"Блуждайте по земле, как нечистые животные, которые прячутся от света и питаются падалью! Отныне нет у вас ни отечества, ни убежища; все станут ненавидеть и презирать вас, так как вы будете служить несчастьем всякому, кто к вам приблизится, как чума, которая косит население на своем пути".

"Где поселитесь вы, там будут бесплодны нивы, град и молния истребят сады и жатвы, и скот падет от вашего тлетворного дыхания; кто примет к себе одного из вас, у того поля обратятся в пустыню, огонь уничтожит жилище, и останутся ему только посох, да сума нищего".

"Зависть, ненависть, жадность и клевета будут руководить вами, разорение, нищета и смерть будут вам сопутствовать".

"Вы, харимы, заразите собою весь мир, — и горе тому, кто войдет в сношение с вами, проклятые!"

Сагастос говорил дрожавшим от волнения голосом. Очевидно, он знал наизусть священные слова, произнесенные на костре Имамоном.

— Теперь вы понимаете, Ардеа, что назвать кого-нибудь "харимом", значит нанести ему тяжкое оскорбление, так как это слово — синоним предательства и подлости. Понятно, что и харимы, в свою очередь, ненавидят Имамона; стараются разрушать его храмы, осквернять посвященные ему жертвенники, и совершают самые отвратительные кощунства перед его изображением. Все знают это. Поэтому, если жрец Имамона встретит харима, то должен очистить себя священной водой; точно также, если кто-либо из этого проклятого народа осмелится проникнуть в храм, то здание немедленно закрывают и очищают, а верные не могут войти в него раньше трех дней.

— А сами харимы имеют какую-нибудь религию? Поклоняются они какому нибудь божеству? — спросил Ардеа.

— Да, они поклоняются Фаро, одному из хранителей ключей неба и высших тайн Аура, Творца. Возгордившись своим знанием и могуществом, Фаро возомнил себя равным Ауру и стал критиковать Создателя, находя плохим все, что создала мудрость Великого Строителя вселенной. Вместе с самомнением душу его охватили нечистые страсти. Он спустился на планету и здесь встретил красивую, но нечестивую жрицу, которую обольстил и которой передал некоторые великие тайны мироздание.

Тогда Аур воспретил ему доступ в обитель света вечного; а другие стражи, подобно лучезарным солнцам охраняющие врата неба, обнажили против него огненные мечи свои. Свет, исходивший из гордого духа, угас; он потерял свою красоту и ослепительную белизну и стал черно-серым, как пасмурное небо во время непогоды. Фаро понял, что он погиб и навсегда утратил блаженство и покой. Полный злобы и ненависти, блуждал он по свету, сея зло и страдания, завидуя людскому неведению и радостям жизни телесной. Устав блуждать, он воссел на скалу Яуманта в преддверии мира, и оттуда стережет, чтобы не допустить добро проникнуть к людям и просветить их.

Обольщенная им жрица, которой он выдал тайны зла, произвела двоих детей, и Фаро, уничтожавший всюду, где только мог, жертвенники Имамона, приказал детям своим поклоняться ему под шестьсот шестьюдесятью шестью видами зла. Иногда во время бурь, наводнений и других бедствий видят на утесе его зловещий образ, а громкий злобный хохот его покрывает раскаты грома.

Я вам рассказываю, Ардеа, все эти легенды для того, чтобы вы понимали в чем дело, когда при вас заговорят о харимах, Фаро и проч.

Переезд в страну сенидайтиасов длился довольно долго. По мере того, как снеговые горы селенитов исчезали в ночном сумраке, Ардеа все глубже уходил в свои воспоминания об упоительной, но мимолетной, как греза, любви, которой была полна его душа. Большую часть пути они сделали морем, пользуясь сначала подводным судном, а затем на одной из станций вышли на поверхность и отсюда продолжали уже путь на корабле, похожем на земные пароходы.

На четвертые сутки, около полудня, вдали показался гористый берег, а затем стал вырисовываться большой и живописно раскинувшийся на холмах город.

Пока они шли вдоль берега, Ардеа заметил, что кругом города, насколько хватал глаз, были разбросаны плантации.

— Это виноградники, — пояснил Сагастос. — Наступило время сбора, и все эти люди, которых вы видите, заняты срезыванием зрелых гроздей. Сегодня же вечером нас, вероятно, угостят первым сбором, который особенно славится.

Вблизи столица сенидайтиасов походила на столицу раваллисов: почти та же архитектура и та же яркая окраска домов, а на улицах, прилегающих к гавани, обращало на себя внимание то же скопление народа и оживленное движение. Ники Цампи, всюду чувствовавший себя как дома, проворно разыскал небольшой экипаж, в который Сагастос с князем сели и быстро помчались по широкой, красивой улице, тянувшейся вдоль морского берега, к большому дворцу, по общепринятому на Марсе обычаю окруженному садом.

Стоявший у входа во дворец вооруженный человек пропустил их, как только Сагастос назвал себя, и они вошли на большой двор, обсаженный деревьями и большими, похожими на мак, кустами, среди которых бил фонтан.

Слуги встретили приезжих, и одни из них, вместе с Ники-Цампи, занялись багажом, а другие повели Сагастоса с князем в большой дом, стоявший в глубине двора.

За портиком, служившим входом в дом, открывалась большая сводчатая зала, заменявшая прихожую, а отсюда в верхние этажи шла широкая лестница, ступени которой были разрисованы на подобие ковра, и рисунок был так хорош, что казалось видны были даже складки материи.

Пока они поднимались по лестнице, Сагастос объяснил князю, что они находятся во дворце Меру, и что по другую сторону здания есть еще двор и сад, а там расположены жилища жен, из которых одно помещение, а именно седьмое, остается незанятым.

— Вы видите общий тип здешних зданий. Разница будет заключаться только в размерах и богатстве отделки.

Посетителей провели на большой балкон, в изобилии уставленный цветами, а вьющиеся растения образовали свод, непроницаемый для жгучих солнечных лучей. На балконе стояло несколько резных скамеек и несколько столов, окруженных стульями. Минуту спустя в дверях показался высокий молодой человек, который быстро подошел к ним, почтительно приветствуя Сагастоса и князя.

Князь Меру был красивый молодой человек, лет двадцати четырех или пяти, с оливковым цветом лица, черными слегка вьющимися волосами и большими черными же глазами. Он был в белой, расшитой золотом, и с золотой бахромой тунике, спускавшейся до самых колен и стянутой у талии разноцветным шарфом, за которым были заткнуты два длинных кинжала. Небольшой тюрбан из ткани Сама покрывал его голову. Ноги его были обуты в золоченные ботинки, а руки и шея были украшены драгоценностями.

Все сели за стол, а слуги подали амфору с двумя кубками и плоскую корзину, в которой лежали длинные, до полуметра длины гроздья. Фрукты были величиной со сливу, одни — желтые, с золотистым отливом, другие фиолетовые, как аметист. Ардеа догадался, что это и был виноград, про который говорил Сагастос.

Маг объяснил Меру, что прибыл к ним по делам храма, которые займут пять или шесть дней, и просил у него на это время гостеприимства для своего ученика, молодого "посвященного", отправленного Храмом магии путешествовать с образовательною целью.

— Я очень счастлив принять у себя вашего ученика и постараюсь развлекать его во время вашего отсутствие. Завтра большой праздник и парадный обед у царицы — моей сестры. Я представлю ей благородного гостя, который увидит там столько прекрасных женщин, что легко может потерять сердце и голову до вашего возвращения, — ответил, смеясь, князь Меру.

— Это было бы не особенно похвально для посвященного, стремящегося к высоким степеням храма знание. Итак, князь не искушайте его слишком, — с улыбкой заметил Сагастос.

Ардеа весело добавил, что с своей стороны употребит все усилия остаться твердым и не поддаться искушению. В глубине души он был уверен, что обеспечен от всяких соблазнов и никогда не забудет Амары ради какой-нибудь семимужней амазонки.

Было решено, что маг отправится только на следующий день, а пока ему отведут комнату рядом с князем, где он мог бы отдохнуть по возвращении из деловой поездки. После этого Меру отвел своих гостей в предназначенные покои, состоявшие из двух больших, роскошно меблированных комнат.