Захид хотел возразить, но Зотов его остановил:
– Знаю, знаю, не торопись, скоро и воевать пойдешь и все своими глазами увидишь, – сказав это, капитан глубоко вздохнул, – и, приблизившись к Захиду, посмотрел ему в глаза. – Вот случай подвернулся послужить родине, свои способности показать.
Зотов поставил табуретку на середину комнаты, и сев на нее, позвал одного из солдат:
– Максудов, скажи, чтобы привели пленных.
Капитан казался не совсем бодрым: Захид почувствовал запах спиртного и понял, что офицер уже приложился.
Вскоре привели пленных. Один из них был совсем старый, худой, с длинной бородой, даже трудно было поверить, что такой старик может воевать. Второму было лет двадцать пять, тоже худой и изможденный. Оба были одеты в национальную афганскую одежду: широкие штаны из тонкой материи, свободная рубашка и сверху безрукавка, на головах чалма. Одежда была грязная, кое-где рваная.
– Хорошо, спроси их, где сосредоточились основные силы «моджахедов»? И сколько их человек? Какое у них вооружение?
Захид перевел вопрос командира роты на афганский язык. Пленные не торопились отвечать. Потом старик сказал, что они ничего не знают, поскольку совсем недавно, всего несколько дней назад, примкнули к «моджахедам». Захид перевел ответ старика.
– А как называется их деревня? – спросил Зотов.
Захид перевел командиру роты ответ старого «душмана».
– Врет подлец! — разозлился капитан. – Мы знаем, что все мужчины этой деревни давно воюют на стороне «душманов».
В это время в комнату вошел майор Сидельников, замполит батальона.
– Что, Зотов, допрос устроил, пока командира нет? Даже переводчика нашел, – сказал замполит с веселой иронией, показав на Захида.
– Молодец, продолжай.
Захид принял при виде замполита строевую стойку. Замполит посмотрев на него с улыбкой:
– Вольно, – сказал и обратился опять к Зотову. – Ну что, рассказывают они что-нибудь о своих дружках?
– Нет, не хотят говорить, сволочи, – сказал с досадой командир роты, вставший с табуретки.
– А что же они так? – А ты скажи им, что их обманывают, используют в своих целях американские империалисты.
Сказав это, Сидельников обошел пленных, оглядев их с ног до головы.
– Зачем ему, такому голодранцу, воевать против его же власти, власти для бедных. Он воюет с нами, а семья там, поди, с голоду пухнет.
Потом майор обратился к замершему на месте Захиду:
– Эсрари, что стоишь, переводи ему то, что я сказал.
Захид перевел слова командиром пленным. При этом выражение лица старика приняло еще более неприязненное выражение. А небритое, несчастное, испуганное лицо молодого афганца озарилось надеждой. От глаз замполита это не ускользнуло. И, вдохновившись такой переменой, он продолжил:
– И кто же им будет помогать восстановить эту разруху в стране, американцы? Эти проклятые империалисты? У них ничего кроме собственной сиюминутной выгоды и в помине в мыслях нет. Вот используют их, добьются своего и потом бросят. Их цель одна – подчинить себе народы других стран! – замполит разошелся. Потом остановился, косо посмотрел на старого афганца, на молодого и продолжил. – Зачем они этим сволочам верят, зачем, я ума не приложу? Мы ведь на стороне бедных, мы помогаем народам развиваться. Мы хотим, чтобы люди стали грамотными, получали образование. Начали понимать, где хорошее, где плохое. А американцы, якобы ратуя за сохранение народами своих традиций, стараются держать их в хаосе и в невежестве. Им это выгодно, так легче обманывать народы. Да, очнитесь вы наконец, – разозлившись, майор пошел на старика с кулаками. – Зачем тебе нужно воевать, старый ты болван!
– Их пугают, что мы у них религию отнимем, товарищ майор, – сказал Зотов. – И паранджу с их женщин снимем. Им это талдычат с утра до ночи.
– А кто талдычит, опять эти американцы, – сказал майор Сидельников разгневанно.
Майор опять подошел к пленным, вначале к старому, потом к молодому:
– Читать, писать умеешь?
Оба покачали головой, после того как Захид передал им слова майора.
– А не хочешь научиться? – спросил Сидельников заботливо молодого. – Ты ведь молодой, вся жизнь впереди. Так и проживешь свою жизнь неграмотным?
Молодой пленный молчал, виновато опустив свои темные, грустные глаза.
– Из него, может, еще что-то выйдет, а этот старик лютый негодяй, – сказал замполит Зотову, приближаясь к нему, а потом сделал Захиду знак, что это переводить не надо.
– Говорите, какие вам сказки американцы рассказывают? –продолжил допрос майор.
Захид быстро перевел вопрос замполита пленным. В ответ опять молчание.
– Есть с вами рядом американцы? Что они делают? В чем вам помогают? — спросил Зотов.
После перевода старик сказал, что никаких американцев он никогда не видел.
– За дурака держит, – сказал замполит негромко и как бы с сожалением, вытирая пот с покрасневшего лица и шеи мятым платком, который он достал из кармана. – Не знает, что наша разведка все давно сообщила, где и как с ними американские офицеры учения проводят.
Захид не понял, кому были обращены последние слова замполита, поэтому в недоумении уставился на майора.
– Переводи, переводи, – сказал майор опять нарочито спокойным тоном, который, однако, отнюдь не говорил о том, что он и в самом деле успокоился.
– Какие с вами учения проводят американские офицеры, что именно они вам поставляют из оружия? – спросил опять Зотов.
Старик опять сказал, что никаких американских офицеров и оружия никогда не видел и никогда об этом и от других не слышал.
– Все, Зотов, отправишь обоих в Кабул, когда машина туда будет. Пусть с ними там разбираются.
Замполит собрался уходить, явно огорченный молчанием пленных. Посмотрел на них еще раз и предупредил командира роты:
– Смотри только, Зотов, чтобы без глупостей. Ты взялся за допрос, сам и следи за ними как следует.
– Есть, товарищ майор, – козыряя, ответил Зотов, – при первой же оказии в Кабул доставлю их туда в целости и сохранности.
Пришел день, когда, наконец, было решено взять Захида на операцию. Вместе с другими солдатами он залез через люк в броневик, который вскоре в составе колонны взял путь в сторону предполагаемого места дислокации вражеских сил, как это сообщила разведка.
В этот же день Захид впервые принял участие в бою. Когда их колонна, состоящая из броневиков, танков, военных грузовиков, приблизилась к лесу, оттуда раздались выстрелы. В ответ солдаты батальона открыли огонь. Они старались заставить «душманов» покинуть лес, чтобы вести с ними бой на открытом месте. Те, прекрасно сознавая превосходство советских военных, старались наоборот втянуть их в глубь леса.
«Моджахеды» выпускали на батальон снаряды и стреляли из автоматов. Захид продолжал сидеть в броневике, высунув дуло своего автомата из бокового люка, и слушая гул стрельбы, становившейся все интенсивнее. Из люка броневика, развернувшегося боком в сторону леса, Захид иногда видел мелькавшие бородатые фигуры — очень подвижные и ловкие. Солдаты рядом с ним давно стреляли по этим фигурам, если кто-то из них хоть на короткое время выглядывал из-за кустов. А Захиду было страшно: он понимал, что должен стрелять по этим темным фигурам, когда они появлялись, но никак не успевал прицелиться. Водитель броневика и командир экипажа стреляли из обоих пулеметов почти беспрерывно. Пули попадали в основном в ветки, стволы деревьев. Вдруг броневик мощно дернуло, послышался громкий гул.
– Горим!.. – крикнул Хабибуллин. – Все бегом из машины! Прочь!..
Оказалось, что «душманы» сумели попасть в броневик противотанковым снарядом. Скоро пламя охватило переднюю кабину; дым и жар заполнили машину. Все солдаты друг за другом вылезли из люков и по команде Хабибуллина легли на землю. Шел бой; мотострелковый батальон продолжал обстреливать лес. «Душманы» отвечали огнем, скрываясь за деревьями. Захид продолжал лежать, боясь поднять голову, лишь изредка пытаясь чуточку оторвать ее от земли. «Моджахеды» уже ранили несколько солдат батальона, здесь же товарищи пытались оказывать им медицинскую помощь. Захид увидел окровавленные тела некоторых из них. Кое-кого тяжело ранило осколками. На это особенно страшно было смотреть. Волей-неволей он представлял себя на месте пострадавших. Неужели и ему могло оторвать руку или ногу, выбить глаз и снести часть черепа? Ничего не предпринимая, он продолжал лежать на земле. Земля дрожала от ударов, разрывов и треска. Ему будто выворачивало все нутро. Страх, жалость к самому себе, мысли о том, что он вынужден был оставить учебу и идти служить в армию, овладели его сознанием. Как ему не повезло. Захид хотел бежать, спрятаться за какой-нибудь преградой, лишь бы пули его не достали. Он готов был превратиться в червяка и углубиться в землю, чтобы не стать мишенью для вражеских пуль.
