Шел январь, прежних, грозных и жестоких «стариков» уже не было в дивизионе. Многим, гонимым вчера молодым солдатам, стало легче. Лишь Азизову приходилось также тяжело, как раньше. Теперь он должен был каждый день бороться с вновь прибывшими солдатами, которые пытались также взять над ним верх. В дивизионе сложилось очень странное положение: среди тех, кто находился здесь временно, было много чеченцев и дагестанцев, которые и слышать не хотели о подчинении кому-либо. Они держались дружно – «один за всех и все за одного» – и своей сплоченностью были в состоянии дать отпор любому, сколько бы тот ни служил. Всех утешало то, что скоро их все равно разбросают по дивизионам, а если останется из них двое или трое, то с ними будет уже легче. Что касалось Доктора и солдат его призыва, то они особенно опасались чеченцев. Они слишком хорошо помнили тех чеченцев, с которыми служили вместе и были уверены, что любой из них будет так же силен, бесстрашен и опасен, а главное, непокорен. Сам Доктор старался никак не связываться с этими молодыми солдатами. Азизов, наблюдая это, пришел к выводу, что очень многие боятся чеченцев и имеют о них слишком одностороннее и неверное представление. Безусловно, то что говорили о чеченцах, имело определенное место. Были среди них отважные молодые ребята, которые кроме всего очень много внимания уделяли физическому развитию. А не бояться, как это подобает мужчинам, им внушали тоже с самого детства.
Такой подход к жизни — воспитание мальчиков сильными, ловкими и мужественными как будущих воинов — было присуще когда-то всем народам мира. А деяниями героев всегда и везде одинаково восхищались, и поэты воспевали это во всех уголках мира. Многим геройство стало позже не особенно нужно. С другой стороны, когда многие народы вступили на дальнейший путь развития, в горах Кавказа очень многое осталось как в былые времена, и те самые старые обычаи здесь сохранились. Воспитываясь в таких условиях, мальчик, а потом юноша нередко теряет возможность развивать другие стороны своей личности и вынужден бывает жить в жестких рамках. Для чеченцев, многих народов Дагестана и Кавказа в целом мужественность все еще определяет воспитание и поведение мужчин, особенно, что касается вопросов чести и отношения к женщинам. По представлениям кавказцев, мужчина должен и сегодня вести женщину по жизни, не выпуская ее из-под контроля, и нести ответственность за ее жизнь и благополучие. В молодом возрасте он должен оберегать сестер, чтобы они не сближались с мужчиной, пока их ни возьмут в жены. Потом нужно делать то же самое с дочерьми, а за женой следить в оба. Провинится сестра или дочь, есть еще возможность отдать их замуж за того же мужчину. А провинится жена, этот проступок, по старым представлениям, может искупить лишь смерть. А обидчику следует обязательно отомстить. Поэтому от кавказского мужчины до сих пор требуется быть сильным и телом, и духом. Правда, высокие слои общества на Кавказе обычно не придерживаются таких правил, живя больше по «цивилизованным», европейским меркам. На Западе ошибочно считают эти жесткие обычаи требованием ислама. На самом же деле это пережитки культур, которые мы сегодня называем «архаическими», распространенные повсюду. В горах Кавказа, где жизненные условия были и остаются суровыми и опасными, для их сохранения имеется особо хорошая почва. С другой стороны, часто именно эта приверженность к старым, испытанным методам противостояния суровости жизни позволяет народам сохранить свою идентичность, историческую память, дает им возможность выжить и пронести через века уроки предков. Нередко это происходит за счет отказа от прогресса, достижений науки, более современного понимания мира.
Жизнь на уровне тех старых понятий, скорее всего, результат регресса, в котором оказываются некоторые народы после периода развития, иногда даже достаточно бурного. Очень многое из того, что существовало параллельно старым традициям, у них при этом теряется. Остается самое простое, примитивное, но достоверное, проверенное и надежное, за которое держатся эти народы, чтобы выжить и не потерять свою идентичность. Одни народы после бурного развития исчезают или растворяются среди завоевателей, и т огда созданное ими становится добычей других народов. А другие умудряются все-таки выжить, наглухо закрыв двери всему новому и отказываясь от собственного стремления к росту. Поэтому в таких случаях не стремление к высшему, к пониманию мира, к созданию нового, а сохранение собственной культуры в упрощенной, грубой форме становится наиважнейшей целью для данного народа. Дойдя до определенного уровня развития, избавившись от многих грузов изначально человеческого — животного, и создавая больше условий для того, чтобы человек мог развивать свою душу, использовать таланты и понять мир, народ однако не обретает никаких гарантий того, что возврат в старое невозможен. Обратимость развития, прогресса не обязательна, но возможна. Любому народу, любому обществу может когда-нибудь грозить возврат в то состояние, которое уже было пройдено, возврат к примитивному и жестокому, тормозящему развитие. Традиции, боготворимые одними и отрицаемые другими, есть на самом деле защита общества, нечто служащее его сплочению перед внешней и внутренней угрозой. Без такого сплочения, без этой защиты, не было бы и того развития, той относительной свободы для человека, которую он имел в любом мало-мальски развитом обществе. Однако традиции могут постепенно изменяться, обогащаться другими, чужими элементами. С другой стороны, возврат к старому, примитивному, что в самом деле никогда до конца не бывает преодолимым в обществе, лишает человека любой свободы. Он должен следовать предначертанному, вести себя только так, как этого требуют устоявшиеся в обществе правила. Новый подъем для такого народа возможен даже в таком случае, если в его жизнь будет сильно вмешиваться другой, более развитый народ. Экспансия одного народа, который при этом следует только собственным интересам, в состоянии все же дать народам, живущим под его гнетом, новый импульс развития. Таково было когда-то монгольское нашествие для русских, таково было влияние русской экспансии на Восток, несмотря на не всегда дружеское отношение к подчиненным народам. Но другое при этом качество имела советская власть, которая принесла бывшим подчиненным народам России очень много света, только он не всегда достигал высоких гор Кавказа и пустыней Средней Азии.
Мнение о том, что все кавказцы, особенно горцы и в частности чеченцы, самые смелые, ловкие и непобедимые, является все же не совсем верным. Как у всех народов, и среди них есть сильные и слабые, смелые и трусливые. Среди русских, узбеков, таджиков, азербайджанцев, грузин и любой другой национальности всегда можно встретить молодого человека, который мог бы противостоять самому свирепому чеченцу и победить его в бою. Горцами восхищались многие известные русские поэты, писатели, они воспевали их доблесть и геройство, хотя в жизни все бывает немного иначе. Эта догма нередко играла свою роль, позволяла многим поддаться порабощению только на основании убеждения, что сопротивляться им бесполезно, себе же во вред, и остается только подчиняться. Так в дивизионе девятнадцать человек стали заложниками семи чеченцев. И полтора года они это терпели, хотя могли бы один раз, как это делал Карабаш со своей командой в отношении Доктора, восстать против них. И среди этих девятнадцати человек были такие, как Твердохлиб, Грековский, Касымов, Лемченко и много других, которые, безусловно, справились бы с этой задачей. Но им помешало неверное представление о чеченцах, и они позволили держать себя столько времени в плену. Очень много слабых, трусливых людей из горцев могут держаться на одной репутации своих соплеменников. Искаженные представления о них и самим горцам не всегда давали преимущество. То, какие гонения устроили позже против кавказцев в России, говорит только о том, что этот страх перед горцами только помешал установлению нормальных отношений между ними и другими народами.
