Ванная, блистающая чистотой, была слишком просторной, чтобы находиться на борту самолета, но одновременно ужасно маленькой для обычной ванной. Потребовались определенные усилия, чтобы выполнить в ней все нормальные процедуры утренней гигиены.

Вильям Сандберг потратил много времени на себя. Побрился, вымылся до пояса, даже наклонил голову в белую раковину, якобы сделанную из мрамора, при всей лживости данного утверждения, и помыл ее два раза с шампунем с единственной целью: почувствовать, как струи холодной воды текут по его голове.

Это было прекрасно. И полученное удовольствие фактически стало сюрпризом для него.

Он позволил себе наслаждаться этим ощущением несколько мгновений. В любом случае, что бы ни ждало его впереди, ему хотелось встретить это с ясными мозгами.

Он стоял так, когда у него заложило оба уха одновременно.

Они пошли на посадку.

Он зажал ноздри большим и указательным пальцами и выровнял давление. Двигатели заработали в другой тональности, а это могло означать только одно. Опять же секунду спустя он понял, что почти не слышит, и ему пришлось выровнять давление снова.

Он немного подождал с выводами. Речь могла идти об изменении курс, высоты, и в таком случае они должны были выровняться скоро, а уши привыкнуть к новому давлению, и все вернуться на круги своя, то есть к монотонной тишине.

Но самолет продолжал спускаться. Повернул, откорректировал направление. Выровнялся на короткое время и опять пошел вниз. Легкие приступы тошноты сопровождали резкое изменение силы тяготения, и тело становилось как бы чуточку легче. У него пропали всякие сомнения. Они готовились к посадке.

Пока никто не сказал ему выйти из ванной, и его заинтересовало почему. Либо до приземления еще далеко, либо его одетые в костюмы друзья не считали нужным выполнять массу требований безопасности при полетах, которые, собственно, не приносили никакой особой пользы.

Скоро им предстояло ступить на твердую землю. Но где?

Солнце подсказывало ему, что они летели на восток, пока он спал. Возможно, на юго-восток, в зависимости от того, сколько времени сейчас было. Хотя подобное обстоятельство ничего не гарантировало. Откуда он мог знать, что они постоянно придерживались одного курса.

Столь же трудно было понять, как долго они летели. Солнце стояло относительно высоко, когда он проснулся в больнице, часы, пожалуй, показывали одиннадцать утра или полдень. Потом они усыпили его и доставили в аэропорт. Бромма? Арланда? Практически никакие другие больше ведь не использовались, но где можно погрузить на борт находящегося без сознания человека, не привлекая внимания наземного персонала? Если самолет стоял наготове и ждал, а все бумаги оформили заранее, они могли оказаться в воздухе, самое раннее, только через полчаса.

Его расчет не отличался точностью, но он давал хоть что-то, пусть в самом грубом приближении. Сейчас солнце по-прежнему находилось высоко. Выходило, они не могли лететь больше двух-трех часов. Конечно, меньше, если двигались на восток, навстречу вечеру, и больше, если речь шла о западе, но его прикидки все равно имели слишком широкий разброс, и он решил пренебречь этой разницей.

Взамен сконцентрировался на возможных вариантах. Как ему казалось, их имелось два. Вероятно, они находились над Южной Европой. Или над Россией. Или, возможно, где-то между ними.

Он задумался над вторым вариантом.

Россия.

Такой ответ выглядел очевидным тогда. Но сегодня?

Существовала ли в нем какая-то логика?

Но разве была какая-то логика в том, что это случилось с ним именно сейчас, напомнил он себе. Почему с ним? Почему сейчас? Какую он мог бы иметь ценность и для кого?

Он отбросил все эти мысли. Застегнул молнию на своем несессере. Ему дадут ответы в свое время.

Последний взгляд в зеркало.

Он выглядел на удивление бодрым для того, кто недавно собирался умереть.

А потом открыл дверь ванной.

Снаружи, к своему удивлению, он обнаружил мужчин в костюмах. За окном мелькали облака, услужливо уступая дорогу самолету, а по стеклу с внешней стороны медленно ползли капли конденсата.

– Подозреваю, мне надо пойти и пристегнуться? – спросил Вильям.

Он улыбнулся, хотя у него и мысли не возникло, что именно поэтому вся компания ожидала его. И, как бы подтверждая опасения Вильяма, обладатель бычьей шеи повернулся боком и пропустил вперед своих коллег.

– Я прошу прощения за это, – сказал он. – Но так будет лучше для всех.

Вильям понял.

И во второй раз он увидел, как подстриженный ежиком парень подошел к нему со специфической авторучкой в руке. Секунду спустя тело обмякло, свет погас перед ним, и Вильям Сандберг погрузился в темноту и безмолвие.

Кристина Сандберг постаралась быть краткой. Она дала полицейским свою визитку и объяснила то, что знала, даже без намека на сомнение в голосе. И прежде чем кто-то из стражей порядка успел возразить или задать вопросы, быстро направилась к выходу, оставив их переваривать полученную информацию.

Вильяма Сандберга увезли силой, и, принимая в расчет прошлое ее бывшего мужа, жизнь его была в опасности.

Это она попыталась вбить им в головы, а потом покинула свою бывшую квартиру на Каптенсгатан, чтобы никогда больше не возвращаться туда.

Жанин Шарлотта Хейнс прижалась к каменной стене и задержала дыхание, удары сердца, казалось, эхом отдавались в тишине, и она испугалась, что они могут выдать ее.

Потом закрыла глаза. Сконцентрировалась на необходимости не шевелиться и не позволить толстому конверту, который засунула себе за пояс, тереться о ее одежду и создавать совсем ненужный сейчас шум.

Голоса двух мужчин не долетали до нее больше. Но они точно находились где-то на расстоянии метра.

Пожалуй, их было трое, но этого Жанин не знала наверняка. Услышав их разговор на винтовой лестнице, она резко остановилась, огляделась в поисках укрытия и бросилась в узкий проход, не имея ни малейшего понятия, куда он ведет. Освещение там отсутствовало, и она прижалась к стене и одновременно услышала, что они поднялись именно на ее этаж, остановились точно рядом с ней, но с другой стороны небольшой арки.

Сейчас они стояли там неподвижно, стараясь не нарушать тишину, точно как она сама. И ей оставалось только надеяться, что они не услышали ее. В противном случае она не смогла бы объяснить свое присутствие здесь. Особенно среди ночи.

Она бежала.

И поплатилась за это сейчас.

Бежала быстро, как только могла, босая, чтобы ее шаги не отдавались эхом в каменных коридорах, рискуя жизнью, но понимая, что это, возможно, ее единственный шанс. Сейчас телу резко потребовался кислород, в то время как она отчаянно старалась затаить дыхание.

Они не могли слышать ее.

Она стояла абсолютно неподвижно.

Прислушивалась к ударам собственного сердца.

Потом, внезапно, один из них заговорил.

Голос раздавался совсем близко, и казалось, он обращается прямо к ней. Она уже собиралась сделать вдох, но в последний момент спохватилась и прижалась к стене. Взяла себя в руки и заставила слушать, о чем они говорят, а также попыталась понять смысл.

Отдельные слова казались знакомыми. Безопасность?

Черт. Ее французский никуда не годился. Она два семестра проучилась в университете, но откровенно била баклуши. И преподавательница сказала, что в один прекрасный день она пожалеет, и сейчас, стоя в каменном коридоре, Жанин пришлось признать ее правоту.

Ага. Опять. Securité. Интересно, они говорят о ней?

Она закрыла глаза, попыталась оценить ситуацию. Худшее, что могло случиться, так это если кто-то обнаружил пропажу маленькой пластиковой шайбы, находившейся у нее в кармане. Это была единственная для нее лазейка, единственный путь наружу. Она сильнее зажала ее в руке, словно это могло что-то изменить.