И эта молодая женщина, скорее всего, была не прочь познакомиться и даже провести время с Азизовым. Только он не знал, как себя с ней вести, не будучи опытным кавалером. К тому же его сдерживало собственное положение беглеца. Он не чувствовал себя уверенным и сторонился людей из-за своего внешнего вида, не знал, что им отвечать, если его станут спрашивать, что он в такое позднее время делает в парке. Женщина, так и не дождавшись от него инициативы, немного посидела и ушла. Азизов тоже вскоре встал, перед выходом из парка ему захотелось выпить газированной воды из автомата. Вдруг кто-то сзади снял с него шляпу. Азизов был уверен, что с ним шутят, что это мог бы быть кто-то из ищущих его, даже в голову не пришла. Обернувшись, он увидел перед собой худощавого, среднего роста мужчину лет тридцати, с большими усами. Азизов не сомневался, что у этого человека добрые намерения, ведь он никогда агрессивных действий со стороны невоенных людей по отношению к солдатам не замечал. Все обычно пытались чем-то помочь им, сочувствовали, зная нелегкую участь солдата, тяготы и лишения службы. Молодой мужчина казался подвыпившим, выражение его лица ничего хорошего не предвещало, и шляпу он возвращать не собирался. Азизов стал настойчивее просить его вернуть шляпу. К мужчине подошел знакомый, они поговорили и вместе двинулись к выходу. Азизов догнал его и схватил свою шляпу, но мужик опять вырвал ее из его рук и неожиданно очень сильно ударил Азизова кулаком по губе. Азизов потерял равновесие и повалился прямо на асфальт. Обидчик бросил на него шляпу. Люди проходили мимо, никто не выразил сочувствия, даже не хотел помочь подняться. Азизов встал, вяло поднял свою шляпу и покинул парк. Из рассеченной губы шла кровь, вытереть ее было нечем. Так выплевывая кровавую слюну и держась рукой за рану, Азизов начал блуждать по окраине города в поисках ночлега. Время было уже за полночь. Во многих домах был уже потушен свет, вокруг стояла тишина. Азизову пришла в голову мысль, что он мог бы ночевать в одном из государственных учреждений, ведь ночью здания пустовали. Он набрел на один казенный дом, огражденный каменным забором, который показался ему подходящим. «Что ж, придется, перелезть», – подумал Азизов. Забор был высокий, и пока он делал попытки его одолеть, из глубины двора залаяла собака, которая, как можно было догадаться, стремительно приближалась к забору. И пока испуганный солдат решал, что делать дальше, дверь дома открылась, и во двор выбежал бородатый пожилой мужчина с ружьем в руках. Увидев это и решив отказаться от мысли переночевать внутри этого небольшого здания, Азизов отпустил руки и вновь оказался на земле по ту сторону забора. Придя в себя, он пустился бежать туда, где заканчивался город. Может, старик и не застрелил бы его, если бы в последний момент узнал в нем солдата, но кто знает. В любом случае, Азизов считал, что ему повезло. Уже заметно похолодало, и провести ночь на улице представлялось ему невозможным. Оказавшись теперь почти за пределами города, он заметил небольшую станцию для грузовых поездов, на которой стояло несколько «теплушек» – деревянных вагонов. Дверь одного из них, заполненного цементом, была открытой. Азизов, быстро поднялся в «теплушку», осмотрел ее, подыскивая удобное местечко. Устроившись, он закрыл дверь вагона и попытался уснуть. Внутри вагона было не очень тепло, но лучше чем на улице. Помучившись какое-то время, он все-таки заснул и проснулся довольно поздно. Азизов открыл люк вагона на крыше, взобрался по горе цемента и вылез наружу. Никого вокруг станции не было. Но пока он ходил по крыше вагона, чтобы спуститься вниз, его заметил один русский старик-алкоголик. С сочувствием посмотрев на его испачканную цементом солдатскую одежду, он спросил:
– Ты спал, что ли в вагоне?
Азизов ничего не ответил и, спустившись вниз, вновь отправился в сторону парка.
С утра народу в парке было мало. Даже продавщицы мантов нигде не было видно. А есть очень хотелось. Выйдя из парка, Азизов начал спрашивать проходящих мимо него людей о том, где он мог бы купить съестное. Ему показали, как идти в ближайший продуктовый магазин. Азизов купил там маленькую лепешку и кусочек колбасы, а затем вновь направился в парк.
И этот день он целиком провел в парке, гуляя и развлекаясь, поедая пирожки, манты и прочее, и радуясь такой жизни как ребенок. Он все забыл: и про дивизион, и про свое бегство, и то, что его могли бы теперь искать всюду. На одинокого странного солдата никто в парке особого внимания не обращал. Целый день Азизов радовался свободе. Опять он катался на карусели, смотрел на танцующих на танцплощадке, вздыхал, наблюдая за девушками. Только в этот день Азизов старался держаться осторожнее, помня случившееся с ним в прошлую ночь. Губа так и не зажила и даже продолжала саднить. Азизов смотрел, нет ли вновь среди толпы того вчерашнего мужчины, который мог бы опять напасть на него.
Когда наступила ночь, Азизов вновь, как и вчера, отправился на поиски ночлега. Только ни за что больше не хотел ночевать в вагоне. Нужно было найти какое-нибудь пустое помещение. Только бы охранника там не было, как вчера. Он знал, что не все учреждения ночью охраняются. И нужно было найти одно из них. Он отправился в центр города. На улице было безлюдно. Азизов шел медленно, разглядывал дома по обеим сторонам улицы. Среди них не было ни одного жилого, все это были какие-то учреждения, причем в большинстве своем небольшие. Несколько домов он пропустил, что-то в них показалось ему ненадежным, потом все-таки у одного остановился. Это был одноэтажный домик, с множеством окон. Внутри еще горел свет, а может, его просто забыли выключить. Азизов подошел вплотную и стал вглядываться внутрь – вроде никого не было. Почему-то ему приглянулся именно этот домик, и он решил попробовать войти в него. Он начал искать какое-нибудь незакрытое окно.
Проверил одно, второе, третье – все оказались запертыми. Вот, наконец, четвертое удалось приоткрыть. Азизов начал толкать его. Кажется, где-то заедало. Азизов стал толкать еще сильнее, и оно открылось с сильным грохотом. Азизов уже собирался пролезть через окно, как из внутренней комнаты с криком выбежала средних лет женщина в белом халате со шваброй в руке. Азизов спустился вниз и побежал. Женщина что-то кричала ему вслед, слов он не разобрал, но было ясно, что это были угрозы.
У одного из следующих домов, показавшихся ему подходящим, он решил опять попытать удачу. Азизов вошел в маленький дворик, обрадовался, что его не видят с улицы и стал искать окно. Было темно. Азизов толкнул большое окно, и оно, к счастью, оказалось открытым. Не долго думая, он быстро пролез через него и оказался внутри домика. Тут было что-то похожее на кухню. Пройдясь по домику, он нашел раскладушку и даже небольшие матрац и одеяло. «Вот удача», – обрадовался Азизов и быстро улегся на раскладушку, не думая даже осматривать другие комнаты. Укрывшись тонким одеялом, он быстро и сладко уснул и проснулся только утром, когда прямо над своей головой услышал голоса двух молодых женщин. Они разговаривали не так уж громко, но он мог различить их слова. Притворившись спящим, но чуть приоткрыв глаза, Азизов начал наблюдать за ними. Они были полны сострадания к бедному солдату, нашедшему здесь ночлег. И вроде они даже не хотели его будить, чтобы не помешать его сну. В этом их тихом разговоре Азизов почувствовал любовь, даже интерес к себе как к мужчине. Но сострадания было больше. Молодые женщины вскоре ушли. А Азизов даже вставать пока не хотел. Он будто чего-то ожидал от этих женщин. Может, кто-то из них вернется и захочет разделить с ним ложе? Да вряд ли. А вдруг? А вдруг она одинока и тоскует по мужчине? Вдруг он ей понравился? Вдруг она вернется к нему, когда подруга уйдет домой. Где-то через полчаса в комнату зашел мужчина и начал гнать его из комнаты.
– Ты что, земляк, – разлегся здесь? А ну, давай, быстренько, проваливай!
Теперь Азизов пожалел, что задержался, и его выгоняют теперь как собаку. Мужчина вроде не был на него зол, только говорил грубовато. А так отнесся к нему с пониманием, ведь мог бы и милицию вызвать. А та в свою очередь могла бы сдать его в руки военным. Это никак не входило в планы Азизова. У него еще было время, чтобы безнаказанно погулять на свободе, а потом он собирался сам сдаться.
