– Эсрари, подними голову, стреляй! – крикнул ему Хабибуллин.
Захид, стараясь не показать свой страх, чуточку поднял голову и посмотрел в сторону леса, откуда продолжали стрелять по батальону. И тут же убрал голову, как черепаха в свой домик.
– Эсрари, веди огонь! – крикнул ему опять командир экипажа.
Захид, стараясь не поднимать голову и не смотреть в сторону леса, чуточку поднял автомат и нажал на курок: предохранитель не был снят, поэтому ничего не произошло.
– Сними автомат с предохранителя, придурок!!! — крикнул ему Хабибуллин. – Что ты делаешь, боец чертов?!
Захид как во сне чуть ли не с закрытыми глазами снял предохранитель автомата на ощупь и тут же нажал на курок. Его самого трясло сильно. А автомат выстрелил непонятно куда. Но кажется в сторону леса. Только выстрел получился одиночным.
– Поставь на очередь, безмозглый идиот! – кончалось терпение сержанта.
Захид опять на ощупь переключил ведение огня на автоматический режим – автомат он знал хорошо; много приходилось тренироваться в учебке. Не глядя, Захид опять нажал на курок. Раздалась очередь. Только он забыл хорошенько прижать к своему плечу приклад автомата, который чуть ли не разнес ему плечо. От боли Захид чуть не крикнул, но она быстро прошла. Чуть подняв голову, он опять нажал на курок: вновь раздалась очередь в сторону леса. Выстрелив, он опять спрятал голову. Хабибуллина больше слышно не было. «Не ранили его?» – подумал Захид. Потом быстро забыл о нем и выстрелил в сторону леса еще раз. Страх немного уменьшился. Этот бой чем-то даже стал напоминать ему игру в войну со своими сверстниками в детстве. Только там стреляли не по-настоящему, настоящих ранений и смертей тоже не было. Недалеко от него вел бой лежа, как и он, один из солдат, сидевший с ним в задней части броневика. Захид даже не успел с ним познакомиться. Он находился на лечении в госпитале от прежней раны, недавно вернулся, и его сразу взяли на задание как опытного солдата. Лежа, он беспрерывно стрелял то в одну, то в другую сторону. Захиду подумалось, что это делается ради того, чтобы устрашить врага. Вдруг его сосед высоко поднял голову и оглянулся в сторону леса. Захид знал, что это делать нельзя. Нельзя так высоко поднимать голову и долго оставаться в таком положении.
Так учили его на тренировках до отправления в батальон. Захид хотел предупредить соседа, крикнуть, чтобы он был осторожен. Но не успел, увидел, что сосед упал на бок, головой к нему. Его каска была пробита пулей, из под нее текла кровь. Вражеский снайпер, выждал момент, когда солдат проявил непростительную неосторожность. Что делать? Помочь ему? Вытащить из-под огня? Это означало бы подвергнуть себя опасности. Он решил ползти к раненому, а может, уже убитому солдату, вернее, заставил себя. Не прополз и двух метров, как пули засвистели над его головой. Снайпер, сидящий в кустах, хотел помешать ему спасти своего товарища, и заодно подстрелить и его самого. Какое-то мгновение Захид колебался. Бойцу, возможно, уже не поможешь: ранение в голову – не шутка. Но потом отругал себя за малодушие и решил все-таки доползти до пострадавшего бойца, лежащего уже совсем недалеко. Пули опять засвистели над ним. Стараясь как можно плотнее прижиматься к земле, будто желая сравняться с ней, Захид дополз до раненого. Пули падали в землю перед ним, делая небольшие отверстия на ее поверхности. Схватив раненого за руку, Захид пытался проползти обратно. Вражеский автомат заговорил с новой силой. К счастью, опять мимо, пули не попали – ни в него, ни в раненого. Захид удивлялся себе… Страх его полностью куда-то исчез, вдруг привалила уйма энергии и силы, с которой он продолжал тащить раненого.
Их броневик продолжал гореть и мог в любую минуту взорваться, поэтому нужно было держаться от него как можно дальше. Захид сумел оттащить раненого дальше вглубь позиции, а тут уже подоспели санитары из батальона. Лежа на земле, и желая чуточку отдохнуть перед тем, как вновь вступить бой, Захид посмотрел вперед и встретился с одобрительным взглядом Хабибуллина. Выходило, что сержант все это видел. Захид от этого еще больше воспрял духом и пополз обратно к своей изначальной позиции.
Батальон пытался окружить лес, чтобы не дать «душманам» уйти, но осуществить этот план пока не удавалось. Лес был большой, находился на склоне горы, что создавало массу трудностей для продвижения техники. Вдруг появились вертолеты, которые тут же начали бомбардировку леса. Треск ломающихся деревьев, шум убегающих зверей, улетающих от опасности птиц наполнили лес. Вертолеты для поддержки вызвало командование батальона. После бомбардировки стрельба со стороны леса заметно стихла. Нужно было войти в лес, чтобы добить врага. Таково было приказание командования. Вертолеты, выполнив свою работу, улетели обратно. Батальон начал входить в лес. До переднего края, в котором оказались Захид и Хабибуллин, добрался командир их роты Зотов и принялся командовать дальнейшей операцией. Какое-то время было тихо. У каждого дерева, за каждым кустом мог оказаться враг, поэтому требовалось быть предельно осторожным. Все чаще стали попадаться им тела убитых «душманов», нужно было подбирать и оттащить их из леса и похоронить в одной общей яме. «Душманов» видно не было. Видимо, оставшиеся в живых сумели уйти до того, как батальон вошел в лес. Уйти вместе с ранеными они вряд ли смогли бы, поэтому их, скорее всего, пристрелили перед уходом, чтобы они не попадали в руки «шурави».
Когда вернулись в батальон, провели обсуждение боя, подвели итоги: сколько убито «душманов». Потери батальона: двое убитых и одиннадцать раненых. А рану спасенного Захидом солдата оценили как несмертельную, и тот, по всей видимости, должен выжить. Это очень обрадовало Захида. А Хабибуллин при офицерах сказал, что рядовой Эсрари сегодня вел себя мужественно в своем первом бою и рассказал, как он спас раненого товарища. Все хвалили Захида и сказали, что он вернется домой с медалями да орденами. О том, как позорно и нелепо вел он себя вначале, Хабибуллин ничего не сказал. Наверное, не многие это заметили. Через это прошли все опытные бойцы.
– С боевым крещением! – сказал командир роты и крепко пожал ему руку, а потом даже обнял. – Теперь будем брать тебя в бой каждый раз. Так что держись. Домой вернешься с полной грудью орденов.
Все служащие в батальоне казались Захиду теперь родными. Давно он не испытывал таких теплых чувств, да еще по отношению к чужим людям. Когда провели вечернюю проверку роты, многие заплакали при назывании имен погибшего солдата из их роты. А когда называли раненых, все глубоко и печально вздыхали.
После этого Захид много раз в составе батальона ходил на боевые операции. «Душманов» нужно было найти и уничтожить повсюду, где бы они ни были. «Моджахеды» скрывались нередко в деревнях, им помогали местные люди продовольствием, прятали их от советских солдат. Если кто-нибудь сообщал о их местонахождении «шурави», то есть «советским», их ждало очень жестокое возмездие. Убивали не только этих людей, не щадили членов их семей – ни детей, ни женщин: резали и оставляли лежать тела, чтобы это послужило уроком для других, сотрудничающих с «шурави», «с врагами Всевышнего». При
этом в батальоне делили деревни на «свои» и «душманские». «Душманских» насчитывалось все больше и больше. Бывало, что деревня, считающаяся вчера «своей», сегодня становилась «душманской». В батальоне считали, что на сторону «моджахедов» переходят от страха. Оказывать требуемую защиту дружественным деревням советские войска не были в состоянии, как и революционное афганское правительство. До них «моджахеды» добирались беспрепятственно и устраивали кровавый суд над жителями. Несколько раз после таких событий советские батальоны пытались защитить дружественные деревни, оставив там часть своих сил. Даже это не всегда помогало. Бывало, что, подкравшись к деревне, «моджахеды» вырезали весь отряд советских бойцов. Они умели для этого выбрать нужное время. Даже в дружественных «шурави» деревнях всегда имелись люди, которые помогали «душманам». В советских частях это тоже знали. Бывало, что в одной и той же деревне одни люди работали на «шурави», а другие на «моджахедов». Устраивать расправу над помощниками «душманов» советские военные не могли и не считали нужным. Так можно было еще более ухудшить неустойчивое отношение к себе среди населения. Только казалось, что «моджахедам» население доверяет все больше и больше, считая их своими. А отношение к «шурави» ухудшается.
