Мамаша помотала головой.

— Хуго согласен вступить во владение. Ты ловко управляешься со скотиной, но к финансовым делам у тебя таланта нету. Того гляди, доведешь хозяйство до ручки. Я уверена, так будет куда лучше.

И это говорила женщина, которая годами копила в ящике напоминания страховой компании, впадала в истерику всякий раз, как предстояло заполнять налоговую декларацию, а земельный участок на Заднике сдала в аренду буквально за гроши. Я воочию видел перед собою йёрстадский дом, видел, как он понемногу темнел и оголялся, как по стенам разбегались трещины, шторы выцветали, мебель старела, и отдает она усадьбу не ради выгоды, не затем, чтобы та стала прибыльной, а затем, чтобы превратилась в идеальное хозяйство по версии Хуго.

— Я тут прикинул, куда бы тебя устроить, — сказал Хуго. — Можешь поработать подсобником на трейлерах. Рояли будешь возить. Осло — Амстердам и обратно. И жилье тоже полагается, в Осло.

— Как раз для тебя, ты же на месте усидеть не способен, — вставила мамаша.

— Неужели ты думаешь, я позволю вам это сделать? Вот так просто позволю сломать все, что строил долгие годы? А кстати, — я обернулся, глянул на мать, — почему я ничего про это не слышал? Что за шахеры-махеры такие у меня за спиной? Пороху не хватило прямо-то сказать, дождались, пока все под воду ушло?

— А нам что, твое разрешение нужно, чтобы поговорить? — Хуго грохнул по столу кулаком.

— Фермой я управляю! — крикнул я и смахнул со стола все, что стояло передо мной: тарелки, приборы, салатники, стаканы полетели на пол. Бетти всхлипнула, Хуго вскочил и замер, широко расставив ноги, готовый ко всему.

— Ты в этом никогда не разбирался, — объявил он.

Бетти принялась собирать черепки.

— Брось! — сказал я.

Она подняла голову. Я повторил: дескать, перестань.

— Где уж тебе заметить, что все кончено, — добавил Хуго.

Я стоял, глядя на размазанную по полу рыбную запеканку.

— Никто меня из Йёрстада не вышвырнет! — Круто повернувшись, я вышел вон из гостиной. Мимоходом в коридоре сбросил со стены большое зеркало. Зазвенело стекло. Последнее, что я услышал, был голос мамаши, она кричала, что я должен вернуться, ведь все можно решить, надо только выслушать ее до конца.

Я пересек автостоянку у Кредитной кассы, остановился, глянул в сторону паба. Квадратное здание вокзала со всех сторон окружала вода. Автобусов нет, большая площадка для такси пуста. Один из шоферов на пару с охранником греб в пластиковом ялике к вокзальной парковке. Сейчас там стояли военные машины. Солдаты скидывали с зеленого грузовика мешки с песком. Они начали обносить дамбой участок перед пабом, который выглядел сиротливым островком среди воды. К перилам крыльца был привязан деревянный челнок, а в самом пабе сидели Коре и остальные мужики, пили пиво. От других дней нынешний отличался единственно тем, что в пивную Мортен доставил их на лодке. Я крикнул, помахал рукой. Мортен вышел на крыльцо, отвязал челнок, сел на весла и направился ко мне. Я шагнул в челнок, оттолкнул его от берега, уселся. Мортен налег на весла.

— У Хуго устроились? — спросил он.

— Я — нет.

— А как с Йёрстадом?

— Завтра съезжу глянуть.

— Пониже Вассхёуга оползень сошел.

— Черт! Где бы мне перекантоваться?

— У меня нельзя, — сказал Мортен.

— Да у тебя ж полно места.

— Родня в гости понаехала. На потеху, вишь, посмотреть охота.

— На потеху посмотреть? Нашли развлечение! Они, часом, не из Трённелага? Тамошний-то народ ничем не проймешь.

— Угадал, оттуда. — Мортен подвел челнок к крыльцу.

Я встал, подобрал шкот, зачалил лодку и вошел в паб. Настроение там было вялое. Коре и Алф с Эудуном, сидя за столом для завсегдатаев, накачивались пивом, какой-то из эневаргинцев, явно под кайфом, сражался с одноруким бандитом, на одном столике виднелся графин с красным вином, а рядом пепельница, в которой, пуская к потолку голубые струйки дыма, лежала непогашенная сигарета. Всё как обычно, подумал я и прошел к стойке. К рекламе «будвейзера» подвели электричество — она ярко мигала на стене. Я сел. «Будвейзер». «Будвейзер». «Будвейзер». Мортен нацедил кружечку, я повернулся к нему и отхлебнул глоток. Думал я о Хуго. Этот гад небось решил сдать в наем, а то и продать дом на Нурдре-гате — вот тебе и нужная сумма. Пыжится как индюк, корчит из себя солидного, щедрого мужика, а ведь сроду таким не был. Нашел, наконец, применение для своих по грошику скопленных деньжонок, которые наверняка каждый Божий день пересчитывает, сидя за письменным столом. Хуго любил потолковать о деньгах. С тех пор как ему сравнялось восемнадцать и он сдал на водительские права, он старался создать впечатление, будто знает толк в финансах. Вот таков был Хуго в двух словах. Человек, якобы знающий толк в денежных делах. Сбережения, акции, пенсионные фонды, проценты — во всем, что выползало и вытекало из финансовых вопросов, он мнил себя экспертом. Голосовал он за партию Хёйре^[8], а вообще симпатизировал крайне правым и с жаром разглагольствовал о том, что стране нужен политик, который сумеет заткнуть пасть пустозвонам из Рабочей партии. Человек смелых решений. И все отлично понимали, кого он имел в виду. Впрочем, поддерживать этого политика целиком и полностью Хуго остерегался. Кой-какие его стороны, не связанные с экономической политикой, не вызывали у Хуго одобрения. Я как-то раз слыхал, мужик один рассказывал про свой разговор с Хуго: брат мой аккурат завел речь про этого политика и все сетовал, что его партия не лишена позорных пятен. Вот так он рассуждал. Он был просто умеренный норвежец, разбиравшийся в финансах, хотя деньжат у него от этого не прибывало, и поддерживал он политика, который с жаром толковал о праве маленького человека поступать как ему угодно, без помех со стороны государства, — толковал, прекрасно зная, что умеренные вроде Хуго, окажись он у власти, так и будут, как раньше, заниматься болтовней. Довольные тем, что денег у них в банке чуток прибавится. Конечно, хорошо рассуждать о свободе индивида, пока тебе не от чего освобождаться. Что бы Хуго стал делать, если б в один прекрасный день ему сказали, что он обладает «индивидуальной свободой»? Да если б он смекнул, что вдруг может делать что угодно, он бы, выпучив глаза, бросился наутек и спрятался в лесу.

На часах уже почти семь.

Передо мной выстроилась целая батарея пол-литровых кружек, но я был ни в одном глазу. В пабе почти никого не осталось. Мортен читал, сидя за стойкой. А не спросить ли мне совета?

— Мортен!

— Да? — Он оторвался от книги.

Наши взгляды встретились.

— Нет, ничего.

Я пошел в уборную и стал перед унитазом, глядя на дырку в стене за бачком, которую так и не собрались заделать. Надо взять себя в руки, сосредоточиться.

Когда я вернулся в зал, у стойки стояла Сив. Мортен подвинул ей стакан джина с тоником. Мы с ней много джина с тоником выпили. Обычно после нескольких стаканов она становилась дерзкой на язык. Вот оно, мое счастье, — дерзкие на язык женщины, пьющие джин. Сив прикупила новые шмотки. Вроде как похудела и выглядела вправду классно. Почему-то меня кольнула обида: ведь прошло всего-навсего два дня с тех пор, как я заходил к ней домой. Пила она жадно, нервозно. Я сел на табурет у стойки.

— Почему ты уехала в город?

— Надо было кое-что уладить, — ответила она.

— Кто за тобой заезжал?

— Один человек. — Она холодно посмотрела на меня.

Я вертел пальцами пивную кружку.

— Кто это был?

— Тот, на кого я могу положиться.

— Прекрасно. И где ты живешь?

— Как раньше, у Евы. — Сив подняла стакан, отпила глоток.

— Вчера я был в Хёугере.

— Вот как? — равнодушно обронила она.

— Эстер Хёуг утонула в Йёре.

— Я слыхала.

— Но твой дом цел.

Она закурила, глядя на рекламу «будвейзера».

— А Йёрстад как?

— Затоплен Йёрстад.