Солнце светило вовсю – значит, он спал довольно долго. Усталость прошла, он чувствовал себя бодрым и свежим. Оставалось еще часов десять, чтобы наслаждаться свободой. Пяти с лишним рублей, которые он насчитал по карманам, было достаточно, чтобы провести день сытым и веселым. Знакомым маршрутом он опять отправился в парк, где решил провести время до сумерек, а потом отправиться на вокзал, где все время бывал военный патруль, и сдаться там. Немного погуляв по парку, Азизов вдруг наткнулся на того человека, который ударил его позавчера. Мужчина тоже его заметил.
– Ты обиделся, наверно, да? – спросил его мужчина чуть ли не дружеским тоном.
Он держал в руке бутылку портвейна, от которой шел противный резкий запах. Сегодня он разговаривал с Азизовым более приветливо, временами делая глоток из своей бутылки. Азизов, говоря с ним, заново переживал обиду: за что этот человек так поступил с ним, унизил и ударил его без всякой причины. Что он ему сделал? Возможно, он сам был когда-то кем-то обижен и теперь, видя слабого, беззащитного, таким образом вымещал свою обиду? Найдя оправдание этому человеку, он уже готов был все простить и забыть. Мужчина начал рассказывать о своих армейских подвигах. Каким он был сильным, непобедимым, как у него по струнке ходили и молодые, и «старики», как все его боялись. Потом он перешел к своим подвигам уже здесь, на гражданке.
– У меня такой удар, что если я кого-то стукну, запомнится надолго, – сказал мужчина, делая еще один глоток из своей бутылки. – Вот там – показал он рукой в сторону кустов, – я ударил однажды парня так, что он окочурился.
Азизов слушал своего собеседника молча, последние слова сильно обеспокоили его. Неужели от удара рукой человек может умереть? Понятно, когда от ножа, от ружья, а так? Азизов, привыкший поддакивать собеседникам, считая, что это самый правильный путь построения отношений с окружающими в расчете на их взаимное расположение, был сейчас несколько обескуражен. Да и в былые времена такое поведение нередко оборачивалось для него плачевно. И тем не менее он продолжал придерживаться прежней линии, думая, что так выгоднее и безопаснее. Верил ли он в это действительно или заставлял себя в это верить? Что-то изнутри протестовало, не соглашалось. Но найти другие методы общения он не умел, к тому же это шло вразрез с тем, чему его учили родители, учителя, любимые писатели. Он обижался, когда видел, что непослушные мальчики жили лучше, страдали меньше, чем он. С тем же столкнулся он и в армии. Так было в истории с Мардановым, решившим оказать сопротивление старослужащим. Азизову тоже хотелось быть героем; но ему для этого многого не доставало: в первую очередь физической подготовки, а кроме того, нужного характера, самоуважения, достаточного развитого чувства собственного достоинства. Он не понимал, как можно сопротивляться давно заведенным порядкам. Армейские неписаные законы переходят из поколения в поколение и, за редким исключением, соблюдаются всеми. И, казалось бы, это послушание должно было повлечь за собой какое-то вознаграждение. Однако ничего подобного не было. Те, кто нарушал порядок и оказывал сопротивление «старикам», завоевывали больше уважения, их по меньшей мере остерегались в дивизионе, с ними были осторожны, с ними вольно или невольно считались. Но не всем это дано. Сейчас Азизов сидел с человеком, избившим его при первой же встрече, и готов был даже подружиться с ним. Азизову по-прежнему хотелось уверить себя, что люди по сути своей добры. Он был уверен, что таким образом он также огораживает себя от зла. Это есть непротивление злу, о котором он так много пишут писатели. Но временами он видел себя в мечтах таким же смелым, как Марданов и Карабаш, умеющим постоять за себя. Потом опять возвращался к мнению, что все это бессмысленно. Потратить жизнь на то, чтобы бороться со злом, было неинтересно. Это противоречило его представлениям о мире. Тогда он должен был отказаться от всего, о чем мечтал раньше. Мир – он, наверное, другой. Только стоит подняться над всем этим, и можно жить с ощущением прекрасного. Этому учили его книги, которые он любил в жизни больше всего. Ему казалось, что настоящая жизнь там, в них. И люди там, в этих книгах, настоящие, более совершенные. А совершенный человек знает, что зло не надо совершать и творит только добро. Азизов принимал героев романов как настоящих подлинных людей, живущих где-то рядом. Он с ними дружил, беседовал, спорил. Для Азизова они жили и сейчас, в его душе. Он мог говорить о них часами. Лучшие из них служили для него примером для подражания. Добро в книгах, как правило, побеждало зло. Он же предпочитал побеждать зло иначе – непротивлением. Если уступать, не связываться с дурным, зло само отступит. О том, что он сам избивал в санчасти молодых солдат, он старался теперь не думать.
Дружеская беседа Азизова со своим обидчиком, длилась около получаса. Вдруг этот человек опять изменился:
– Ты будешь долго еще здесь ходить? – спросил он вновь зло.
– До вечера, – ответил Азизов, растерявшись от такого резкого поворота в поведении своего нового знакомого.
Мужчина взглянул на часы:
– Сейчас половина двенадцатого. До двух я даю тебе время. А потом, чтобы духа твоего здесь не было. Имей в виду, встречу тебя снова — не поздоровится.
Азизов только кивнул головой. Вскоре мужик, допив свой портвейн, удалился. Парк был его территорией. Азизов смотрел ему вслед со страхом. После того как тот исчез из виду, озабоченность еще больше овладела его душой. Незащищенность, отсутствие выхода сокрушали его. Он крутился, как мышь в мышеловке. А выхода найти не мог.
Азизов решил оставить парк и идти на вокзал. У прохожего он выяснил дорогу. Сев в автобус, который ехал прямо к вокзалу, он скоро оказался на месте. Огромный, шумный, довольно грязный, теплый вокзал большого города. Здесь он бывал всего один раз, когда прибыл сюда впервые в составе колонны. Тогда он еще не знал, что ждет его впереди. Даже те ужасы, о которых он слышал прежде об армии, не шли ни в какое сравнение с тем, что пришлось ему пережить. Теперь, когда он прослужил чуть меньше года, все прежние рассказы казались ему наивными и смехотворными.
Чего только не было на вокзале, чего здесь только не продавали? Азизов пожалел, что у него осталось мало денег. Он купил несколько пирожков с картошкой и мясом, бутылку лимонада, и сев в уголочке, с наслаждением предался процессу поглощения пищи. Он старался не думать о том, что на территории вокзала всегда находится патруль, и у него могли бы проверить документы и сразу же арестовать. При отсутствии увольнительного никакие объяснения не могли бы помочь. Как он понимал, его должны были отвезти обратно в полк, а там уже начнется допрос, почему он так поступил. Только пока Азизов был далек от этих мыслей. Он продолжал наслаждаться свободой. Солнце приятно грело, толпы людей, снующих вокруг, шум, крики торговцев тоже грели душу. Давно он не находился среди такого большого количества людей. И то, что никто не обращал на него внимания, было тоже хорошо.
На вокзале Азизов гулял в тот день до позднего вечера. Его внимание при этом было сосредоточено на том, чтобы время его отлучки из дивизиона не переваливало за трое суток. Было, наверное, уже около десяти вечера, когда, потратив деньги до последней копейки, он решил, что пришла пора обратиться к патрулю. В течение дня Азизов видел начальника патруля – молодого лейтенанта — много раз, правда, издали. Лейтенант вроде поглядывал в его сторону, но ни разу не подошел. Если он и поймал бы Азизова сам, до того, как беглый солдат успел ему сдаться, его тут же арестовали и увезли бы. Но так он потерял бы не только несколько драгоценных часов свободы, это и нарушило бы замысел: Азизов полагал, что именно его добровольная сдача должна была быть доказательством тому, что он сознательно в виде протеста решил оставить дивизион, зная и учитывая при этом военный устав.
Итак, время пришло, и Азизов решительно направился к патрулирующим. Внутри вокзала стояли двое солдат, самого лейтенанта рядом с ними не было. Солдаты что-то тихо ели и не смотрели в его сторону. «Куда же делся лейтенант?» – подумал Азизов и решил поискать его на вокзале. Он поднялся на второй этаж и там увидел лейтенанта, идущего ему навстречу. Лейтенант шел спокойно, проходя мимо людей и не обращая ни на кого особого внимания. Начальник патруля прошел бы и мимо Азизова, но он сам шагнул молодому офицеру навстречу строевым шагом, остановился в двух шагах от него и в положенной позе, приложив выпрямленную ладонь к виску, четко выпалил:
