Тот весело зажужжал кулерами, обрадованный вниманием хозяина, загрузился, по голосовой команде открыл браузер и выдал сообщение о пришедших на электронную почту письмах. Ага, две штуки из издательства. В первом редактор оправдывается, что задержка с переводом аванса произошла исключительно по вине бухгалтерии, а во втором спрашивает пожелания по картинке на обложке книги. Вежливый, паразит… Всё равно художники нарисуют не то, чего от них ждут, а собственное ви́дение, в большинстве случаев не связанное с сюжетом. Тоже творческие люди, однако.

Ладно, этот вопрос можно обсудить завтра в скайпе, а пока просмотреть остальную почту.

– Опять эти козлы?

В третьем письме с незнакомого адреса только цифры. Двенадцать тысяч. И закорючка, обозначающая евро.

– Оборзели, выродки.

Это соседи в очередной раз подняли предлагаемую цену. Аж на две сотни. И как только не разорвало от жадности? Экономят, наверное, – ведь спасение души и комфортное существование в загробном мире напрямую зависят от величины перечислений на счета штаб-квартиры секты, располагающейся где-то между Бостоном и Майами. Как есть жлобы!

– А теперь вечерние псалмы! – Иван злорадно потёр руки, прислонил колонки акустической системы к стоявшему на боку пустому аквариуму, придвинул получившуюся конструкцию к стене, укрыл толстым одеялом, и… – Маэстро, урежьте марш!

Вы любите в два часа ночи слушать «Рамштайн»? Рекомендовано как лучшее средство от сонливости!

Утро началось со звонка участкового, получившего кляузу от соседей. Старший лейтенант Тетюшев тоже когда-то учился с Иваном в одном классе, поэтому предварительно поинтересовался, не нужно ли сначала зайти в магазин за молоком или хлебом.

– Ага, пару булок прихвати, если не трудно.

Тот ответил, что для хорошего человека ничего не трудно сделать, даже захватить чего-нибудь для более плодотворной беседы. Услышав отказ, хмыкнул в телефонную трубку и пообещал принести пива.

Сразу после разговора с участковым зазвонил мобильник:

– Да? База торпедных катеров слушает!

Невидимый собеседник хрюкнул в микрофон и заорал:

– Джонни, это Вован, в натуре!

– Ещё одному по утрам не спится.

– Я по делу, чо! Бумажник с документами у тебя не оставлял?

– Какая-то кожаная папка под столом валяется.

– Во! Это она и есть! Ты дома будешь?

– Нет, мля, на марафонскую пробежку отправлюсь. Конечно, буду, куда же я денусь.

– Сейчас зайду.

Только закончил с разговорами, как защёлкали замки на входной двери. Ирка? Ну да, кто же ещё! По-хозяйски разбросала туфли в прихожей, обругала давным-давно не чищенное зеркало на стене и рыжим вихрем влетела в комнату.

– Ещё спишь? – И тут же, сделав вид, будто споткнулась об оставленные у кровати костыли, рухнула на Ивана. – Ой, Джонни, я тебя не придавила?

– Изыди, бесовское отродье! – Писатель буквально разрывался между желанием засветить нахалке в лоб или поддаться зову природу. Победило благоразумие, но с очень небольшим перевесом. – Ты меня окончательно изуродовала.

– Где? Дай посмотрю.

Неизвестно, чем бы закончилось это покушение, если бы не деликатное замечание Лаврентия Борисовича Каца:

– Правильным курсом идёте, товарищи. Но дверь таки лучше запирать на замок.

– А подглядывать нехорошо, – нисколько не смутилась рыжая.

– Ой, Ирочка, – отмахнулся Кац, – не делай мне смешно. В восемьдесят два года единственное, что хорошо получается, так это подглядывание. Хочешь бесплатный совет?

– Хочу.

– Путь к сердцу мужчины лежит через кухню, а не прячется под одеялом. А ну марш готовить писателю кофе!

– С молоком?

– Фантасты пьют чёрный.

– А поэты?

– Поэты пьют всё, они традиционно алкоголики. Джонни, ведь ты не пишешь стихи?

– Нет, Борисыч, не пишу. А нужно?

– Ни в коем случае! – Кац наклонился и ухватил рыжую за ухо. – И где же наш кофе, деточка? Или вы предлагаете с утра пить пиво?

Хлопнула оставленная незапертой дверь в прихожей, и тощий субъект в полицейской форме продекламировал:

– А кто с утра уже не пьян, тот, извините, не улан! Пушкин сказал! Или Лермонтов, пофигу. – Потом заржал, видимо, подражая боевому коню того самого улана, и добавил: – К чертям собачьим кофе! Мы пьём пиво!

– Моё пиво, – заметил Кац. – Серёжа, вы опять обидели крышующую меня организацию?

– Обижаете, Лаврентий Борисович. – Участковый поставил на пол звякнувшую стеклом сумку. – Вы же им просроченное отдаёте, а я свежайшего принёс.

Крышей Кац называл стаю местной гопоты, вознамерившуюся однажды обложить коммерсанта данью. Неизвестно, что они там себе навыдумывали, но в результате проведённых переговоров у Борисыча появилось два десятка дворников и грузчиков, работающих на энтузиазме. Не совсем голом энтузиазме – стимулом служила возможность забирать пиво местного производства, до истечения срока реализации которого оставалось один-два дня. Владелец единственного в городе пивоваренного завода мог позволить себе некоторую благотворительность.

Иван, воспользовавшись тем, что Ирка всё же ушла на кухню, поспешил вылезти из постели и одеться.

– Борисыч, а ты тоже что-то вечером у меня забыл?

– Я? – Кац сморщился, будто хватанул текилы без лимона. – Джонни, неужели ты настолько разочаровался в людях, что не можешь предположить обычный визит вежливости к приличному человеку?

– И всё же?

– Кошелёк.

– Что кошелёк?

Лаврентий Борисович вздохнул и объяснил раздельно, как малолетнему идиоту:

– Очень старый больной еврей. Ночью. С кошельком. Один. Тебе уже смешно?

– Понятно, – кивнул Иван. – До полного кворума только Вовчика не хватает, но он скоро подтянется. Обещал.

Кац бросил взгляд на бумажник под столом:

– Я давно подозревал, что Вова из наших будет.

– Из жуликов и махинаторов? – уточнил участковый.

– Тьфу на вас, Серёжа!

Боксёр явился минут через пятнадцать и произвёл неслабый эффект. Когда он вышел прямо из стены между кухней и лестничной клеткой, Ирка выронила турку с кофе, и на визг прибежали все остальные. Чтобы тут же застыть соляными столбами подобно жене библейского Лота.

– Глюк! – Старший лейтенант Тетюшев опомнился первым. И машинально потянулся к пустой кобуре.

– Хр-р-р… – Вова угрожающе оскалил длинные, не меньше мизинца, клыки и выдохнул пламя. – Хрена ли уставились, смертные?

– Всё ли готово к ритуалу, брат Михаил?

– Да, сиятельный магистр, можно начинать хоть сейчас.

– И кровь жертвы?

– Она в наличии, даже не пришлось организовывать вызов на медкомиссию со сдачей анализов – наш клиент вчера рассёк себе кровь на улице и изрядно наследил.

– Я это знаю, брат Михаил, потому и намереваюсь провести ритуал сегодня. Имеется в виду должная подготовка крови.

– Не извольте беспокоиться, сиятельный магистр, её состояние таково, что ни один из ослепительных владык не устоит перед искушением.

– Подарки ослепительному владыке?

– Невинная дева, праведный старец и неподкупный страж. Достаточно?

– Где они?

– Этажом выше, сиятельный магистр. Привести?

– Не стоит. Владыки кушают так неаккуратно, что… Не самое лучшее зрелище, брат Михаил. Начинаем через пятнадцать минут.

– Разрешите идти?

– Да, брат, идите. Пока я облачаюсь, можете начертить фигуру и зажечь свечи. Схему помните?

– Наизусть, сиятельный магистр.

– Хорошо, приступайте.

Мягко, без скрипа закрылась дверь, и улыбчивый человек в дорогом костюме от известного кутюрье сладко и со вкусом потянулся. Потом зевнул, едва не вывихнув челюсть. Чёртов инвалид! Это из-за него вот уже две недели невозможно нормально выспаться! Но всякому терпению есть предел, и сегодня он достигнут. Да свершится воля ослепительных владык!

Магистр, в миру отзывающийся на имя Морис Францевич Кирпша, произнёс приличествующую ситуации фразу вслух и поморщился. Нет, он никогда не был фанатиком и вызов демона рассматривал не с мистической, а исключительно с экономической точки зрения. Да, демон… да, из преисподней… что тут такого? Вселится в тело этого инвалида-писателя, подмахнёт нужные бумаги на продажу трёхкомнатной квартиры в центре города… Последняя из девяти квартир в доме. Можно, кстати, аукцион устраивать.