– Иди ко мне, Рали.

И я подошла к ней, не чувствуя под собой ног, мне казалось, что я лечу над землей. Она обняла меня, и я разрыдалась, сожалея о себе, о Верене и о его поступке. Она подняла мою голову, оторвав мое лицо от своей мягкой груди, и пристально посмотрела мне в глаза. И я утонула в их уютной темноте. Все остальное исчезло из моей души.

– Я люблю тебя, Рали, – сказала она.

Ее слова почему-то не удивили меня. Я знала, что она любит меня.

– Я ждала тебя, Рали, – сказала она. Мне казалось, что я знала и это.

Она взяла меня за руку и отвела туда, где ручей вытекал из-под огромных корней дуба. Мы вошли в маленькую заводь, и перед нами открылись ворота. Мы вошли и оказались перед домом, сплетенным из зеленых ветвей.

– Теперь это твой дом, Рали, – сказала она.

И я жила там с Басаной год без месяца. Мы стали любовницами. Басана сказала, что она – богиня ручья. Она влюбилась в меня два года назад, когда Верен впервые отвел меня сюда. Мне не пришло в голову расспрашивать ее, что она нашла во мне. Юность принимает такие вещи слепо – и это правильно. За исключением Отары, у меня ни к кому не было такого чувства, как к Басане. Я очень страстная по натуре – как и все Антеро. И это наша самая большая слабость. Басана опутала меня любовью: она дарила мне подарки, пела мне песни, кормила сладостями, постоянно восхищалась вслух моей красотой, моим умом – короче, всем. Я забыла дом и свою семью. Это продолжалось долго, но однажды утром я хотела встать со своей постели из лепестков, которые она меняла каждый день, и не смогла. Я была так слаба, что едва подняла руку и едва смогла позвать на помощь. Басана вошла в комнату, и ее ласковая улыбка сменилась голодным оскалом.

Она подошла к моему ложу, опустилась подле него на колени и принялась щипать меня, приговаривая:

– Такая сладенькая.

Я пыталась плакать, поняв, что меня предали, но не могла. Пролилась лишь одна слезинка. Басана хихикнула, заметив ее, и слизнула ее с моего лица.

Поднявшись с колен, она сказала:

– Не плачь, Рали. Я заботилась о тебе почти год. Теперь моя очередь повеселиться.

Я пыталась встать, она легко толкнула меня назад на постель.

– Не надо, дорогая. Никто из нас не виноват в том, что случилось. Просто у меня нет души, и мне нужна душа молоденькой девушки каждые десять лет. Конечно, я не люблю тебя, но ведь ты не знала этого, и тебе было хорошо. Лучшие, самые вкусные души полны счастья и любви, это придает им сладость. Ты даже представить себе не можешь, как они мне полезны. Они дают мне молодость и жизнь!

Сказав, что ей надо подготовиться, она вышла. Пока ее не было, я пыталась успокоить себя тем, что, хоть она и не любила меня, как и всех других девушек, со мной она больше всего приблизилась к этому чувству.

Внезапно я почувствовала запах сандалового дерева, и в комнату вошла моя мать. Она была обнажена, как Басана, и показалась мне еще более красивой. Движения ее были мягки как у кошки, глаза сверкали огнем. В руках у нее был заостренный ивовый прут.

Басана с криком ворвалась в комнату и бросилась на мать. На руках и ногах у богини мгновенно отросли огромные когти, зубы вытянулись в клыки. Мама отступила на шаг и пронзила ее сердце прутом. Из раны брызнула кровь, и Басана мертвой упала на пол.

Мать равнодушно перешагнула через нее и подошла ко мне.

– Я пришла за тобой, Рали.

Я пыталась подняться, но она мягко удержала меня. И она спела мне песню, слова которой я постоянно пытаюсь вспомнить, но они находятся где-то в глубине мозга. Мать положила руку мне на лоб, и я заснула.

Меня разбудил голос Верена. Я открыла глаза и увидела, что лежу рядом с ним под дубом. Все было как прежде. Все тот же солнечный теплый день. Знакомые запахи и звуки. Он сказал какую-то глупость, и я засмеялась. Потом он ущипнул меня, и я дала ему сдачи.

Я слышала, как из-за холма меня зовет голос матери. Верен вскочил, краска вины бросилась ему в лицо. Я тоже встала и крикнула ей в ответ. Мать вышла из чащи и направилась к нам. На ней была голубая короткая туника, голубые походные брюки, заправленные в высокие сапоги. Когда она подошла ближе, я почувствовала запах сандалового дерева.

Она посмотрела на меня своими добрыми глазами и сказала:

– Я пришла забрать тебя домой, Рали.

И мы пошли домой.

Я сказала Гэмелену, что до сих пор не знаю, произошло ли это наяву или во сне. Я больше склоняюсь к мысли, что во сне. Ты, писец, кажется, думаешь так же. Ты, верно, решил, что я сошла с ума, выслушав рассказ до половины, ведь все знают, что Верен Антеро жив, имеет семью и богатство. Значит, это сон. Сон глупой молодой девчонки.

Но иногда мне кажется, что это вовсе не сон. И я на самом деле была похищена лесной феей, а мать спасла меня. С того дня мать стала слабеть день за днем. Год спустя она умерла. Часто ночами я раздумываю, не была ли это сделка с демоном или богом – моя жизнь за ее.

Я рассказала все это Гэмелену.

– И поэтому я не только боюсь того, что вы мне предлагаете, но и отказываюсь наотрез, – заявила я ему.

– Теперь я понимаю тебя, Рали, – ответил он, – мне очень жаль. Но все ли ты рассказала мне? Разве мать совсем покинула тебя? Разве она не приходит к тебе иногда? И ее дух не охраняет ее дитя?

Я промолчала, Гэмелен без слов понял, что его догадка верна.

Он сказал:

– Теперь это не важно. Ты мне объяснила все. Но не забывай, в каком мы находимся положении. Скоро Кихат догонит и убьет нас. Но мы можем остановить его. И прольется только его кровь.

И снова он протянул мне перо. На этот раз я взяла его. Гэмелен улыбнулся.

– Принеси мой сундучок. Нам понадобится масло и еще кое-что.

Я принесла сундучок, нашла в нем бутылочку с маслом, добавила туда, по его указаниям, дурно пахнущего порошка. Потом он приказал мне сосредоточиться, как перед боем.

Под его руководством я нарисовала мелом пентаграмму на палубе вокруг жаровни и полила ее маслом. Пентаграмма окуталась дымом, и из нее выпрыгнул демон. Он был невелик, с зеленой морщинистой кожей, обтягивающей клыкастую лягушачью морду. У него были почти человеческие руки и ноги, если не считать когтей. Он зашипел на меня. Дрожащей рукой я протянула ему перо. Он выхватил его у меня из пальцев и нырнул обратно в жаровню.

Гэмелен предупреждал меня, что это случится, но я долго не могла прийти в себя, глядя на прыгающее пламя. Языки огня потянулись к моему лицу, и я закрыла глаза. Пламя не обжигало, оно было холодным. Я несмело открыла глаза. Все вокруг меня переливалось тысячами красок, а под ногами у меня было дно жаровни. Я дунула, и дым исчез.

Через мгновение я смотрела вниз с огромной высоты на боевые каноэ. Их частично скрывал туман. Я снова дунула, развеяв дымку.

Кихат находился в самом большом каноэ. Ему подносил еду стройный юноша, совершенно обнаженный, даже без набедренной повязки. У него были груди как у женщины и мужские половые органы. Юноша доставал какую-то пищу из горшка и протягивал ее Кихату. Король открывал рот, брал еду из рук этого существа, а потом облизывал его пальцы. Юноша хихикал, и все повторялось снова.

Издалека до меня донесся голос Гэмелена, приказывавший мне действовать.

– Кихат! – крикнула я. Мой голос отдавался эхом, как будто я была в пещере.

Король вскочил, отбросив любовника в сторону, и принялся оглядываться по сторонам.

– Кто зовет короля? – спросил он.

– Кихат! – снова крикнула я.

Вождь бешено вертел головой по сторонам. Потом он принялся подозрительно разглядывать своих воинов.

– Кто говорит? – вскричал он.

Его люди со страхом смотрели на него, думая, что он сошел с ума.

– Кихат!

Он снова вздрогнул. Его любовник-юноша превратился в разукрашенный посох, который мы видели у него на нашем корабле. Кихат затряс им над головой.

– Отвечайте мне, – закричал он на воинов, – или изведаете моего гнева!

Они были слишком испуганы, чтобы выдавить хоть слово. Кихат ударил ближайшего к нему воина посохом по голове. Воин вскрикнул и отпрянул, словно обжегшись.