Вернувшись в замок, навигатор все же лег спать, но долго не мог уснуть. Лишь под утро его окунуло в недолгий, но яркий сон. Ему приснилось, что он стоит под дубом Авраама в священной роще Мамре, а неподалеку от него небольшой столик, на столике — чаша, в чаше лежит крошечный агнец, величиной с котенка, рядом с чашей разломлен хлеб, а за столом сидят три путника с моложавыми, но усталыми и печальными лицами, и убеленный сединами, длиннобородый старец. «Почему они, а не я? Почему им, а не мне?» — думает Жан, хотя и сам не знает, чему именно он завидует на сей раз, но от этого зависть не уменьшается, а злость разрастается до небес, и вот он уже кричит: «Чтоб ты свалился, дуб проклятый, им на головы!» И его желание исполняется. Дуб начинает валиться, медленно-медленно валится и валится, плавно накреняясь, и вот уже навигатор Жан видит, что ветхозаветное древо падает не на сидящих за столом путников и старца, а на него, Жана де Жизора. Ему страшно, он старается убежать, но ноги не слушаются, передвигаются еле-еле, он оглядывается и видит, что дуб, широкий, как рыцарский замок, навис над ним всей своей неимоверно тяжелой массой, вот-вот раздавит. «Босеан!» — кричит несчастный навигатор, но и это не помогает, все — гибель неотвратима…
Проснувшись, Жан почувствовал, как сердце в груди у него готово выскочить и покатиться по полу. Давно он не испытывал такого ужаса. Поразмыслив, сидя в постели, навигатор усмехнулся и произнес вслух: — Это мы еще посмотрим, кто кого. В замке царила тревога — только что поступило сообщение, что шесть эскадронов Филиппа-Августа атаковали рыцарей, охраняющих вяз, и, после короткой стычки, отогнав англичан от охраняемого объекта, принялись рубить древо Жизора топорами. Сигнальные трубили в рожки, торопя воинов короля Генри облачаться в доспехи и готовиться к бою. Наконец, Генри вывел свое войско из замка и бросил его в наступление. Тамплиеры Креста и Розы обязались тем временем обойти противника с флангов и атаковать тех, которые рубят дерево. Правый фланг повел за собой магистр Альфред де Трамбле, левый — гардьен Эверар де Бусиньяк. Навигатор и магистры де Фо и де Жерико поспешно поднялись на башню жизорского донжона и оттуда наблюдали за битвой, происходящей на поле вокруг вяза.
Зрелище было живописное. Передовой отряд короля Генри пытался пробиться сквозь плотную стену французских всадников, не пускающих англичан к середине поля, где множество дровосеков махали топорами, расправляясь с древом Жизора. Звон мечей, треск ломаемых копий, ржанье лошадей и крики рыцарей озвучивались глухими и сочными ударами топоров, вгрызающихся в древесину и с каждым новым ударом проникающих сквозь годичные кольца в глубь столетий. Король Франции стоял неподалеку от убиваемого вяза и следил за работой лесорубов. На левом фланге, Эверар де Бусиньяк вступил в бой с эскадроном, которым командовал сам Ришар Львиное Сердце. Ненависть к рыжему любимцу судьбы облила сердце навигатора черной кровью. Тем временем, происходящее на правом фланге вызвало у стоящих на башне донжона возглас, негодования. Альфред де Трамбле, ведя свой отряд тамплиеров Креста и Розы, вошел в столкновение с тамплиерами, которых вел за собой коннетабль Робер де Шомон. Но боя между ними не произошло. Обменявшись приветствиями, те и другие тамплиеры смешались и стали наблюдать за рубкой вяза.
— Магистр де Фо, — скомандовал навигатор, — отправляйтесь туда и прикажите магистру де Трамбле напасть на тех, кто рубит дерево.
— Мне кажется, уже поздно, — заметил крещеный еврей Жак де Жерико, — взгляните, они уже начали валить ствол дубинами.
Оглушительный треск сопровождал его слова. Вершина вяза дрогнула, словно судорога пробежала по всему исполинскому древу. Навигатор, чувствуя, как холодеют руки и ноги, стоял ни жив, ни мертв. До него только теперь дошло, что Ормус через несколько минут прекратит свое существование. Доселе он не мог и подумать об этом. Громкий треск повторился. Звук его, должно быть, можно было услышать в Шомоне, а то и дальше. После этого древо Жизора стало медленно накреняться, так же в точности, как дуб Мамрийский в сегодняшнем сне навигатора Жана.
— Какое варварство! — возмутился Жак де Жерико.
— Дикари! — поддакнул де Фо, заискивающе посмотрев на Жана.
Оглушительно треща, ревя и стеная, древо Жизора продолжало накреняться, все быстрее и быстрее, и вот уже оно начало падать.
— Этого не может быть! — пробормотал навигатор трясущимися губами. В это время плотные ряды французов, сражающихся по центру, дрогнули, рассыпались и понеслись в стороны, а атакующие их англичане в пылу сражения не сразу поняли подвоха и устремились вперед, не видя, что гигантское дерево, словно каменная туча, обрушивается на них, и когда великий Ормус рухнул, несколько десятков рыцарей оказались под его стволом и кроной, многие из них погибли, многих покалечило, остальные, обезумев, принялись выбираться из густой ветвистой кроны, рубя ветки мечами, как врагов.
Почти одновременно с гибелью древа, закончилось и сражение, сделавшись бессмысленным. Французы отступили на дальний край поля и там выстроились. Только Ришар Кёрдельон продолжал сражаться против тамплиеров Креста и Розы на левом фланге, подзуживаемый Бертраном де Борном, бьющимся с принцем плечо к плечу. Но вот и они отступили и заняли свое место в ряду французского войска. Около двухсот трупов, усеявших поле под Жизором, выглядели муравьями по сравнению с огромным трупом жизорского древа, распластавшимся через все поле и вершиной своей дотронувшимся до стены замка.
— Пожалуй, нам пора спуститься, — произнес Жак де Жерико.
Навигатор не слышал его слов. Никогда еще он не испытывал такого горя, как сейчас, если вообще знал прежде, что такое горе. Свет солнечного июльского утра померк в его глазах, и медленно из каких-то черных глубин его существа стало подниматься тяжелое, тягучее, истекающее запахом крови, желание страшной мести.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Все материковые владения короля Генри были объяты войной — в Нормандии и Бретани войска Филиппа-Августа сражались с войсками короля Англии, а в Пуату, Аквитании и Провансе преданные принцу Ришару воины подавляли восстание, возглавляемое Раймоном Тулузским, который оказался не только мирным покровителем трубадуров, но и храбрым рыцарем. Сокрушив взбунтовавшихся аквитанцев в блестящем сражении при Тайльбуре, Ришар выступил перед всеми взятыми в плен повстанцами, объявив им следующее:
— Я восхищен вашим мужеством, видел, как отчаянно вы сражались, и уверен, что если бы против вас воевал иной полководец, он был бы разбит вами. Но я все же вынужден отправить вас всех на галеры, ибо вы разбойники. Весь остаток жизни вам придется напрягать весла и подставлять исполосованные спины под удары плетей надсмотрщиков. Но кто не очень жаждет превратиться в двигатели галер, могут избежать этой страшной участи. Для этого необходимо дать одну клятву. Я прошу вас присягнуть мне, но не требую, чтобы вы в составе моего войска пошли на юг усмирять других бунтовщиков. Я требую, чтобы дав присягу, вы отправились следом за мною в крестовый поход, как только я наведу порядок в собственных владениях. Я прошу вас принять крест и не желаю иного искупления вашей вины.
Великодушие смягчало сердца, и многие, приняв крест, добровольно вступили в войско Ришара, чтобы вместе с ним побыстрее усмирить южные владения. Остальные разъехались по домам и стали ждать часа, когда надо будет отправляться в Святую Землю. Лишь горстка особо люто ненавидящих Ришара безумцев предпочла галеры.
Двигаясь дальше на юг, принц Львиное Сердце покорял один город за другим и всюду превращал плененных повстанцев в будущих крестоносцев. Наконец, дойдя до Тулузы, он осадил город могущественного Раймона и довольно быстро овладел им, несмотря на требования Филиппа-Августа оставить столицу провансальской поэзии в покое. Ришар чувствовал себя уже настолько сильным, что счел возможным стать полностью независимым и от отца, и от любимого друга. Это был год его величайшей славы, затмившей славу всех современных ему полководцев. Даже в Леванте о Ришаре Львиное Сердце говорили больше, чем о самом Саладине, тем более, что покоритель Иерусалимского королевства вдруг выронил бразды успеха, потерпел целый ряд поражений и не сумел овладеть ни Тиром, ни Триполи, ни Антиохией. «Э, да его можно одолеть, — заговорили согнанные на побережье Ливана и западной Сирии крестоносцы. — Достаточно только дождаться, когда Ришар Кёрдельон приведет сюда своих непобедимых рыцарей».
