– Аристократия, о которой вы говорили? – наугад спросила я.

– Именно. Сначала знать не могла мною нахвалиться. Но потом я понял, что в их руках находится слишком большая власть, которая мешала моим предшественникам на троне, и этой власти сотни лет. Некоторые из них собирали ренту за земли, которых никогда не видели, другие владели островами и водами, омывающими их, как своей безраздельной собственностью. А рабы оставались рабами без малейшей надежды на освобождение.

При этих словах я встрепенулась, потому что в Ориссе до недавних пор было то же самое, и только благодаря моему брату, Амальрику, все изменилось.

– Более того, у некоторых из них были документы, дающие им право нарушать закон и наказывать всякого, кого они пожелают. Они владели обширными землями и изнуряли крестьян грабительской рентой, а у многих бедняков были лишь маленькие полоски наделов для прокорма. Может, мне не стоило действовать так круто. Но отвращение к несправедливости зажгло огонь в моем сердце и вложило меч мне в руку. Я объявил, что все привилегии знати будут пересмотрены.

Это была искра. И она упала на сухой трут, потому что боги отвернулись от Конии. Сначала наступили ненастные года – бури обрушились на нашу землю. Потом пришла засуха. Из наших морей ушла рыба. Впервые на памяти людей ё Конии начался голод. Искра стала пламенем. Несколько внешних островов подняли восстание против меня, и я был вынужден послать солдат, чтобы подавить его. К сожалению, командиры отряда были слишком жестоки, по их словам, самый прочный мир царит на кладбище. А мои советники скрывали от меня истинное положение вещей, поэтому я думал, что все идет хорошо.

А потом против меня применили самую черную магию. Каким-то образом мои враги получили силу, превосходящую мою. Не знаю, откуда они ее получили – была ли она врожденная, или они заручились поддержкой могучего демона, или просто продали души миру тьмы, не знаю. Но как я ни сопротивлялся, все было бесполезно. Между мной и будущим пролегла пропасть. Я не мог больше предсказывать, что принесет завтра.

Потом начался мятеж. Мужчины и женщины выходили на улицы, ослепленные гневом. И снова толпа убила Конию. Но на этот раз за ней стояла подлая хитрость. Аристократы направили злобу конийцев против того, кто был их защитником и покровителем. И меня свергли, меня и моих соратников, тех, кого я нашел в разных частях страны и возвысил за их таланты и любовь к народу. И моя родина не ведала большего горя.

Он снова замолчал. На этот раз надолго.

– Они убили бы меня, – тихо произнес Сарзана после паузы, – если бы не их жестокость. Сначала меня приговорили к смерти. Но потом приговор отложили, сказав, что казнят меня позже, когда им этого захочется. Аристократы понимали, что скоро жители очнутся и вспомнят, что я принес им спасение.

– Вы говорили о каком-то проклятии…

– Я случайно узнал, что солдатам, отданным мне как бы в распоряжение, сказали, что они должны быть готовы расправиться со мной. Моя магия якобы меня не защитит, а им не повредит. И никто не узнает, кто был убийцей, а все, наоборот, будут щедро вознаграждены золотом и землями. Я заметил, – цинично усмехнулся Сарзана, – что деньги заставляют людей забыть о далеких богах и об их нестрашных карах за грехи.

– А что думали жители этого острова, Тристана, когда вас сослали сюда? – спросила я. – И… что с ними случилось?

– Сначала они ничего не знали, потому что бойня на Конии обошла их стороной. Они были рады, что здесь строятся новые здания. Этот дворец к тому времени был уже наполовину построен. Его заложил один сумасшедший помещик, имевший много денег и мало дел. Стройка еще не была закончена, когда он в пьяном виде, выкрикивая стихи, свалился со скалы. Новые властители приказали достроить дворец, где я должен был жить, пока меня не умертвят. Также они выслали боевые корабли, которые должны были охранять остров от пиратов.

Сначала жители были рады солдатам. У них были деньги, новые песни и рассказы, а женщины деревни уже устали от своих сельских ухажеров. С этого начались проблемы. Офицеры гарнизона должны были вмешаться, но не сделали этого, предпочитая заниматься своими амурными делами. Я не знал, что делать, но понимал, что меня не выпустят из золотой клетки, пока не придет убийца.

К счастью, мой дар вернулся. То, что застилало мне видение будущего, исчезло, хотя на меня все еще давила моя многомесячная беспомощность. – При этих словах Гэмелен вздрогнул. – Мне нужны были союзники. И мне нужно было упражняться в магии, чтобы восстановить силы.

– Животные? – подсказала я.

– Да. Невинные, не испорченные человеком души. Они всегда страдают от рук людей. Я решил защитить их. Наложил специальные чары. Поэтому, когда солдаты шли охотиться на них, звери узнавали об этом заранее.

– А полулюди?

– Эти созданы мной. Разве они не замечательны?

– Нужна очень сильная магия, чтобы создать жизнь, – произнес Гэмелен. – Некоторые считают это работой тьмы.

– Когда человек сражается за свою жизнь и за жизни других людей, нет места вопросам морали. Пусть историки занимаются ими – в библиотеках люди будут читать о злодее-правителе с окровавленными руками. Я никогда не понимал людей, которые указывают лежащему на арене гладиатору, что и как ему делать, чтобы не потерять достоинства.

С этим я могла бы поспорить, но не стала. Как я могла вмешиваться в воспоминания человека с дурацкими вопросами насчет морали? Это было бы и глупо и опасно. Может быть, он правил суровее, чем правила бы я на его месте (вряд ли, правда, нашлись бы глупцы, способные предложить мне корону, а я бы вряд ли настолько сошла с ума, чтобы принять ее). Но я чувствовала, я была совершенно уверена, что Сарзана хотел добра конийцам, а его безжалостно предали. Эта мысль вызвала почему-то теплоту, и я внезапно поняла, что носящие корону не должны быть судимы нами, простыми смертными.

– Эти создания, – сказал Сарзана, – стали мне лучшими друзьями, чем болтливые щеголи, крутившиеся вокруг моего трона. Они… я не знаю подходящего слова ни в вашем, ни в моем языке… если бы речь шла о людях, я сказал бы «души», а это… духовное воплощение животных, убитых на земле или в море. Я дал им новые тела, оживил их, дал силу и способности, которых у них раньше не было. Они понимают это и не устают меня благодарить. Когда – вернее, если – я смогу выбраться с этого острова, я освобожу их, и они станут владеть этой землей, и будут править более милосердно, чем люди, и между земными и морскими тварями воцарится мир.

Но возвращаюсь снова к моей истории. Я почувствовал однажды, что к острову приближается корабль и на нем находится человек, везущий приказ убить меня. Кажется, жители деревни тоже что-то заподозрили, потому что, когда я спустился по лестнице к морю, я слышал, как они ропщут против солдат, и рыбаки всячески старались меня подбодрить. Это глубоко тронуло меня, я всегда поражаюсь, как люди, стонущие под железной пятой, могут сохранять в себе человечность. Я вспомнил о своей родной деревне за много миль и лет отсюда.

И настал день, когда курьер прибыл. Я ждал смерти, но ничего не происходило, жизнь текла как обычно, мне только запретили заходить в деревню. Однажды меня грубо схватили и бросили в комнату в подвале. Охранял меня целый взвод. Я подумал, что все кончено. Но на следующий день встало солнце, а я был еще жив, и меня освободили! Теперь я мог свободно гулять по острову, потому что жителей не было!

– Как это? – спросила Корайс.

– Ночью солдаты велели всем садиться в лодки, с собой ничего не брать. Переполненные лодки военные корабли взяли на буксир. Это я узнал из разговоров охраны. Пришлось прибегнуть к гаданию, чтобы узнать остальное. Лодки увели далеко от острова. Солдатам было приказано расправиться со мной без свидетелей, и они с радостью пошли на ужасное злодейство, думая, что таким образом обманут и избегнут кары, предназначенной роком цареубийцам. Огромные корабли таранили лодки, мужчины, женщины, дети – все утонули или были застрелены лучниками. Никто не спасся.