Три месяца прошло с тех пор, как Андрей Шелонский сделался учеником Атарвы, назначившего шестимесячный срок на испытание, чтобы убедиться, обладает ли он качествами, необходимыми для усвоения дальнейшего посвящение.
Отношения между учителем и учеником скоро потеряли натянутость, и маг стал дружески обращаться с Андреем, который сумел завоевать его доверие. Жадность Андрея к учению его забавляла, и Атарва шутя, называл его „научным лакомкой“.
— Итак, мой молодой друг, что хочешь ты знать о соседней с нами планете, которая так живо интересует тебя? — спросил индус, садясь к столу, с которого двое слуг успели убрать посуду, пока он кормил птиц.
— Все! Возможна ли на Марсе жизнь, живут ли действительно на нем люди, и возможно ли войти в прямые с ними сношения?
— А как ваша официальная наука отвечает на эти вопросы? — спросил маг.
— Отвечает предположениями, основанными на наблюдениях, какие удалось сделать, но столь противоречивыми, что, в сущности, наша наука знает очень мало. Что же касается интересующего меня вопроса, а именно, — существует ли человечество, подобное нашему, — то он и доныне остается неразрешимой загадкой, и большинство ученых отрицают всякую возможность, чтобы на других планетах жили мыслящие существа.
— Но если самые ученые астрономы решили, что вселенная — пуста, то почему ты думаешь, что я знаю об этом больше?
— Потому, что считаю вашу науку высшей. Я убежден, что вы, маги, не ограничивающиеся изучением одной только материи, располагаете средствами и методами для изучения окружающей природы, неизвестными нашей юной европейской науке.
Атарва улыбнулся.
— Спасибо за хорошее о нас мнение! Чтобы оправдать его, я предлагаю тебе провести часть твоего посвящения не у меня, а на том самом Марсе, который так тебя интересует. Это будет очень поучительно и подвергнет тебя серьезному испытанию, как физическому, так и духовному. Желаешь ты этого?
Пораженный князь вскочил с кресла.
— Учитель! Если бы кто другой, а не вы, для которого не существует невозможного, предложил мне такую невероятную вещь, я бы подумал, что он смеется надо мной. Что же касается до того, чтобы побывать на Марсе, то, конечно, я этого хочу! Но как сделать это? Путь не близкий, я полагаю, и на все фантазии романистов, расписывающих путешествия на воздушных шарах и проч., — я смотрю, как на болтовню. Но я вижу, Атарва, что вы говорите серьезно, и стараюсь понять вашу мысль. Не хотите ли вы сомнамбулически, силой вашей воли, или как-нибудь иначе, показать мне планету, относительно которой существует много предположений, но точно описать которую никто не мог? Правда, видения сомнамбул вполне сходятся насчет существования человечества, весьма похожего на наше, но все рассказы их так туманны и спутаны, что истинного понятия не дают.
— Знаю! Потому-то, мой друг, мне и хотелось бы показать тебе эту планету не как хаотический мираж, а как осязательную действительность.
Андрей сжал голову обеими руками.
— И это будет не сон? Значит, возможно добраться до другой планеты? — пробормотал он.
— Нет ничего невозможного, когда умеешь применять законы, приводящие в движение космические силы. В данном же случае, я обращаю твое внимание на то, что вся наша солнечная система управляется аналогичными законами. Спектральный анализ доказал, что повсюду находятся одни и те же вещества.
— Да, но в различных химических комбинациях, — перебил его Андрей.
— Совершенно верно, так как на каждой планете и даже в группах планет преобладает та или другая субстанция, и существа, там обитающие, подчинены этой преобладающей субстанции; но из этого еще не следует, чтобы нельзя было приспособить свой организм для иных атмосферных условий. Относительно же Марса, даже ваши наблюдения доказывают совершенное подобие его нашей земле: наклон оси, дни и ночи, времена года там почти такие же, как и на земле; там есть даже вода, — эта необходимая для нас стихия. Почему же наши тела и чувства не могут действовать там так же, как и здесь? Доказательством может служить зрение. Если бы существовали непреодолимые препятствия, то наш взгляд не мог бы ничего различить на этих отдаленных телах, а так как ничего подобного нет, то никто и не доказывает, будто слух, осязание и проч. не могут также работать.
Рыба у нас не может жить без воды, но если бы изобрести такой газ, который мог бы заменять для нее воду, то она, может быть, жила бы так же хорошо и без воды. При посредстве науки маг приобретает уменье пользоваться стихиями: ходить по воде, без ожогов держаться на раскаленных углях, подниматься на воздух и т. д. Итак, раз маг владеет силами природы своей планетной системы, то, в пределах космических законов, он может так же перелетать пространство. Есть масса доказательств и примеров тому, что я говорю. Аполлоний Дианский, как и Симон Волхв, поднимались на воздух до самых облаков; святые, в состоянии экстаза, отделялись от земли; тела преподобных, сумевших одухотворить плоть светом души своей, остаются нетленными.
— Все это, учитель, — справедливо для вас и людей, равных вам по могуществу; но я и мне подобные, представляющие из себя одну лишь грубую материю, как мы можем следовать за вами? — с отчаянием в голосе заметил Андрей.
— Для таких, — смеясь, ответил Атарва, — существует несправедливый, но прекрасно действующий закон: „протекция». Она делает возможным невозможное, и благодаря ей, я предполагаю на известное время поместить тебя у моих друзей марсиан. А пока — до свидания!
Атарва сделал знак рукой и в ту же минуту стал отделяться от земли. Тихо покачиваясь, он плыл по воздуху, поднимался все выше и выше и, наконец, исчез в окутывающем сумраке ночи.
Пораженный Шелонский откинулся в кресле и думал:
— Этот человек не шутит! Я увижу Марс! Нога моя ступит на землю этого далекого мира, который представляется отсюда глазу человеческому лишь в виде светящейся точки!
Прошло три месяца. Мы находим Атарву и его ученика в лаборатории мага. Спустилась ночь, и Атарва, при свете электрической лампы, сидел за столом, сливая в большой хрустальный флакон различные эссенции, острый и удушливый аромат которых наполнял комнату. Князь Андрей с задумчивым и озабоченным видом наблюдал за ним.
Он побледнел и очень похудел с того дня, когда мы видели его с аппетитом ужинающим на террасе, где решено было путешествие на планету Марс. Но протекшее время для молодого человека было временем испытания его терпения и уменья владеть самим собою.
Князь Андрей должен был подвергнуть себя исключительному режиму: особой пище, ваннам, окуриванию и вдыханию различных ароматов, которое погружало его иногда в очень болезненное состояние. Но он переносил все с непоколебимой стойкостью, точно исполняя все предписания своего учителя и с любопытством следя за переменами, происходившими в его организме. Он сделался тоньше и легче; дыхательные органы его правильно работали в иной, необычной атмосфере, которую искусственно создавал для него Атарва в своей лаборатории. Накануне вечером ученый объявил, наконец, что подготовительное испытание окончено, и что он назначает отъезд на следующую ночь.
— Итак, это не сон, что мы сегодня ночью отправляемся на Марс? — прервал молчание Андрей.
— Несмотря на мою слепую веру в ваше могущество, учитель, мой ум отказывается понять, что человеческое тело может переноситься через миллионы верст и не погибнуть в этом пустом и ледяном пространстве, как междупланетное.
— Абсолютной пустоты нет, — ты это знаешь. Вибрации же, которые несут нам лучи самых отдаленных звезд, связывают все миры. Волны вибраций — это наилучший путь для того, кто умеет ими пользоваться. Кроме того, теперь самое благоприятное время для путешествия на Марс, так как планета в данную минуту отстоит от нас всего на пятьдесят шесть миллионов километров, что случается только раз в пятнадцать лет.
Видя, что князь вздрогнул, услышав такую цифру, Атарва улыбнулся.
— Пространство, мой друг, как и время, — понятия относительные. Солнечный свет доходит до нас в несколько минут; одно и то же время может показаться человеку и секундой, и целой вечностью. Однако, если опыт, к которому я хочу приступить, внушает тебе опасение, то говори смело: мы можем еще отказаться от нашего предприятия, а я не осужу тебя за такое естественное чувство.