Вопросов было много, и генерал рассчитывал все их разрешить завтра к вечеру. А потом возникнут десятки новых вопросов, и так без конца, пока не окончится война.
Позвонил Воронков и доложил, что перед фронтом левофлангового корпуса, на берегу озера Балатон, слышен сильный шум моторов. Видимо, немцы готовятся к наступлению.
Этот доклад, как яркая вспышка света, рассеял все сомнения начальника штаба. Да, прав, безусловно прав командующий. Противник нанесет удар именно по левому флангу армии.
Он приказал Воронкову немедленно направить своего офицера и офицера разведывательного отдела в штаб левофлангового корпуса и позвонил командующему.
Шел второй час ночи. Алтаев не спал. Он спокойно выслушал доклад начальника штаба, помолчал немного и приказал внимательнее следить за обстановкой в левофланговом корпусе.
— Можно часть сил перебросить на левый фланг… — предложил Дубравенко.
— Рано еще, рано, — ответил Алтаев, — пока еще ничего не ясно. Это, может быть, провокационная демонстрация.
Одно за другим непрерывно поступали донесения из штаба левофлангового корпуса. На двенадцатикилометровом фронте балатонского побережья шло усиленное передвижение войск. Вражеский передний край упорно молчал. Наша артиллерия и минометы дважды открывали огонь по местам вероятного сосредоточения фашистских войск. Противник попрежнему не отвечал. Полки и батальоны первого эшелона выслали вперед разведывательные группы. Нейтральная зона заполыхала в свете ракет. Пулеметный и автоматный огонь обрушился на разведчиков. Ни одному из них не удалось подойти к гитлеровским позициям.
Напряжение на левом фланге нарастало. Все войска были приведены в боевую готовность. Одной разведывательной группе по заросшим камышом берегам Балатона удалось пробраться в расположение противника. По радио она докладывала о непрерывном движении танков и бронетранспортеров из вражеских тылов к фронту.
Алтаев приказал подготовить свои резервы для переброски на левый фланг армии и привести в готовность резервы всех корпусов.
Дубравенко звонил командирам корпусов, начальникам отделов штаба, командующим родов войск армии. Его кабинет превратился в центр кипучей работы, где все решения командующего превращались в лаконичные приказы и уходили к войскам, к штабам, к командирам корпусов, дивизий и бригад.
В половине третьего противник начал артиллерийскую подготовку. Артиллерия и минометы обрушились на наши боевые порядки на левом фланге армии.
Через полчаса пехота и танки перешли в атаку. На карте Дубравенко засинели значки наступающего противника. От голубого простора озера Балатон они тянулись на север по холмам и высотам и кончались на изгибе, где наша оборона уходила к равнине западнее города Секешфехервар. Синие стрелки угрожающе нацелились на наши войска. Силы наступающего противника было определить еще очень трудно. Первые его атаки в ночной темноте были отбиты. Наш передний край стойко удерживался. Алтаев опять снимал войска с других неатакованных участков и стягивал их к левому флангу. По его просьбе в воздух поднялись ночные бомбардировщики.
Дубравенко выслушивал доклады оперативников и разведчиков, договаривался с артиллеристами и танкистами, торопил с постановкой противотанковых мин и подвозом боеприпасов, проверял выход частей резерва командующего. Крупная, подстриженная ежиком голова его то склонялась над картой, то поворачивалась к собеседнику, то на секунду опускалась в глубоком раздумье. Серые глаза были спокойны и сосредоточенны. Казалось, нет для них ни суматошной работы, ни грозной опасности на левом фланге армии, ни томительного ожидания дальнейшего развертывания событий.
К рассвету противник ввел в бой главные силы. На двенадцатикилометровом фронте, по донесениям войск, Дубравенко насчитал пятьсот шестьдесят танков противника и не меньше тридцати пяти — сорока батальонов пехоты. Соотношение сил складывалось слишком неблагоприятно для наших войск. На каждую нашу пушку на переднем крае приходилось восемнадцать-двадцать танков противника, на каждого нашего пехотинца десять-пятнадцать вражеских пехотинцев, поддерживаемых сосредоточенным огнем артиллерии. Гитлеровцам удалось собрать превосходящие силы и ударить на узком участке фронта.
Дубравенко каждым нервом ощущал ритм боя. Только крупные резервы могли спасти положение. То, что мог бросить в бой командующий из своего резерва и с участков корпусов, было подобно попытке остановить бушующий водяной поток, бросая в него камни. Привел в движение свои резервы и командующий фронтом, но они были еще далеко и не скоро подойдут к полю боя.
С каждым донесением из войск становилось ясно, что положение на фронте все более и более усложняется. На двух участках — на перекрестке железных дорог и у зеленой подковы рощи — танки противника смяли передний край и километра на полтора вклинились в нашу оборону. На эти участки обрушились «Илы» двух штурмовых авиационных дивизий. Наступление противника замедлилось. К этим же участкам устремились два артиллерийских полка из резерва Алтаева. Они находились в десяти-двенадцати километрах от фашистских танков.
По всем радиосетям и телеграфным линиям пронесся сигнал воздушной тревоги. Дубравенко вызвал подполковника Орлова.
— Поднялись, поднялись наши истребители, товарищ генерал, — доложил Орлов, — минуты через три будут над полем боя, аэродромы рядом.
Дубравенко глянул на карту. Прямоугольники аэродромов и посадочных площадок краснели совсем недалеко от боевых порядков наземных войск. Как хорошо, что во-время переместили авиацию.
Начальник разведки доложил первые обобщенные данные о противнике. В наступление перешли опять танковые дивизии «SS» «Мертвая голова» и «Викинг». С ними вместе наступали еще две танковые дивизии и много частей из резерва гитлеровского командования.
Так вот где оказались дивизии, которые противник снял с правого фланга гвардейской армии! Пленные показывали, что эти дивизии заново укомплектованы маршевыми частями и доведены до штатной численности.
Порвалась связь со штабом корпуса. Дубравенко приказал начальнику связи немедленно восстановить связь, а оперативникам — перейти на работу по радио. Командующий бросал в бой новые части с соседних участков фронта. Нужно передать им приказы, организовать движение, проверить своевременность выступления и прибытия в район боев.
Дубравенко чувствовал, что напряжение боя достигло наивысшего предела. Сейчас, в эти минуты, будет перелом. Если противник сомнет части первого эшелона, то в глубине останутся только резервы командующего. Они не смогут остановить вражеские танки и пехоту. Слишком неравны силы. Нужно предпринимать что-то для организации нового рубежа обороны в глубине. Как организовать оборону? На каком рубеже? Только неширокий канал Шарвиз хоть на какое-то время может задержать противника. Придется рвать с таким трудом построенные мосты.
Дубравенко доложил Алтаеву последние данные обстановки и предложил немедленно приступить к созданию нового рубежа обороны по берегу канала Шарвиз. Алтаев согласился и приказал выдвинуть на этот рубеж стрелковые, механизированные и артиллерийские части.
Теперь все внимание начальника штаба армии было сосредоточено на организации нового рубежа обороны. Он приказал всем частям немедленно выступить, а их командирам прибыть в штаб армии.
Был уже час дня. Десять часов продолжалось наступление противника, а малочисленные гарнизоны переднего края обороны продолжали держаться. Роты и батальоны, полуокруженные и отрезанные от тылов, вели смертный бой. Чудом было то, что они держались и противостояли противнику.
Внезапно снова порвалась связь со штабом корпуса. Смолкли все корпусные радиостанции. Прибежал начальник связи армии и доложил, что штаб левофлангового корпуса атакован танками противника.
Дубравенко понял, что начинается самое трудное. Части будут вести бой разрозненно, ничего не зная друг о друге. Теперь вся надежда была только на создание нового рубежа обороны. Опередить противника и раньше его выйти на канал Шарвиз — этим сейчас обеспечивался успех последующих боев. Если на канале противника задержать не удастся, то он рванется к Дунаю, захватит все переправы, отрежет гвардейскую армию от тылов и устремится на Будапешт. Остановить противника на равнине нечем.
