Литмир - Электронная Библиотека
A
A

После войны прошло уже немало времени, и от страшных ран, которые нанесли городу немецкая артиллерия и авиация, осталось очень немногое. Надстроены разрушенные здания, ликвидированы бомбоубежища, засыпаны окопы на площадях, бульварах и в парках.

Владимир Куц ходил по прямым, как будто проложенным по линейке улицам, останавливался у набережных гаваней и каналов. Серыми были силуэты кораблей на рейдах, гранитные стенки набережных и причалов. Кирпичными еще с довоенного времени оставались некоторые жилые дома и служебные здания: Кронштадтская школа связи, гарнизонная баня, госпиталь.

Куцу удалось встретить отставных моряков, переживших блокаду Ленинграда. До сих пор они не могли примириться с трагической гибелью линейного корабля «Марат». Тяжелая немецкая авиационная бомба разорвалась в носовой части корабля, который начал медленно погружаться в воду. Мощный взрыв, казалось, заставил содрогнуться весь Кронштадт.

Многочисленные бульвары и парки украшали город-крепость. Особенно хорош был Петровский парк, заросший могучими деревьями. Володя присел отдохнуть у памятника Петру I. Установленный на высоком пьедестале бронзовый Петр, опираясь на шпагу, казалось, наблюдал за стоящими на рейде кораблями. На нем — мундир Преображенского полка с перекинутой через плечо Андреевской лентой. Под царскими ботфортами на граните выбита надпись: «Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота. Яко наиглавнейшее дело!»

Ленинград встретил Куца туманом. Мокрая серая пелена висела над городом. Но от этого он не становился менее величественным с его широкими прямыми проспектами, кружевом легких решеток, плавными линиями мостов. При входе на Аничков мост Володя остановился у бронзовой фигуры юноши, укрощавшего поднявшегося на дыбы дикого коня. На гранитном кубе-постаменте была хорошо видна широкая рваная рана — след разорвавшегося неподалеку немецкого снаряда. Об этом можно было прочесть на прикрепленной здесь же металлической пластинке. Да! Это был след блокадного 1942 года, когда артиллерийский обстрел города достиг особой силы.

Затем он повернул вниз по Невскому. Остановился еще перед одним свидетельством недавней войны. На здании белыми буквами по синему фону написано: «Граждане! При обстреле эта сторона улицы наиболее опасна!»

Читая предыдущие страницы, можно составить себе неверное представление о Владимире Петровиче Куце как об этаком идеальном матросе, живущем согласно уставным требованиям и только радующем свое начальство. О том, что это не так, что Владимир был не лишен известной доли озорства и легкомыслия, можно судить по тому, что произошло с ним в конце так хорошо начавшегося дня рождения.

В великолепном расположении духа он повернул к Дворцовой площади. Миновал здание Адмиралтейства. Подняв голову, полюбовался сверкающей Адмиралтейской иглой. В который раз удивился искусству ленинградских альпинистов, которые в начале войны сумели подняться на такую высоту, чтобы замаскировать шпиль: он мог стать ориентиром для немецкой артиллерии и авиации.

У Медного всадника он снова постоял, удивляясь тому, что бронзовый конь держится лишь на двух задних ногах. Когда через некоторое время он подходил к площади Труда и до экипажа остались считанные минуты ходьбы, сзади него послышался уверенный командирский голос:

Товарищ старшина! Почему не приветствуете старших по званию!?

Куц повернулся. Как же он умудрился пройти мимо кавторанга, не заметив его. Вот тебе и сюрприз ко дню рождения! И тут он, повинуясь мгновенному побуждению, припустил бегом по тротуару, оставив морского офицера в недоумении: провинившийся матрос, вместо того чтобы, опустив глаза, с покаянным видом выслушать наставления, задал стрекача.

Куц вернулся в экипаж в срок. Некоторое время колебался, но в конце концов рассказал о том, что произошло, начальнику сбора Евгению Алексеевичу Горшкову. И вовремя. Дежурный доложил, что патруль разыскивает какого-то старшину. Видимо, кавторанг проследил путь беглеца до самого экипажа.

— Ну вот что, мой дорогой! Отправляйся под арест! — сказал Горшков. И тут же нарушитель был заперт в кладовую, а у двери был поставлен часовой с винтовкой.

Сидя в душной кладовой, Владимир Куц изрядно поволновался. Недоставало еще в день рождения попасть на матросскую гауптвахту. У этого ленинградского заведения была дурная слава. В те годы гарнизонная гауптвахта находилась на Садовой улице, вблизи площади Искусств. Рядом — Русский музей, филармония, манеж, в котором они тренировались, но разве это может утешить узника? Рассказывали, что провинившиеся содержатся там в большой строгости. Пока Володя сидел в кладовке и переживал случившееся, начальник сбора Евгений Алексеевич Горшков отстаивал своего подопечного.

Горшков: Вы говорите, в матросской форме?

Патруль: Да, в матросской. Говорит, что вбежал именно в ваши двери.

Горшков: Совершенно верно. Кстати, за ним еще одно нарушение. Вернулся позднее срока, проставленного в увольнительной.

Патруль: Тем более он должен отбывать наказание на гарнизонной гауптвахте.

Горшков: Конечно, конечно. Но видите ли, он уже арестован и отбывает наказание. А за побег и нарушение устава внутренней службы ему придется добавить пару суток.

Патруль: И где же он находится, этот ваш бегун?

Горшков: Да вот, здесь рядом. Давайте пройдем.

И в сопровождении патрульных с красными повязками на рукавах Евгений Алексеевич вышел в коридор и повел нежеланных гостей к двери, где стоял на страже с винтовкой в рука дюжий матрос. Достав из кармана ключ, он отворил дверь, и патрульные увидели старшину без ремня и шнурков, сидящим с грустным видом на табурете у плотно закрытого окна.

Этого оказалось достаточно, и патрульные удалились с сознанием выполненного долга.

В Ленинграде Куц подружился с таким же, как он, военным моряком, только закончившим Краснознаменный военный институт физической культуры и спорта имени В. И. Ленина и включенным в состав сборной флотской команды в качестве одного из сильнейших в стране скороходов, — Сергеем Лобастовым, чемпионом и рекордсменом страны в ходьбе на 50 километров. С тех пор Лобастов на всю жизнь остался одним из самых близких друзей Куца.

Высокорослый, крепкого сложения, Сергей прошел в спорте не совсем обычный путь. Начать с того, что, поступив призыва в армию во второе Чкаловское авиационное училище, он был отчислен по состоянию здоровья — врачи нашли у него высокое артериальное давление. Оказавшись на некоторое время в училище в качестве секретаря комсомольской организации эскадрильи, он сделал выбор между политработой и физкультурой в пользу физкультуры.

К сожалению, и здесь повышенное давление ввело врачей в заблуждение. Только после тщательного обследования в Военно-медицинской академии ему было разрешено заниматься циклическими видами спорта, в частности бегом и ходьбой. Так Лобастов был оставлен в институте и до его окончания выполнял обязанности старшины курса, а затем и факультета. Занятия же спортом совершили чудо — давление нормализовалось, и Сергей, выполнив первый разряд по лыжам, занялся спортивной ходьбой, войдя в состав сперва сборной флота, а затем и страны.

Незадолго до встречи с Куцем Сергей Лобастов получил назначение в Ленинградское нахимовское училище на преподавательскую работу. Он не только отлично знал Ленинград и мог с успехом выполнять роль гида в походах Владимира по городу, но и обладал солидными познаниями в области спортивной тренировки, подготовки к соревнованиям и тактики бега. Естественно поэтому, что у друзей всегда находились темы для разговоров.

Лобастов вспоминает, что свою первую встречу в Ленинграде они с Куцем ознаменовали походом после тренировки в Театр музыкальной комедии на оперетту «Вольный ветер». А в будущем, несмотря на привычку Куца бегать в одиночку, они нередко тренировались вместе.

В Ленинграде Владимир Куц впервые получил возможность заниматься легкой атлетикой круглогодично. Все ленинградские спортсмены превосходно знают Сосновку — лесопарк, где могут тренироваться и бегуны и лыжники. Впрочем, представители лыжного спорта обычно предпочитают Кавголово.

13
{"b":"256494","o":1}