элли тоже поднялась, поддерживая правой рукой левую, но при этом сумела сохранить известную грацию. Последним встал Грофилд, совершенно не грациозно, едва не потеряв равновесие. Слава Богу, какой-то зевака с вытаращенными глазами подал ему руку.

Он огляделся и увидел, что Хоннер и его щенки уже смылись. Голубой “крайслер” исчез. Лошади, которых наконец-то оставили в покое, отдыхали в сторонке после долгого перехода.

Люди, стоявшие вокруг Грофилда, начали обращаться к нему с вопросами, кто по-испански, кто по-английски, а кто и вовсе на незнакомых языках, но он едва ли слышал их. Спустя несколько секунд Грофилд наконец-то понял, где находится, и до него дошло, что больше он не упадет в обморок. Тогда он протолкался сквозь толпу и пошел следом за Элли.

Тут были другие люди, они молчали. Толпа имела форму подковы, и в центре этой подковы стояли Элли и ее отец. Грофилд протиснулся к ним за спины и заглянул через их плечи. Он увидел толстяка в синем мундире, лежавшего на спине. Глаза старика были закрыты, очевидно, он лишился чувств. Ноги его задергались, будто лапы собаки, которая спит и видит во сне кроликов.

Грофилд ближе всех стоял к ним, поэтому он услышал, как Элли сказала отцу:

— Спаси ему жизнь. Спаси его.

— Но... — Отец выглядел испуганным, растерянным, смятенным. Он бестолково указывал то на толстяка, который валялся перед ним на земле без сознания, то на самого себя, да и на мир вообще.

— Люк... — начал было он, и голос его замер. Элли покачала головой и сказала:

— Нет. Папа, твой долг спасать жизни. Он содрогнулся. И, казалось, на мгновение его охватила паника, будто лунатика, которого неожиданно разбудили. А потом заметным усилием он снова взял себя в руки и сказал:

— Да, — то ли обращаясь к дочери, то ли к себе самому.

Он повернулся, опустился на колени возле толстяка и начал расстегивать его дурацкий мундир.

Где-то кто-то барабанил в дверь. Это, должно быть, Макбет, подумал Грофилд, Макбет зарезал сон. Макбет не будет больше спать.

Он неохотно приоткрыл глаза и увидел комнату, погруженную в полутьму. Сначала он не понял, где находится, но потом пошевелился, почувствовал резкую боль в левой лопатке и все вспомнил. Ну конечно же. Пулевое ранение, полный чемодан денег в стенном шкафу: он был в комнате отеля, которую снял для него в Мехико-Сити Паркер.

Он снова закрыл глаза, вспоминая. Ему приснился какой-то дикий сон: девушки, залезающие в окно, всадник, скачущий по горам...

Комната двигалась!

Он снова открыл глаза, очень быстро, и все подтвердилось. У него не было головокружения или чего-то подобного: комната и впрямь двигалась.

А окно оказалось бортовым иллюминатором.

В дверь снова постучали, но Грофилд не обратил на стук внимания. Он уставился на иллюминатор и громко сказал:

— Эй!

Дверь открылась. Невысокий стюард в белой короткой куртке с широкими лацканами и черных брюках неуверенно вошел в каюту и с сильным акцентом сказал по-английски:

— Доброе утро, сор. Уже девять часов, сор. Вот теперь Грофилд по-настоящему проснулся и разложил по полочкам недавнее прошлое. Элли, генерал Позос, Хоннер и все остальное. И вот он уже на яхте генерала Позоса.

Он сел в постели, обнаружив, что на нем желтая пижама, которой он вроде никогда прежде не видел. Похоже, она была шелковая, и он чувствовал себя в ней как Рональд Колман.

— Который час? — спросил Грофилд.

— Девять часов, сор.

— Вечера? — Но за иллюминатором было светло.

— Нет, сор, утра.

— Не валяйте дурака, мы же добрались сюда пополудни.

— Да, сор.

— Я вздремнул, я... — Он потер голову, стараясь вспомнить. Прибытие, падение с лошади, Элли, рухнувшая на него, генерал Позос, лежащий на земле... А затем несколько часов кипучей деятельности и, наконец, упадок сил. Все слилось воедино, и он вдруг сломался от изнеможения. Он вспомнил, как, спотыкаясь, подошел к Элли, бормоча ей что-то насчет чемодана, а кто-то еще сказал, что ему следует лечь, и он куда-то пошел, и... и все.

Чемодан. Он оглядел комнату и спросил:

— Мой... Мой багаж. Где мой чемодан?

— Чемодан здесь, сор. — Стюард подошел к высокому комоду с зеркалом, подхватил стоявший рядом с ним чемодан. — Разложить ваши вещи, сор?

— Нет-нет. Я сам.

— Мисс Фицджералд просит передать, что она в салоне, сор. Дальше по коридору... в ту сторону.

— Направо?

— Si. Да, сэр. Направо. И до конца. — Он открыл небольшую дверь в противоположной переборке, говоря: — Ванная, если вам что-нибудь понадобится, нажмите вот эту кнопку.

— Спасибо. Который, вы сказали, час?

— Девять часов, сор.

— Ну что ж, в таком случае, какой сегодня день?

— Э-э-э... Я не знаю, сор, только не по-английски. День перед воскресеньем.