— Низкий поклон тебе, русский солдат.

Из уст в уста передавалась на нашем участке фронта легенда о танковом экипаже «Амурский мститель». И, как водится в таких случаях, каждый новый рассказчик незаметно для себя вплетал в рассказ частицу своей фронтовой биографии.

Время шло, а легенда об амурцах жила и не умирала. В свое время и я ее слышал, затем рассказывал молодым бойцам, еще не опаленным жаром боя. И вот сейчас, спустя двадцать лет после войны, когда в памяти стерлись подробности этой удивительной истории, она снова дошла до меня. Я сначала не поверил В. М. Журавлеву, который по телефону настойчиво убеждал, что одного из героев танкового экипажа «Амурский мститель» забросила судьба в наш родной город.

Николая Федоровича Агапова я знал уже не первый год. Да разве только я! Его очень хорошо помнят многие на заводе имени Колющенко, где он работал слесарем несколько лет назад. Тогда его имя часто упоминалось в заводской газете, в докладах, на собраниях. О нем говорили как о запевале социалистического соревнования, лучшем рационализаторе завода.

Теперь Николай Федорович трудится на автоматно-механическом заводе. О нем говорят, как о мастере своего дела, чутком и отзывчивом коммунисте, активном общественнике.

— Николай Агапов — один из лучших слесарей нашего цеха, гроза хулиганов, — так охарактеризовал его начальник инструментального цеха Николай Петрович Андрусенков. — Когда он выходит с дружинниками на дежурство, люди могут спокойно отдыхать.

Но никто, ни на заводе имени Колющенко, ни на автоматно-механическом заводе, до последних дней даже не догадывался о том, что бывший гвардии старшина Агапов герой танкового экипажа «Амурский мститель». Молчал об этом и сам Николай Федорович. И не потому, что ему нечего было рассказать людям о себе. Нет! Просто не считает Николай Федорович, что об этом надо говорить. Ведь тысячи людей прошли через войну. И кто на войне не отличался подвигами!

Первым «открыл» Агапова его товарищ по работе Василий Михайлович Журавлев.

…Вечером, когда Николай Федорович вернулся с работы, мы пришли к нему в гости. Нас приветливо встретила хозяйка дома Валентина Васильевна. Ее большие, молодо искрящиеся глаза не скрывают радости.

— Сколько раз я говорила: «Коля, расскажи ты людям о себе, о своих фронтовых друзьях». А он, знай, свое твердит: «Таких, как я и мои товарищи, — миллионы».

Беседа наша затянулась. Николай Федорович охотно рассказывал о своих друзьях-однополчанах — Леониде Рудниченко, Иване Бинюкове, Александре Витвицком, о капитане Кравченко и скромно умалчивал о себе. Дочурка Тома устроилась на коленях отца. Она нет-нет да и задаст ему вопрос:

— Пап, а пап, а дядя Леня к нам приедет в гости?

По лицу Николая Федоровича пробегает тень. Он медлит с ответом, потом задумчиво произносит:

— Нет, доченька, не приедет. Он отдал свою жизнь за твое счастье, за весну на нашей земле.

…За весну на нашей земле! Вот уже двадцать лет шагает по нашей стране Весна Победы, за которую мы заплатили кровью наших доблестных солдат, потом и кровью всего народа. Никто и ничто не помешает тому, чтобы на нашей земле вечно была Весна Созидания, Весна Победы.

Дул холодный северный ветер. С неба, затянутого серыми тучами, словно сквозь сито, сеял мелкий дождь. Дороги развезло. Автомашина, на которой мы ехали к месту формирования, накрепко застряла возле реки Миасс. Впереди чернел деревянный мост, за ним сквозь туман виднелись дома. Надо было выручать машину. Выпрыгнув из кузова, мы бросились к берегу, где в изобилии росла гибкая лоза.

Едем дальше. Кто-то красивым сильным голосом затянул: «Распрягайте, хлопцы, коней». Все дружно подхватили знакомую песню. С ней не заметили, как и доехали. Только в глубине леса, когда взвизгнули тормоза нашей полуторки, мы подняли головы. Вокруг стеной стояли красавицы-березы. К нам подошел батальонный комиссар Соснин.

— Долго едем, товарищи. На фронте на бездорожье скидки не будет! — упрекнул он. А затем, обращаясь к нам, добавил:

— Помещение построите сами.

Мы вошли в небольшой домишко, одиноко стоявший поодаль. За крохотным столом сидели военные, на них было новенькое обмундирование и знаки различия. Они о чем-то оживленно беседовали.

— Прошу знакомиться с комиссарами! — произнес батальонный комиссар, указывая на нас. Ко мне подошел капитан, среднего роста, широкоплечий, со строгими чертами лица. Большие черные глаза его радостно блестели. Крепко сжав мою руку, он баском отрекомендовался:

— Назаров Евгений Михайлович. Работал инженером на Каслинском машиностроительном.

Коротко рассказал о себе и я. Так завязалось наше знакомство, перешедшее потом в крепкую дружбу, скрепленную кровью, сотнями километров пройденных вместе боевых дорог.

Начали мы строить помещения. Как-то я не выдержал, спросил комбрига: «Товарищ комбриг, неужели мы надолго задержимся здесь? Немцы ведь под Москвой!» Чувствовалось, что этот вопрос готовы были задать и другие командиры и комиссары.

— Прошу запомнить, товарищи, — ответил комбриг, — на лыжников-уральцев Родина возлагает особые задачи. Готовиться будем столько, сколько позволит время.

В полночь к нам прибыло первое пополнение. Две сотни солдат — и все в наш батальон. Мы с командиром объяснили вновь прибывшим, что надо сейчас же включаться в строительство жилья. На помощь пришли колхозники соседней сельхозартели. И работа закипела. Через несколько дней среди леса выросли землянки. В них и разместился наш 158-й лыжный батальон.

Началось комплектование подразделений батальона. Посреди одной из землянок — стол, покрытый кумачовой скатертью. Один за другим подходят к нему бойцы. Вот к столу придвинулся широкоплечий, с добродушным лицом мужчина:

— Боец Корнев, шофер по профессии. Мне бы боевую машину, а лыжи подо мной, факт, сломаются! — неуклюже переступая с ноги на ногу, проговорил он.

Мы с комбатом невольно улыбнулись:

— Найдем для вас прочные лыжи, — пообещал я.

Корнева сменил другой боец:

— Николай Красовский, комсомолец. Меня бы в разведчики! — попросил он.

— Вы из Копейска? — спросил его комбат.

— Шахтеры мы! — с гордостью ответил Красовский.

— Сагит Аргимбаев!

— Вы комсомолец? — поинтересовался я.

— Нет еще, не успел вступить, товарищ комиссар, — ответил он и добавил: — Скорее бы на фронт! — И он положил на стол измятый конверт.

— Что это? — удивленно спросил его комбат.

— Письмо из дому. Фашисты убили моего отца.

Комбат тепло взглянул на бойца и сказал:

— Хорошие люди идут в лыжный батальон. Будут бить врага беспощадно.

Как только выпал первый снег, весь личный состав батальона встал на лыжи. Незаметно пробежали дни учений и тренировок. И вот настал день, когда комбриг торжественно объявил стоявшим в четком строю лыжникам:

— Получен приказ отправить батальон на фронт!

— Ура! — разнеслось по лесу.

В полночь личный состав 158-го Уральского лыжного батальона дал Родине торжественную клятву — беспощадно уничтожать немецких оккупантов.

В полночь, когда бойцы-лыжники крепко спали в вагонах, дежурный по штабу объявил:

— Москва!

Командиры сорвались с нар.

Перед нами плыли улицы столицы. На одном из перекрестков мы увидели разрушенный дом. Груды кирпича, дерева и железа, припорошенные снегом, громоздились в темноте. Первый зловещий след войны… Да, пожар войны бушевал совсем рядом.

Вскоре мы получили приказ выгружаться.

Чуть рассвело, меня и комбата вызвали в штаб. Преодолев сугробы снега, мы подошли к большому зданию, над дверью которого была вывеска: «Клуб строителей». Мы вошли в зрительный зал, который уже был заполнен командирами и комиссарами воинских частей. И вот в дверях показался генерал. Все встали. Генерал поднялся на сцену, предложил всем садиться, а сам подошел к висевшей на стене карте.