– Я посмотрю, может, мне удастся связаться с ними.

Чувство благодарности заставило Кристину опустить взгляд, шумно вздохнуть. Сейчас она пожалела, что не заказала кофе, тогда смогла хотя бы изучать его, только бы не встретиться с глазами Пальмгрена как раз сейчас.

Пальмгрен взял ее за руки наклонил голову, словно пытаясь поймать взгляд Кристины вопреки ее желанию.

– Все будет хорошо, – заверил он. – Я обещаю, все будет хорошо.

Тепло его рук вкупе со словами благотворно на нее повлияло, на душе стало немного легче, и впервые после исчезновения Вильяма она позволила себе чуточку расслабиться и дала волю слезам.

В конце концов подняла глаза на Пальмгрена. Благодарно улыбнулась в ответ.

И даже если они оба знали, что никто из них ничего не может обещать, все равно ни один из них не сказал этого.

Во второй раз на протяжении одного и того же дня Вильяма вели по бесконечным каменным коридорам замка. Но сейчас Коннорс не говорил ничего. Позволил Вильяму идти, погруженному в собственные мысли, дал время переварить услышанное, прекрасно понимая, что тому сейчас не до географии.

Они шли в тишине, пока не миновали комнату, где Вильям проснулся тем же утром. Далее в том же коридоре находилась другая дверь, и Коннорс открыл ее (тоже никаких замков, констатировал Вильям) и показал ему маленькую комнату, находившуюся за ней.

– Здесь ты будешь работать. Посмотри, может, тебе чего-то не хватает.

Вильям огляделся. В качестве помещения для работы комната была не особенно большой. Она располагалась вдоль той же стены, что и его спальня, и из нее открывался столь же шикарный вид. Четыре больших окна смотрели на горное озеро, а вдоль боковой стены стоял длинный стол с мониторами и компьютерами, и рабочими материалами, и даже ручками и бумагами, а также офисный стул, выглядевший очень привлекательно.

В первый рабочий день он вошел в свой кабинет.

Довольно приличный, надо признать.

– Узнаешь? – спросил Коннорс.

– Извини?

Вопрос казался абсурдным, и Вильям поднял глаза на генерала, одарил его недоуменным взглядом. Но Коннорс лишь еле заметно улыбался, явно не собираясь ничего объяснять, и Вильям снова повернулся в сторону комнаты.

Прошло какое-то время, прежде чем он понял, что здесь ему многое знакомо.

А еще через мгновение до него дошло почему.

Это были его собственные компьютеры.

И поставлены точно таким же образом, как и в его квартире. Мониторы, и системные блоки, и специальное встроенное оборудование, которое он нарисовал сам и заказал строго секретно. А на полках над мониторами красовалась его собственная литература, папки, все находившееся в его кабинете дома, все необходимое ему для работы здесь.

Только окинув взглядом стол в третий раз, он понял, что лишь одно не сходится. Он сделал шаг вперед, к серо-зеленому ящику из стальных листов, формой напоминавшему куб, установленному на краю, в стороне от всего другого.

Это не мог быть он. Ни в коем случае.

Он положил на него руку, провел пальцами по холодной поверхности. Повернул его так, что перед ним предстали ряды разъемов и выключателей, установленных на плоской панели, составлявшей его заднюю стенку. Он выглядел кустарным изделием из восьмидесятых годов.

– Как, черт возьми, вы заполучили его? – спросил он.

– Заказали.

– Заказали?

Вильям посмотрел на Коннорса. Этот блок уж точно нельзя было купить в магазине. Или украсть, вломившись куда-нибудь и прихватив с собой. Пришлось бы преодолеть массу преград в виде систем сигнализации и, возможно, толстых стальных стен, чтобы добраться до него. Удалось бы справиться, только заполнив кучу бумаг и получив бесконечное количество подписей под ними.

В этом он был уверен почти на сто процентов.

Поскольку собственными руками создал данное устройство.

Начал конструировать весной 1992 года и доводил до ума поэтапно в течение двух лет. Оно являлась основой ультрасекретного научного проекта и использовалось в течение едва ли семи лет, после чего его поместили в мешок с силикагелем и положили в пещеру, как хорошо охраняемую тайну. И даже если каждый отдельный компонент сам по себе прилично отставал от времени, самодельный компьютер на столе перед ним был создан для одной-единственной задачи. И возможно, по-прежнему оставался одним из самых действенных инструментов по раскодированию зашифрованной информации в мире.

И назывался Сарой. В честь его знакомой с таким же именем.

– У нас есть кое-какие контакты, – пояснил Коннорс в ответ на его вопрос.

– Я понимаю, – сказал Вильям. – Я догадался об этом.

Его удивили чувства, нахлынувшие на него. Это же были просто бездушные машины. Но одновременно они напомнили ему о тех временах, которые он пытался забыть, или умалить их значение, или, по крайней мере, относиться к ним с пренебрежением, а сейчас ему напомнили обо всем, внезапно, с совершенно неожиданной стороны и с огромной силой.

Он посмотрел на Коннорса и кивнул.

Это означало «спасибо».

Даже если он не хотел признаться себе в этом.

Коннорс оставался в комнате и наблюдал за Вильямом Сандбергом еще минуту, видел, как тот наклонился над своим оборудованием, проверил разъемы и провода, убедился, что все соединено надлежащим образом. В конце концов почувствовал себя лишним, решил не мешать и повернулся, собираясь уйти.

Он как раз открыл дверь, когда услышал голос Вильяма у себя за спиной.

– Коннорс, – позвал он.

Сандберг стоял сбоку от своих компьютеров. И то, как серьезно он смотрел, удивило Коннорса, и впервые он по-настоящему понял, что человек напротив него всего сутки назад пытался покончить с собой.

От усталого ироничного взгляда не осталось и следа. В нем появилось нечто иное, некий налет доброты, которого он не ожидал, хотя и следовало бы, и в какой-то момент Коннорс боролся с желанием подойти к нему, похлопать по спине, сказать, что все будет хорошо.

Но к сожалению, Коннорс сомневался в таком финале. Он просто кивнул в ответ. Спрашивай.

Вильям перевел дух. Обдумал каждое слово. Очень тщательно.

– Я вижу только одну причину, почему ООН понадобилось бы создавать секретную полувоенную организацию под своей эгидой.

Коннорс стоял неподвижно. Ничего не сказал, просто ждал продолжения.

– Если есть конкретная, всеобъемлющая угроза, направленная не против какой-то отдельной страны. Если что-то затронуло бы нас всех и возникли опасения относительно неизбежности такого развития событий. Если бы все обстояло так. И в случае беспокойства о последствиях в том случае, если общественность узнает. Тогда пожалуй.

Если у Коннорса еще и оставалась улыбка на лице, когда он повернулся, сейчас она исчезла. Он стоял неподвижно и смотрел прямо в глаза Вильяма, не отводя их ни на миллиметр.

Сандберг назвал причину, проще он сам не смог бы сказать.

Ни один из них не произнес больше ни слова.

А потом Коннорс повернулся и покинул комнату.

Уже далеко за полночь Кристина вернулась в редакцию. В руке она держала видавший виды пакет из супермаркета с бесцветными макаронными изделиями в столь же бесцветной бумажной упаковке. Не от голода, а по причине того, что по всем меркам вроде бы должна испытывать его, она собиралась разогреть их в офисной микроволновке уже неизвестно в какой раз, а потом съесть часть и оставить остальное у себя на письменном столе, чтобы уборщица забрала вместе с содержимым корзины для бумаг, когда придет спозаранку. Сама она надеялась к тому времени уже уйти домой.

Пребывание в офисе ночью вызывало какое-то особое чувство. Темп был ниже, те, кто работал, делали это в тишине, телефоны главным образом молчали, и сейчас их обычную для дневных часов непрерывную трескотню заменял шум вентиляторов, компьютеров и люминесцентных ламп. Если кто-то не хотел идти домой и, сидя в полном одиночестве, таращиться на себя в зеркале, редакция представлялась отличной альтернативой. Ты был не один, но единственное общение с коллегами сводилось к усталым кивкам, когда кто-то проходил мимо. И по ощущениям Кристины, именно это требовалось ей в такой вечер.