Туннель вел вниз, становясь все уже. Теперь его стены не были выложены камнем, он был пробит в цельной скале. Нам оставалось только молиться, чтобы туннель не превратился в нору, по которой можно только ползти, откуда не было выхода, кроме магической двери. В таком случае мы бы погибли здесь, в ужасном подземелье.

А потом туннель кончился, и я увидела луну и звезды. Я высунула голову. Под нами в десяти футах плескались волны. Над нами на скале возвышался замок. Мы прошли через толщу горы и оказались над гаванью Ликантии. И я нигде не видела архонта. Тут я вздрогнула от оглушающего всплеска. Гигантская цепь, закрывающая вход в гавань, опускалась!

Исмет закричала: «Смотри!» – и я увидела, как взвиваются флаги над ликантианским кораблем, на котором, как мы думали, не было экипажа. Я знала эти флаги. Нижний был длинный, двухвостый, с красной пантерой. То был флаг нашего кровного врага, Нису Симеона! А верхний флаг – государственный флаг Ликантии, черный двухголовый лев, держащий в лапах перекрещенные меч и скипетр. Каким-то образом архонт добрался до него. Там были и другие корабли, я слышала, как Исмет бормочет «девять», но на них я почти не смотрела. Маленький флот проплывал мимо меня к выходу из гавани. Я застонала, видя, как уходит архонт.

В тот момент к моим глазам словно приставили магическое стекло, я могла видеть прямо перед собой двух мужчин возле рулевого. Первый был Нису Симеон. Я никогда не видела его раньше, но узнала по обезображенному ожогами лицу, которое когда-то было прекрасным, как у женщины. Это мой брат и Янош Серый Плащ нанесли ему эти раны. А за Симеоном стоял архонт!

Я услышала рев, долетевший с корабля, и поняла, что меня тоже заметили. В меня выпустили несколько стрел, но Исмет втащила меня в туннель, и стрелы безвредно застучали по камням. Я бессильно смотрела, как уплывают корабли. Если бы мы догадались заблокировать выход пиратским флотом! Но кто знал, что все так обернется.

Рев стал громче, из глубины вод высунулось щупальце. Оно обвилось вокруг моей талии и сильно дернуло. Я потеряла равновесие, оступилась, схватилась за выступ в стене, и тут рев перешел в торжествующий вой. Я сопротивлялась изо всех сил, но меня оторвали от спасительного выступа, как ракушку, предназначенную для морского пикника. Я посмотрела вниз, на взбаламученную воду, – там извивалось еще с десяток щупалец, ждущих добычи. И желтый клюв чудовища сухо щелкал, глаза светились холодным огнем.

Мимо моей головы сверкнул кинжал и вонзился в воду. Чудовище окуталось облаком черной мути, и щупальце разжалось. Когда чернота рассеялась, в воде уже никого не было видно.

– Никогда не промахиваюсь больше одного раза, – донесся сзади голос Исмет.

Мы обе оказались забрызганными каплями чернил спрута, которого архонт вызвал из глубин.

– Он ушел, – сказала я.

Девять кораблей Симеона быстро удалялись от берега, ветер раздувал их паруса.

Исмет ничего не ответила, но показала наверх.

Я посмотрела туда. Над бастионами замка поднималось золотое знамя Ориссы.

Один из них спасся, подумала я. Но что может сделать маг, даже такой, как архонт, – без своего замка, без амулетов, без волшебных свитков?

Война была окончена. Орисса победила, Ликантия потерпела поражение.

Власть архонтов уничтожена.

Такого великого праздника, как после падения Ликантии, никогда не бывало прежде. И не имело значения, что одному из архонтов и Нису Симеону удалось бежать, – ведь на рассвете солдаты увидели развевающееся над Ликантианским замком у моря знамя Ориссы. Теперь они могли вылезти из своих окопов и свободно гулять под грозными зубчатыми стенами, которые низвергали на них смерть в течение многих месяцев. Солдаты были пьяны от радости. Они кричали, пели, кружили в бешеном танце. Все наши идолы были извлечены на свет и украшены гирляндами, богатыми трофейными нарядами и драгоценностями. Замок был разграблен. Здесь же нашли много напитков, и праздник становился все безудержнее. Богам приносились жертвы: коровы, петухи, свиньи, молодые собаки.

Мысль о том, что и на следующий день, и через день будет жизнь, переполняла души, дисциплина унеслась прочь в вихре радости. Мы, офицеры, мудро решили не пытаться обуздать их восторг, разве только следить, чтобы не пострадали жители и пленные.

Мои девушки праздновали победу так же неистово, как и остальные. Полилло ворвалась в лагерь с трофейными бочонками бренди на плечах. Она вскрыла их топором, и янтарный напиток хлынул в глотки моих сестер. Корайс и Исмет разумно оставались трезвыми, чтобы следить за поведением подруг. Такое беспредельное счастье, смешанное с бренди, могло стать слишком одуряющим для неосторожных, а демоны зла всегда готовы взяться за дело даже по самому ничтожному поводу. Сколько любовных ссор разрешалось с помощью оружия! А на наших руках и так было много крови.

Что касается меня, то я вдруг почувствовала, что стала самой необыкновенной из людей – героем. Молодой новобранец мечтает об этом. Усталые мышцы дрожат во сне после дня, когда орущий сержант отправляет его с одного нелепого задания на другое: он видит сон о том, как в один прекрасный день он стоит величественный, но скромный и тысячи голосов выкрикивают его имя, а когда он проходит мимо, старые солдаты приглушают голоса. Я видела такие сны, когда была молодой. Но в тот день, когда венок славы лег на мою голову, я не почувствовала радости. Быстрый корабль принес в Ориссу весть о победе, включавшую также красочные описания моих подвигов и подвигов маранонок. Обезображенная битвой земля эхом отзывалась на приветственные крики. Где бы я ни проходила, толпы солдат расступались передо мной. Некоторые тянули руки, чтобы прикоснуться к моему мундиру, как будто он был сшит из священной материи, а не из грубого солдатского полотна. К моему шатру приносили горы подарков, и вскоре их стало так много, что я была вынуждена поставить охрану, которая вежливо отправляла дарителей назад. Десятки мужчин предлагали мне свои руку и сердце, умоляли меня, чтобы я позволила одному из них стать отцом моего ребенка. Женщины, даже те из них, кто когда-то смотрел на меня свысока, теперь поверяли мне свои сокровенные тайны и горячо молили разделить со мной мой шатер. Было объявлено, что один из дней в году будет назван в мою честь со всеми специальными жертвоприношениями и церемониями, которые обычно проводятся в таких случаях.

Мне это не казалось приятным, писец. И сейчас не кажется. Все это как-то фальшиво, смертельно скучно и может превратить счастливого простого смертного в демона тщеславия. Герои принадлежат могиле. Это единственное место, которое может спасти их от самих себя и им поклоняющихся.

Самой плохой стороной моего неожиданного обращения в святые было усиление ненависти Джинны ко мне, как только он увидел, что корона, которую он так страстно желал, была отнята у него. Каким-то образом появились слухи, что Гэмелен заставил Джинну следовать моему плану. Через несколько часов после того, как сдались последние ликантианцы, стали раздаваться насмешки в адрес Джинны. Длительную кровавую осаду стали называть «Глупость Джинны», и находились такие, кто с ненавистью проклинал его за столь долгие страдания, вызванные его нелепыми приказами, стоившими стольких тысяч жизней.

Надо отдать должное ликантианцам, это были очень сильные и жестокие противники, и архонты были близки к тому, чтобы взять верх над нашими воскресителями. Тем не менее было очень много вопросов, на которые Джинна обязан был ответить, – не здесь, конечно, а по возвращении в Ориссу, где он должен был предстать перед Магистратом. Было ясно, что только неожиданное вмешательство какого-нибудь сильного божества могло спасти его от позора. И вот невероятное везение Джинны полностью изменило ему в ту ночь. Началась неистовая буря, утопившая наш лагерь в море грязи. Дождь стоял стеной. Море бушевало, волны, в три раза превышавшие рост самой высокой женщины, бились о скалистый берег. Джинна потребовал, чтобы я немедленно явилась к нему. Не в его шатер, а в замок у моря, в ту самую комнату, где я убила одного архонта.