Представшая перед Вильямом Сандбергом картинка состояла из сотен символов и штрихов, выстроившихся в ряды и одновременно разбитых на вертикальные колонки.

– Ты знаешь, что это? – спросил Франкен.

Вильям кивнул.

Клинопись.

Он встречался с подобным только в книгах. Одна из самых старых в мире систем письма, ее примеры можно было увидеть на глиняных табличках в телепередачах по археологии. Сейчас стены вокруг него покрывали черно-белые пиксельные версии точно таких же надписей, и они якобы несли в себе неслыханно важное сообщение, которое не удавалось понять.

Вильям долго стоял и смотрел на непонятный для него текст. Двое мужчин не ограничивали его во времени.

Наконец, он опустил взгляд.

– Я не понимаю, – сказал он.

Никто не ответил.

– И вы перехватили это сейчас?

– Перед тобой сборный материал. Он у нас уже какое-то время.

– Вам известно, о чем там речь?

– Да, но тебе не надо этого знать.

Он устало посмотрел на Франкена, не вкладывая в свой взгляд какого-то особого смысла. То, чего Вильям не мог понять, касалось гораздо более приземленных вещей.

– По-моему, вы ошиблись. У вас неправильное представление о моих знаниях.

Снисходительная улыбка в ответ.

– Я работаю с шифрами. Я не египтолог.

– Шумеролог, – поправил его Коннорс. – Знаки шумерские. – А потом: – Мы знаем твою специализацию. Другие переводят надписи для нас.

– Но почему я здесь? Если вы уже получили это из цифр, – пояснил он. – Если вы уже раскололи шифр. Для чего я вам нужен тогда?

Наконец Франкен опустил глаза со стены и посмотрел на Вильяма. Спокойно, пристально. Когда он потом ответил, его голос звучал до крайней степени серьезно.

– Сандберг, у нас не так много времени. – А потом: – Нам нужна твоя помощь, чтобы зашифровать ответ.

Кристина переступила порог маленького кафе на Рёрстрандсгатан и поискала взглядом Пальмгрена. Он уже стоял, раскрыв объятия ей навстречу.

Пальмгрен увидел Кристину через окно и знал, что она войдет с такой же серьезной сосредоточенной миной, какая всегда была у нее при их последних встречах. Тогда, так же как и сейчас, насколько он знал, у нее на душе кошки скребли.

Она позволила обнять себя, прежде чем они сказали хоть слово друг другу. Пожалуй, освободилась из его объятий слишком рано, но в качестве альтернативы могла ведь разрыдаться, чего сама не хотела. Даже не встретилась с ним глазами, здороваясь.

– Будешь что-нибудь? – спросил он. Главным образом давая ей шанс на секунду отвлечься. Позволяя успокоиться, прежде чем они начнут разговаривать всерьез.

Она покачала головой. Повесила замшевую куртку на спинку стула, села напротив него. Ждала, как бы предлагая ему заговорить первым.

– Ты права. Но это ты ведь уже знаешь.

Она кивнула. Ларс-Эрик Пальмгрен был другом их семьи так долго, насколько у нее хватало памяти, и после их развода остался в том же амплуа, нейтрально поддерживая обе стороны. Единственный из их общих друзей, не посчитавший для себя нужным выбирать, кто ему дороже. Пожалуй, отчасти в силу профессии. Навыкам дипломатии он научился за годы работы в штабе обороны. Или просто был дипломатичным по характеру. Но независимо от причины он продолжал реально поддерживать и ее, и Вильяма после того, как их дороги разошлись. Ее мучили угрызения совести из-за того, что они давно не давали друг другу знать о себе. Но ей требовалось как можно больше отдалиться от своей прежней жизни, и, как она догадалась, Пальмгрен понял это. Ведь с какой стороны ни посмотри, он был самым умным из ее знакомых.

– Ты знал, что он собирается сделать это? – спросила Кристина после долгой паузы.

Он покачал головой.

– И ты тоже не знала, – сказал он жестко, как бы запрещая ей винить себя, словно она своим тоном как бы намекнула, что ей следовало знать. – Такие опасения возникали у тебя раньше, и каждый раз ты ошибалась. Не так ли? Даже если ты беспокоишься о чем-то, подобное вовсе не означает, что можно заранее предусмотреть трагический итог, если в один прекрасный день все произойдет в действительности.

Кристина пожала плечами. Подобные разговоры не имели смысла, и Пальмгрен знал это тоже. Чувство вины, связанное с тем, что она не помешала Вильяму, существовало само по себе, независимо от степени его обоснованности, и от него было не избавиться при помощи пустой болтовни.

– В любом случае… – сказал он в попытке увести ее от тягостных мыслей, – в любом случае ни ты, ни я не могли предусмотреть подобного.

Он развел руки в стороны с целью показать, что он имел в виду под словом подобного. Она объяснила все по телефону: исчезновение Вильяма, отсутствие компьютеров, всех его папок и публикаций, книг. И он сразу признал ее правоту. Вильям Сандберг исчез не по доброй воле. Для этого не существовало никакой причины, и, насколько Пальмгрен его знал, у Вильяма никогда и мысли не возникло бы внезапно куда-то отправиться. Он был не из таких.

– И каково твое мнение? – спросила она.

– Я долго думал, – ответил Пальмгрен. – Но не могу понять.

– Объясни, – попросила она.

– С оговоркой, что есть вещи неизвестные мне. Я же пенсионер. Если за последние годы случилось нечто революционное, то мне ничего не известно об этом.

– И пресса не знала бы тоже?

Он улыбнулся:

– При всем моем уважении, вам известно далеко не все.

Она улыбнулась в ответ. Жестом предложила ему продолжать.

– Вряд ли ситуация с безопасностью в мире изменилась столь радикально за короткое время. Мне абсолютно непонятно, у кого мог иметься интерес, а также необходимые ресурсы, чтобы увезти эксперта по шифрам, как бы он им ни требовался. Какая-то нация?

Пальмгрен покачал головой, словно отвечая сам себе.

– Сейчас не та политическая ситуация. Разные нации работают вместе. Если бы у какой-то иностранной державы возникла необходимости в шведском криптологе, они связались бы с нами и попросили.

– Организация? – спросила она.

– Террористы? – ответил он вопросом на вопрос.

– Например?

Он посмотрел на нее. Но пожал плечами:

– Что я могу сказать. Пожалуй.

– Но почему бы они выбрали Вильяма? А не кого-то другого, кто сегодня у дел, все еще работает? А не чертова эгоцентричного идиота, считающего, что для решения всех проблем достаточно лечь в ванну и умереть?

Пальмгрен посмотрел на нее. Кристина имела в виду не это, о чем он также прекрасно знал.

– Просто Вильям лучший.

Она кивнула, спокойная снова.

– Ты это знаешь, и я тоже, – сказала она. – Но кто еще? Если только они не в курсе дел в шведских вооруженных силах? А такими знаниями, пожалуй, может обладать только военная организация.

Они сидели молча довольно долго. Старались не встречаться взглядами с официанткой, когда та накрывала стол рядом с ними, а она периодически поглядывала на них, как бы напоминая Кристине, что та находится в кафе, а не в общественном зале ожидания, и здесь не принято просто сидеть, ничего не заказывая.

Потом, когда они снова остались одни, Кристина наклонилась вперед:

– Какие контакты имеются у тебя сегодня?

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– О том, чем занимался Вильям. Прежде чем закончил. Кто делает это до сих пор?

– Я не знаю.

– Но кто-то ведь делает?

– По крайней мере, так должно быть.

Кристина кивнула. Положила руки перед собой на стол. Посмотрела Пальмгрену в глаза.

– Если есть кто-то на стороне. Группа, или организация, или, черт побери, нация, или политическая фракция, или отдельный параноик, помешанный на теории заговоров, где-то в нашей стране. О чем бы ни шла речь, если есть какая-то заинтересованность в знаниях Вильяма, ему же, наверное, известно?

– Если такой имеется, – сказал он и кивнул, – то преемник Вильяма, вероятно, в курсе.

Кристина не сказала больше ничего. Ждала. А Пальмгрен знал, какие слова она хотела от него услышать.