— А кто сказал что-то про обвинения? — холодно возразил Мак-Кой. — Просто надо задать вопросы. Предложи провести расследование. Если что-то не так, Адамс постарается увильнуть. Думаешь, это может повредить?

— Думаю, нет. — Кирк кивнул Ухуре, которая снова включила связь. — Доктор Адамс? К сожалению, меня это смущает. Но один из моих офицеров только что напомнил мне, что согласно четким правилам наших звездолетных реестров, я обязан начать расследование этого дела, с тем чтобы надлежащий рапорт…

— Не надо извиняться, капитан Кирк, — произнес голос Адамса. — Я буду только рад, если вы сможете телепортироваться сюда, к нам, и сами разобраться во всем. Как вы понимаете, здесь у нас не так часто бывают посетители. Да, я был бы весьма вам признателен, если бы вы при проверке ограничились минимальным сопровождением. Мы вынуждены ограничивать наши внешние контакты, насколько это возможно.

— Понятно, мне уже приходилось посещать исправительные колонии раньше. Очень хорошо. Конец связи… Удовлетворены, Мак-Кой?

— Временно, — ответил, ничуть не смущаясь, медик.

— Хорошо. Так или иначе, мы будем держать ван Гелдера здесь, пока я не закончу расследование. Найдите мне кого-нибудь в вашем отделе, кто имел бы опыт в психиатрии и пенологии… — если возможно, пусть это будет один человек.

— Хелен Ноэль, думаю, вполне подойдет. У нее степень магистра, но она уже опубликовала несколько статей по проблемам реабилитации.

— Очень хорошо. Телепортация через час.

Хотя среди офицеров команды «Энтерпрайза» было весьма много женщин, Хелен Ноэль оказалась сюрпризом для Кирка. Он не знал, что эта молодая и почти невероятно хорошенькая девушка — из команды корабля. Первая их встреча случилась еще на рождественской вечеринке в медлаборатории. Тогда у него создалось впечатление, что она — пассажир; похоже, пассажиры-женщины чаще удостаивались беседы с капитаном. Атмосфера праздника позволила Кирку несколько выиграть в ее глазах… А теперь оказалось, что она была — впрочем, уже тогда — пополнением медгруппы корабля. Выражение ее лица, когда они встретились в телепор-тационной, было сдержанным, но он видел, что ей нравится его смущение.

Тантал представлял собой мрачный, безжизненный, опустошенный мир из-за отвратительно ураганного климата. Атмосфера планеты, в основном, состояла из азота, слегка разбавленного несколькими благородными газами — слишком плохое место, чтобы попытаться удрать. В этом он весьма напоминал другие исправительные колонии. И, как обычно, сама колония находилась под землей, на поверхности же было небольшое строение, где находились телепортационный отсек, лифт и несколько других служебных модулей.

Доктор Тристан Адамс встретил их в своем кабинете. На вид ему было чуть за сорок, на добродушном лице виднелись старые веснушки; в нем чувствовалась агрессивно-дружественная манера, которая, казалось, обещала твердое рукопожатие, юмор, глоток брэнди в нужное время и постоянную сердечность. Он едва ли казался маститым, несмотря на заслуженную им огромную репутацию. Его кабинет напоминал хозяина. Он был несколько не прибран, но не до уровня неряшества, обставлен с комфортом и вкусом любителя примитивных скульптур, — и, в то же время, социальной медицины.

С ним была высокая молодая женщина, хотя и несколько отчужденная, которую он представил как Леду. Кирк заметил в ней что-то странное, но не мог определить, что: наверное, отсутствие непринужденности в жестах и в голосе. Словно предугадав подобную реакцию, доктор Адамс продолжил:

— Леда прибыла сюда для лечения, но сейчас осталась у нас как терапевт. И очень хороший.

— Мне нравится моя работа, — бесцветным голосом произнесла девушка.

Взглядом спросив у Адамса разрешения, Кирк спросил:

— А кем вы были до того, как здесь оказались?

— Я была другой личностью, — ответила Леда. — Злобной, ненавидящей.

— Могу я спросить вас, какое преступление вы совершили?

— Я не знаю, — ответила Леда. — Это не имеет значения. Та личность больше не существует.

— Часть нашего лечения, капитан, заключается в том, чтобы похоронить прошлое, — произнес Адамс. — Если пациент может сжиться со своей памятью, тогда все в порядке. Но если воспоминания невыносимы, зачем их тащить за собой? Достаточно и той ноши, что предстоит нести далее. Что ж, пожалуй, начнем экскурсию?

— Боюсь, у нас не хватит времени на полный обход, — сказал Кирк. — При сложившихся обстоятельствах, я бы хотел ознакомиться с экспериментальным аппаратом, который нанес урон доктору ван Гелдеру. В конце концов, это главный пункт в нашем расследовании.

— Что ж, совершенно верно. Мало кому приятно говорить о своих неудачах, но все же отрицательный результат то же важен. Если вы проследуете со мной…

— Одну минуту, — произнес Кирк, вытаскивая передатчик из кармана брюк. — Мне необходимо связаться с кораблем. Если вы позволите…

Адамс кивнул, и Кирк отошел в сторону, слегка отвернувшись. Через мгновение послышался тихий голос Спока:

— Ван Гелдеру не лучше, но доктор Мак-Кой вытянул еще кое-какую информацию из его памяти. Это, однако, не слишком меняет ситуацию. Он настаивает, что Адамс — зловредный тип, а аппарат опасен. И никаких деталей.

— Хорошо. Я буду связываться с вами через каждые четыре часа. Пока все вроде бы в порядке. Конец связи.

— Готовы, капитан? — дружелюбно спросил Адамс. — Хорошо. Сюда, пожалуйста.

Отсек, в котором ван Гелдер, очевидно, претерпел свое таинственное изменение, для непривычного глаза Кирка выглядел точно так же, как и любой другой медицинский кабинет, пожалуй, более всего напоминая рентгеноскопическую лабораторию. Когда вошли Адамс, Кирк и Хелен, на столе лежал пациент, — похоже, без сознания. Из небольшого, но сложного прибора, свисавшего с потолка, на лбу пациента сфокусировался узкий, монохромный луч, наподобие лазерного. Рядом с дверью, у небольшого пульта, не защищенного экраном, стоял терапевт в униформе. Очевидно, что радиация, какова бы она ни была, не несла в себе опасности даже на таком небольшом расстоянии. Все выглядело совершенно спокойным.

— Вот это и есть наш прибор, — мягко произнес Адамс. — Нейронный потенциатор, или подавитель. Эти два термина звучат как полная противоположность друг другу, но в действительности они касаются одного и того же эффекта: увеличения проводимости нейронов, что, в свою очередь, увеличивает число соединений между клетками головного мозга. А при определенном уровне, как мы предсказывали на основе существующей теории информации, увеличение числа соединений ведет к потере информации. Мы считали, что это поможет пациенту лучше справляться с наиболее беспокойными мыслями и воспоминаниями… Но воздействие пока только временное. Я сомневаюсь, что это будет столь полезно, как мы надеялись.

— Гм-м… — хмыкнул Кирк. — Тогда, если это не совсем помогает…

— Почему мы используем этот прибор? — как бы извиняясь, улыбнулся Адамс. — Мы надеемся, вот и все, капитан. Может быть, нам все же удастся получить кое-какую пользу от него, особенно в тяжелых случаях, не исключая такие, как паллиатив.

— Поскольку лекарства-транквилизаторы, — предположила Хелен Ноэль, — действуют не постоянно, необходимо все время вводить их в кровь человека, для того, чтобы держать его под контролем…

Адамс кивнул, соглашаясь.

— Именно так, доктор.

Он повернулся к двери, но Кирк продолжал разглядывать пациента, лежавшего на столе. Неожиданно он повернулся к терапевту и спросил:

— А как этот прибор работает?

— Достаточно просто — он неизбирательный, — ответил терапевт. — Всего лишь выключатель, включатель и потенциометр. Обычно мы старались подобрать выход по уровню дельта-ритма пациента, находящегося в спокойном состоянии, но затем обнаружили, что это неважно. Похоже, мозг сам проводит постоянный мониторинг, лишь с небольшой помощью извне. Но для этого, конечно, мы должны хорошо знать пациента. Его нельзя просто так взять и положить на стол, ожидая, что машина будет обрабатывать его, как пленку компьютера.