Еще не наступила весна, когда Алексино освободили наши части. Правда, линия фронта проходила совсем рядом, но это была уже свобода, конец ненавистного немецкого ига.

В село на отдых с передовой отвели один из батальонов наших войск, и солдат разместили по избам. С завистью смотрел Володя на одетых в военную форму молодых ребят, отмывавшихся в бане, занимавшихся чисткой оружия, приведением в порядок поизносившегося обмундирования. Его мечтой было попасть на фронт. В самом деле, разве он не мог принести Родине пользу? В свои 16 лет выглядел на все 18. Был силен, вынослив. Он подготовил уже все необходимое для службы. Солдатские штаны, подаренные старшиной батальона, мать тщательно заштопала. Вполне еще годилась старая отцовская гимнастерка. А самое главное, он был отлично вооружен. После отступления немцев в лесу нашел настоящий немецкий автомат. С приятелем они практиковались в стрельбе — сбивали с деревьев еловые шишки.

Но когда он пришел в райвоенкомат, его отослали обратно.

— Таких малолеток в армию не берем. Сперва подрасти. А пока возвращайся домой помогать матери.

Никто не ожидал, что вскоре придет приказ: «В связи с выравниванием линии фронта нашим частям временно оставить Тростянец и прилегающие к нему населенные пункты».

Для местного населения это было большое горе. Только что отпраздновать освобождение и снова попасть под власть немецких захватчиков.

Володя долго не раздумывал. Мать хоть и плакала, но в глубине души одобряла его поступок: он сунул в мешок смену белья, захватил ковригу хлеба, кусок сала и вместе с несколькими алексинскими парнями отправили вслед за отходившим батальоном.

Как рядовой необученный, он был направлен в запасной полк, стоявший километрах в 150 от снова занятого немцами Алексина в местечке Сапогове. Еще не кончилась зима, но каждый день усатый сержант гонял их на военную подготовку, от которой были освобождены только временно направленные сюда из госпиталя старослужащие. Приходилось таскать на плечах катки от старого максима, «форсировать» по снегу глубокие канавы, учиться приемам маскировки, штыкового боя, собирать и разбирать затвор винтовки.

А кормили скудно, и получить наряд на кухню считалось большой удачей. Правда, в этом случае на старой кляче, запряженной в сани, нужно было возить тяжелую бочку с водой. Вода в колодце постоянно замерзала, а кляча была на редкость упряма — то останавливалась, когда хотела, то неожиданно рвалась вперед.

Наступила весна, и Володя Куц вздохнул с облегчением, получив назначение в штаб занимавшего на переднем крае оборону полка.

Началась новая жизнь. Донесения и приказы связному штаба надо было доставлять на передовую, из части в часть. Не раз попадал он под обстрел, бомбежку. Вот где пригодились и выносливость, и крепкие ноги. Не раз приходилось ползти, а то и отсиживаться в воронках.

Неизвестно, как сложилась бы дальше его фронтовая служба, если бы не один из командиров, с которым он встретился в штабе полка. Полковник Харченко, у которого недавно под Харьковом погиб сын, принял участие в судьбе Куца. Выяснив, что новому связному нет и 17 лет, он сказал:

— Рано тебе, братец, еще воевать. Поучиться нужно. Так что собирайся в дорогу.

Приказы командиров не обсуждаются. Владимиру пришлось сложить в вещевой мешок немногочисленные пожитки, документы, рекомендательное письмо в Уральское артиллерийское училище, кой-какие продукты и отправиться в путь.

Курск поразил его длинными улицами, высокими домами, снующей по улицам толпой, в которой больше всего было военных и женщин. Вокзал был буквально забит желающими уехать. С трудом, простояв несколько часов в очереди, он получил билет у военного коменданта и сумел протиснуться в вагон. Но не успел поезд отойти от перрона, как началась бомбежка.

Когда он выскочил из вагона, поезд уже горел, а кругом свистели осколки от падавших бомб. О мешке с документами и продуктами Владимир вспомнил, когда их вагон был уже охвачен пламенем. К сожалению, на этом несчастья не кончились. На беду он приглянулся шайке бандитов-мародеров, которые, пользуясь сумятицей, грабили пассажиров на вокзале.

— Помоги-ка донести чемоданчик, — обратился к нему подозрительного вида здоровый детина. Ничего не подозревая, Куц решил помочь. Чемодан оказался тяжелым, и тащить его пришлось не близко. Очутившись в каком-то подвале, освещенном керосиновой лампой, он понял, что попал в компанию уголовников.

Предупредив, чтобы он не вздумал бежать, его решили «пристроить к делу». Но в тот же день, отправившись с одним бандитом «на дело», он сбежал, спрятавшись в вагоне проходившего товарного поезда. Так он оказался в расположенном южнее Курска небольшом городке Обояни.

Что делать? Без денег и документов ехать на Урал не имело смысла. Не привычный к городской жизни, деревенский хлопчик в раздумье шел по улице чужого, покалеченного войной городка.

Только один документ остался у него — комсомольский билет, сохранившийся в нагрудном кармане, и в Обоянском горкоме комсомола его направили грузчиком в райпотребсоюз. Здесь пришлось день и ночь выгружать из вагонов и грузить на подводы тяжелые ящики и мешки, а жить в общежитии. Трудились тут преимущественно женщины и старики, так что на его долю приходилась большая часть работы.

Ворочаясь на жестких нарах в общежитии, засыпая, он представлял себе родной дом, своих близких: как-то они живут сейчас в оккупации? Живы ли?

О том, что в это время происходило в Алексине, рассказывает младший брат Владимира Куца Николай:

— Когда советские войска оставили Алексино, в нашем доме жили мать, отец, бабушка и мы с сестренкой Таней. Я гордился, что мой старший брат Владимир ушел воевать с фашистами. На этот раз в деревне разместили тыловую немецкую часть. В сарае устроили склад. Отцу дали старое ружье, назначили сторожем и приказали: «Ты дежуришь ночь. Приходиль русски партизан — ты паф-паф!»

Из остатков муки мать пекла хлеб, а отец ночью передавал его партизанам. Нашелся в селе доносчик, который нашептал старосте, что Петр Алексеевич Куц подозревается в связях с партизанами. И вот однажды в избу ворвались полицаи. Мать посадили на подводу. Отцу связали руки и повели по селу к сельбуду (так у нас назывался сельсовет). Мы с Танюшей плача бежали сзади.

У сельбуда стали готовить веревку для виселицы. А дальше произошло то, о чем соседка тетя Поля говорила впоследствии: «Бог спас!»

Когда отцу накинули на шею петлю, на площади появился старший полицай Захаров. Был он из местных жителей и до войны крепко дружил с отцом.

— А ну, погоди! — закричал он и, подъехав к виселице, перерубил веревку шашкой. — Этого человека я хорошо знаю и за него ручаюсь, а если кто что и говорит, то это наговор… Брехня!

Так остались живы родители Куца. Да и Алексину повезло. Немцы сожгли только здание сельбуда и клуб. А ближайшие села испытали на себе всю тяжесть оккупации. За связь с партизанами жгли в избах людей, топили в колодцах.

Передовая приближалась к селу, и семье Куца пришлось переехать в село Машково. Правда, и здесь было неспокойно. Рядом действовала зенитная артиллерия, в бывшем колхозном зернохранилище лежали снаряды для катюш.

А на фронте в середине лета 1943 года назревали новые события. Потерпев сокрушительное поражение под Сталинградом, немцы готовили новое наступление на Курской дуге, бросив сюда чуть ли не все силы, которые были в их расположении, и прежде всего танковые армии.

Родное село Куца Алексино и городок Тростянец оказались на южной оконечности Курской дуги. Именно отсюда, с юга, так же как и с севера, немецкие войска собирались нанести удар в направлении Курска. Готовились к этим боям и наши части.

Работая в Обояни, Володя мог наблюдать признаки приближающегося сражения. Здесь кончалась железнодорожная ветка, и сюда преимущественно ночами, прибывали и разгружались эшелоны с воинскими частями и военной техникой. Эти приготовления, эта могучая техника, которой обладала теперь Красная Армия, вселяли в него надежду, что ждать осталось недолго, что пройдет совсем немного времени и он сможет вернуться в родные места.