— Все в порядке, все хорошо, — сказала мамаша тоном директора психушки, беседующего с пациентами.

Хуго опять спустился в гостиную, на сей раз без сапог, в толстых носках серой шерсти. Уселся во главе стола, явно на свое обычное место. Мать послала ему улыбку.

— Что у нас нынче? — спросил Хуго, расстилая на коленях салфетку.

— Рыбная запеканка, — ответила Бетти.

— Так-так, стало быть, запеканка. — Он наклонился к Юнни. Слабая тень улыбки тронула уголки губ. — Ну, как делишки-то? Трудновато тебе пришлось, могу себе представить!

Юнни издал радостный обезьяний визг. Он любил Хуго.

— Ничего, ты справишься. Вон каким молодцом стал. — Хуго похлопал его по плечу.

Юнни смущенно смотрел на стол. С первого дня, как только родился, он был любимчиком Хуго. Единственным, с кем Хуго ласково говорил, хлопал по плечу.

Хуго повернул голову, посмотрел на Нину.

— А как твои дела, Нина?

Она глаз не подняла от стола.

— Неплохо.

— Нуждаешься в чем-нибудь?

Нина взглянула на него.

— Нет, — ответила она и опять опустила глаза.

Он послал ей улыбку.

— Ладно, поешь и отдохни хорошенько.

Я глянул на Нину. Она смотрела на меня. Вроде как с испугом.

— Жуткое дело, лисья-то напасть, — сказал я Бетти.

Юнни сызнова визгнул по-обезьяньи и зажал ладонью рот.

— Чего это он сказал? — спросил Хуго у Бетти.

— А ты хорошо выглядишь, Хуго, — поспешно встряла мамаша.

— Надо мной насмехается?

— Насмехаюсь? Это над кем же? — возмутился я.

Хуго бросил на меня злой взгляд. Взял вилку, начал ковыряться в запеканке.

Я потянулся за картошкой. Мамаша что-то говорила Нине, Бетти расспрашивала Хуго, что стряслось в горах, Хуго отвечал, что последняя ездка оказалась вообще пустым номером, потому как теленок сдох на заборе, можно было спокойно поворачивать восвояси, что он и сделал. Я накладывал на тарелки запеканку, передавал сдобренное петрушкой масло, пробовал отварную морковь и горох. Самая обыкновенная норвежская еда, но я не припомню, когда последний раз ел обыкновенную рыбную запеканку, картошку и овощи с таким вот удовольствием. Я смотрел на Бетти, и она казалась мне еще красивее и деликатнее прежнего. Женщина, которая так вкусно готовит, никак не может быть ведьмой.

— Полный улет, — сказал я Бетти.

— Ну-ну. Мы говорим о рыбной запеканке, — заметил Хуго.

— Ага, как раз поэтому.

— Что «поэтому»?

— Как раз поэтому. Потому что речь о запеканке, — сказал я.

Он перевел взгляд на тарелку и стал есть дальше. До конца обеда никто не проронил больше ни слова. Хуго громко рыгнул и потянулся за зубочисткой. Облокотился на стол, ковыряя в зубах. А взглядом буравил Нину. Немного погодя он положил зубочистку, взял новую.

— Как там насчет страховки? — спросил он у матери.

Мамаша поставила стакан с соком на стол.

— Насчет страховки?

— С ней все в порядке? Или нет?

— А ты как думаешь? — сказала она, глядя на меня.

— Полис у вас с собой? — спросил Хуго.

— Хочешь прямо сейчас посмотреть?

— А что, это мысль! — одобрил Хуго.

Мамаша допила сок, поставила стакан, но из рук не выпустила.

— Мы, никак, оставили его там? — пробормотала она.

Хуго бросил зубочистку в пепельницу.

— Значит, полис вы забыли, — подытожил он.

— Никакого полиса вообще нет, — сказал я. Мамаша икнула. Хуго вооружился очередной зубочисткой, поковырял нёбо.

— Ты хочешь сказать, что Йёрстад не застрахован?

— Взносы по страховке не платили много лет. Мамаша потянулась за соком. Хуго взял кувшин, до краев наполнил ее стакан, поставил кувшин на место. Потом отправил зубочистку в пепельницу.

— Йёрстад под водой, а у тебя нет страховки от стихийных бедствий?

— Ты же слышал, — сказал я. — Когда вода спадет, мы ни эре от страховой компании не получим. Придется искать другой способ возместить убытки.

— Кое-что мы от государства наверняка получим, — пискнула мамаша.

— Это еще неизвестно, — возразил я. — После паводка восемьдесят девятого года одна семья так и живет в вагончике на Киркенере. Никакой гарантии нету.

Хуго откинулся на спинку стула.

— Н-да, вообще-то я ничуть не удивлен. Все в мире идет своим чередом, и у моих родичей тоже. Плохо дело, — сказал он и уныло посмотрел на Бетти.

— Хуго, — тихо обронила она.

Он кивнул, тем давним, всеведущим кивком, будто собрал в голове все знания об этом большом, прогнившем мире, потом изрек:

— Вообще-то лучшего вы и не заслуживаете.

— Хуго, прошу тебя! — прошептала Бетти.

Хуго вытянул трубочкой бескровные губы и уставился на дорогу, где как раз проходили мимо умственно отсталые подростки-монголоиды под надзором руководителя.

— Годами нос задирали, знаться с нами не хотели. За километр обходили. А как пришла беда, мигом позабыли про свою фанаберию. Тут и злодей Хуго пригодится. Манатки на плечо и давай Бог ноги — приюти, Хуго, будь добр!

— Так ведь ты сам не желал нас видеть! — вставила мамаша.

— Одного из вас. Только одного, — сказал он, глядя на нее.

— Говори прямо, что имеешь в виду меня! — вспылил я.

— Я вот, между прочим, сижу и кой о чем думаю. — Он замолчал. Такая у него манера. Начнет что-нибудь говорить и вдруг замолчит, ни слова больше не скажет, пока кто-нибудь не задаст вопрос. Тогда только он продолжит прерванный монолог, будто и не слыхал вопроса.

— Как жить в одном доме с человеком, который бьет родную сестру? — изрек Хуго.

Нина выскочила из-за стола. Хотела что-то сказать, да так и не сказала. Выбежала из комнаты. В коридоре хлопнула дверь уборной.

Хуго сверлил взглядом мои руки.

— Поздравляю! — Глаза у него потемнели.

Мамаша отодвинулась от стола, встала.

— Может, кончите препираться? Я хочу кое-что сказать.

Судя по звукам, доносившимся из коридора, Нину рвало. Мамаша покосилась на дверь.

— Пожалуйста, не надо речей, — попросил я.

— Ты можешь помолчать? — вскинулась она.

Я вздрогнул. Этак вскидываться вообще-то не в ее привычках. С торжественным и беспокойным видом она огляделась, потом сказала:

— Ну почему всегда так получается? Почему никто здесь ничего поделать не может? Почему у нас в семье вечные распри?

— Вон она, причина, на том конце стола, — ввернул я.

Хуго начал вставать со стула.

— Сядь! — сказала мамаша. Хуго сел. — У нас два пути. Один мы давно испробовали и знаем, куда он ведет. Но есть и другой путь, который ведет к восстановлению усадьбы, семьи и доброго имени Йёрстадов.

Я не поднимал глаз от стола, мне было неловко.

— Все наверняка утрясется, — сказал я.

— Не перебивай, пусть говорит, — прицыкнул Хуго, задрав подбородок.

— Спасибо, — поблагодарила мамаша. — Я хочу покончить с этой враждой. Хочу, чтоб мы были вместе и, как только неприятности останутся позади, взялись за работу, дружно, засучив рукава. Мы можем сделать очень много. Отстроим скотный двор побольше, и новый сеновал, и новый дом. Скотины прикупим.

— А деньги-то откуда возьмутся? — вставил я.

— Я полагаю, вам известно про мой счет в сберкассе, — сказал Хуго. Быстро так сказал — наверняка заранее все спланировал. Потом скрестил руки на груди и легонько кивнул, очень довольный собой.

Мамаша оперлась на спинку стула и пробормотала:

— Да, ты что-то говорил.

— А почему ты завел об этом речь именно сейчас? — поинтересовался я.

Мамаша испуганно покосилась на меня.

— Один из нас должен кое-что отдать, иначе ничего не получится, — сказала она и посмотрела на меня так, словно уже просила прощения.

Я откинулся на спинку стула, сцепив руки на затылке, а мамаша добавила:

— Я решила перевести усадьбу на Хуго.

— Ты сбрендила. Так дело не пойдет. — Я покачался на стуле.

— Усадьба принадлежит матери, — заметил Хуго, беря новую зубочистку.

— Управляю Йёрстадом я. И буду управлять. Никто не помешает мне вести хозяйство в собственной усадьбе, — сказал я, продолжая качаться.