«Неужели прорвались немцы и части ведут бой в окружении?» — раздумывал Аксенов.

От деревни Тарян начинались горы Вертэшхедьшэг. Здесь размещался штаб корпуса генерала Добрукова, но Аксенов, чтоб не терять времени, решил ехать прямо в дивизию Чижова.

Дорога, поднимаясь в гору, петляла среди поросших лесом обледенелых скал. На спуске в долину в свете фар замелькали впереди серые фигуры солдат. По три в шеренге строем торопились какие-то подразделения. Сигналя, машина краем шоссе обогнала три стрелковые роты. Впереди колонны бежал высокий офицер в ватной телогрейке. Аксенов остановил машину.

— Вы командир?

— Так точно.

— Я офицер штаба армии, — показал Аксенов свои документы. — Кто вы и куда людей ведете?

— Резервный батальон командира корпуса. Приказано занять перевал горы Агостиан и остановить противника. Приданный артиллерийский дивизион занимает огневые позиции. Минут через сорок буду на перевале.

— Что знаете о противнике? — спросил Аксенов.

— Дивизия Чижова ведет бой. Моя разведка вышла к деревне Агостиан. Там сейчас штаб дивизии. Бой на окраинах деревни. У противника наступает много танков.

Аксенов попрощался с командиром батальона, приказал радистам связаться со штабом армии, написал коротенькое донесение и передал его в штаб.

У подножья горы Агостиан он снова обогнал стрелковый батальон. Дорога круто взбиралась вверх. Мотор ревел натруженно, втаскивая машину на перевал. Звуков близкого боя не было слышно. На перевале Аксенов встретил щеголеватого майора.

— Командир дивизиона гвардии майор Чивилкин, — просмотрев документы Аксенова, четко отрапортовал он, — создаю противотанковый узел на перевале. Одна батарея вот за этой скалой, вторая — левее, за валунами, третья — на самом перевале. Местность выгодная, противника остановлю.

— А с боеприпасами как? — спросил Аксенов.

— Имею два боекомплекта, послал еще подвезти. На день вполне хватит.

— Связь имеете с передовыми частями?

— Так точно! Комдив развернул свой резерв на окраине села Агостиан и ведет бой. Танков, говорят, много, очень много.

Совсем недалеко слышалась стрельба. Снегопад как будто начал уменьшаться. На окраине деревни Агостиан машину остановила длинная автоматная очередь. Буканов мгновенно выключил фары.

— Какого чорта со светом ездишь? — подскочил к машине здоровенный автоматчик.

— Не кричите, — остановил его Аксенов, — где штаб дивизии?

— Что не кричите? Порядка не знаете. Тут он по каждой папироске садит, а вы с фарами.

— Я спрашиваю, где штаб дивизии? — прикрикнул Аксенов, по опыту зная, что начни только оправдываться, перебранка может затянуться на целый час.

— Вот он и есть тут штаб, — сбавляя тон, ответил автоматчик.

— Проведите меня к командиру дивизии.

— Пожалуйста, вот третий дом направо.

На улице стояли запряженные повозки, приглушенно пофыркивали моторы автомашин. Рядом, около озаряемого вспышками дома, била куда-то, видимо, гаубичная батарея. Ее выстрелы глушили все звуки. Невдалеке, высоко взметая искры, загорелся дом. Вокруг суетились люди, всхрапывали кони, кто-то злобно ругался. В сенях дома сквозь приоткрытую дверь Аксенов услышал голос полковника Чижова:

— Немедленно убрать все обозы из деревни. Они все перепутали. Артиллерия из-за них стрелять не может. Паникуют только и под ногами болтаются. Все свои тылы направлять по дороге через перевал на Тордаш. Десять минут — и чтоб ни одной повозки в деревне не осталось.

Кто-то грузный рванулся от комдива, чуть не сбив Аксенова с ног.

— Аксенов, — увидев майора, удивленно проговорил полковник Чижов, — как вы попали ко мне?

— Командующий прислал. Уточнить обстановку.

Худое, с ввалившимися щеками лицо Чижова пепельно серело. Под глазами темной синевой напухли мешки. Запекшиеся в изломах губы матово белели, кривясь в болезненной усмешке.

— Обстановка? Обстановка, браток, невеселая. На правом фланге по берегу Дуная прорвалось более шестидесяти танков с десантами автоматчиков. В центре вклинилось до сорока танков и не меньше полка пехоты. Маркеловский полк разрезан на две части. Полк Никулина понес большие потери и тремя группами дерется в окружении. У меня побило все радиостанции, проводная связь давно прервана.

— Я приехал с радиостанцией, давайте скорее донесения.

— Ну, спасибо, дорогой, спасибо. Командующий, наверное, на чем свет костит меня, Я уже приказал зашифровать все донесения.

— Давайте самое последнее, товарищ полковник. Что раньше было — это уже история.

— Пусть пока вот это передают, а мы с тобой напишем новое, более подробное, — подал Чижов шифровку Аксенову.

Пока писали новое донесение, страшная картина раскрылась перед Аксеновым. Весь двенадцатикилометровый фронт дивизии был взломан. По берегу Дуная до восьми километров в глубину вклинились танки противника. Окруженные батальоны и полки со всех сторон сжимались пехотой и танками. Офицеры штаба дивизии и учебный батальон сдерживали напор противника в центре, в семи километрах от бывшего переднего края. Полк, где воевала Настя, двумя группами отбивался в развалинах деревни и на предгорных высотах. Обороны дивизии фактически уже не существовало. Дрались отдельные группы. Позади дивизии почти не было войск, и теперь противник мог беспрепятственно развивать наступление в глубину и продвигаться к Будапешту.

Часто Аксенову приходилось бывать в сложной обстановке, но то, что произошло в полосе дивизии полковника Чижова, ошеломило его. Всего за несколько часов противник открыл себе прямую дорогу на Будапешт, и теперь, казалось, положение может спасти только чудо. Думая о будущем, Аксенов никак не мог представить, что сейчас предпримет наше командование, чтоб остановить противника. Враг наступает крупными массами танков и сделал самое главное — прорвал оборону, теперь его войска устремятся к Будапешту и это пятидесятикилометровое расстояние преодолеют всего за несколько часов.

Злость и обида охватили Аксенова. Он хорошо представлял свое положение и знал, что и ему, и полковнику Чижову, и его штабу, и всем людям его дивизии едва ли удастся выбраться. Но не боязнь за свою жизнь была сейчас главной мыслью Аксенова. Он по привычке кадрового военного мысленно оценивал обстановку и искал выход из создавшегося положения. Но сколько Аксенов ни раздумывал, благоприятного выхода не было. Оставалось только одно — драться, драться до последнего дыхания и честно погибнуть, до конца выполнив свой долг коммуниста и офицера.

На мгновение у него мелькнула мысль о том, что он может попасть в плен.

«Нет, — сам себе мысленно сказал Аксенов, — если уж в плен, то только мертвым. А живому — драться, драться, пока бьется сердце и есть хоть капля жизни.

Лучше честная гибель в бою, чем позорная смерть в фашистских лапах».

— Немедленно шифровать, — подписав донесение, приказал начальнику штаба Чижов.

С треском лязгнуло окно.

— Ложись! Граната! — крикнул полковник.

Аксенов, ударившись плечом о край стола, растянулся на полу. Взрыв потряс комнату.

— За мной, в окно! — сквозь звон в ушах услышал Аксенов голос Чижова.

Он бессознательно рванулся и свалился в снег. Над головой свистели пули. Рядом кто-то протяжно стонал. За углом дома гомонили немецкие голоса. Аксенов бросился к сараю, где стояла машина. Обогнув палисадник, он увидел на месте машины столб пламени.

— Там немцы, — узнал Аксенов голос одного из радистов. Радист рванул майора за руку и оттащил в сторону.

— Подожди! Полковник где-то. Может, ранен, — отбивался Аксенов.

— Да нет. Вон полковник с автоматчиками из-за дома стреляет.

Со всех сторон трещали автоматные очереди.

— Полковник приказал в лес отходить! — крикнул вынырнувший из-за дома офицер.

Через подворье Аксенов выбрался на окраину деревни. За ним бежали оба радиста и Буканов. Позади гремели выстрелы, полыхали вспышки гранат. Впереди темнел нагорный лес.

— Все сгорело, — на бегу докладывал радист, — и машина и рация наша. Гранатами забросали. Едва успели донесение передать.