Азизов заставил себя открыть рот и каким-то еле слышным и очень неуверенным и виноватым голосом вымолвил:

– Я хочу вернуться обратно полк, товарищ полковник. У полковника поднялись от удивления глаза на лоб:

– То есть как, что это значит? Вы хотите вернуться в полк?

Азизов чуть не заплакал:

– Так точно, товарищ полковник…

Командир посмотрел в недоумении на своих заместителей.

Один из них, видимо понимая положение молодого солдата в дивизионе, начал рассказывать сам об этом командиру и будто искал подтверждения своим словам у Азизова:

– Избивают, измываются, заставляют стирать чужую одежду, делать их работу, забирают еду?

В ответ Азизов только кивал головой, еле сдерживая слезы. Его удивляло и то, почему командир его не узнает. Он же сам несколько месяцев назад назвал Азизова «интеллиген-том», хвалил его за глубокие знания? Неужели он все это уже забыл?

– А я говорю Вам, товарищ солдат, будете служить там, где приказано. Ни в полк, ни в другой дивизион переведены не будете.

Азизов продолжал стоять перед офицерами и молчал. Ему казалось, что решается его судьба. Он так надеялся на удачу, и она вроде бы сопровождала его здесь. Ведь он «поймал» командира, тот согласился его выслушать… Его не отругали за грубое нарушение устава…  И вот все рухнуло. Удача отвернулась от него. Командир был суров и решителен: Азизову предстояло служить оставшиеся полтора года в дивизионе. Сказав это, командир полка удалился вместе со своими заместителями, оставив Азизова перед закрытой дверью кабинета. А Азизову ничего не оставалось, как вслед за ними спуститься по лестнице и покинуть здание.

Теперь ему предстояло вновь вернуться в дивизион. На что собственно Азизов надеялся, на какое чудо, когда хотел вот так разом избавиться от дивизиона? Он полагал, что руководство полка не знает, что творится в дивизионах, как там нарушаются устав и армейская дисциплина, как обращаются старослужащие с молодыми солдатами. И он пытался донести эту информацию до самого командира полка. Это должно было помочь. Теперь же, когда заместитель командира полка сам перечислил те причины, которые привели его сюда, он понял, что никому глаза не открыл – все и так все прекрасно знали. Значит, они все знают и ничего не предпринимают для того, чтобы это остановить?! А Азизову оставалось только вновь вернуться в дивизион, как бы он этого не хотел.

Когда Азизов возвращался в дивизион, то узнал еще у ворот, что командир – майор Венков наконец-то приехал. Азизов успел как раз на послеобеденный развод на занятия. Уже весь дивизион был построен на плацу, и, как только Интеллигент переступил порог дивизиона, его тут же отправили в строй. А таким серьезным и многочисленным он этот строй прежде никогда не видел. Майор Венков – высокого роста и плотного телосложения мужчина – казался действительно человеком очень строгим и суровым. Осмотрев солдатский строй, он сделал много замечаний и пару раз еще сильно выругался:

– Опустились все черт знает до чего!.. Я вам покажу, что значит служить в Советской Армии!..

Подойдя к одному из молодых солдат, он закричал, взяв его за воротник:

– Кто так ходит, твою мать?! Кто его командир? Комбат стартовой батареи ответил сразу:

– Капитан Звягинцев, товарищ майор.

– Следите, пожалуйста, за внешним видом своих солдат, товарищ капитан, – прозвучал голос командира более спокойно, но твердо.

Вернувшись на свое место в центре перед строем, командир пригрозил всем пальцем:

–        Буду лично проверять, как вы тут без меня службу все это время несли.

Лица офицеров и солдат были напряжены. Дивизион был как будто не тот, каким был до отъезда Азизова в санчасть.

После развода Азизов, с двумя другими солдатами, оказавшимися свободными от наряда, отправился в сопровождении капитана Звягинцева на позицию.

Когда они дошли до окопа с ракетой, капитан велел подчиненным спуститься в него и построил всех там еще раз.

– Все слышали, что сказал командир?

Тут Азизов опять подумал, что, может быть, командир дивизиона наконец-то наведет здесь порядок, прекратит издевательства над молодыми солдатами. Правда, рассказы старослужащих о том, что при чеченцах с этим было еще хуже, почти лишали его надежды, ведь это означало, что и майор Венков все знал, но не считал нужным это изменить. Все знает и делает вид, будто ничего не замечает. Неужели командир дивизиона не понимает, что при такой постановке дела служба идет насмарку? Как служить, когда тебя оскорбляют и унижают донельзя, ставят на грань выживания? Чему верить, когда, попадая в армию, ты первым делом видишь сплошные нарушения устава? Солдаты стараются здесь заслужить похвалы офицеров, но они делают это также не путем добросовестной службы. А «старики» используют каждую возможность, чтобы уйти от выполнения задания, перекладывают его на молодых или вообще ничего не делают. А для всех главное – не попадаться, и многие так хорошо научились хитрить, что, умея вовремя уйти в сторону, считаются хорошими солдатами. Чего можно ожидать от такой армии? И неужели такая армия нужна офицерам? Ведь стоило им только всерьез взяться, они бы очень скоро покончили с иерархическими отношениями между солдатами и наладили бы настоящую армейскую службу, после которой солдаты становились бы по-настоящему обученными грамотными воинами, способными при необходимости защитить свою страну. Недисциплинированная, а значит, и небоеспособная армия вряд ли имеет особую ценность. Все какая-то показуха, хотя труд в нее вкладывается огромный, качества же, результата никакого. Азизов часто вспоминал сцены из фильмов о советских воинах, которые он любил смотреть с детства. Где другие – добрые, храбрые, дисциплинированные? Были ли они на самом деле такими или это тоже только пропаганда? Ему и раньше говорили, что нельзя быть наивным и слепо верить в то, что показывают в кино или пишут в книгах. Потому что жизнь совершенно другая. А он верил именно в это и ожидал в жизни тоже именно того, что видел в фильмах или читал в книгах.

Два месяца службы в дивизионе перевернули все его представления о жизни: она предстала ему теперь своей темной и страшной стороной. Теперь ему с трудом верилось, что где-нибудь можно было чувствовать себя свободно. Где бы он теперь ни появился, ему казалось, что нужно доказывать свое физическое превосходство над другими; а если его нет, то попытаться парализовать противников другим: брать на страх и стараться подчинить себе. Ему не удалось это с Карабашем. Азизов понимал, что попыткой сразу напугать только что прибывшего из учебки солдата, чтобы продемонстрировать ему изначальное преимущество, он сам нарушил то, что считалось самым важным в отношениях между солдатами одного призыва. Карабашу следовало научиться в дивизионе новым правилам – именно подчинению старослужащим и солидарности с солдатами своего призыва. А в тот злополучный день Азизов не смог устоять перед соблазном проучить новичка. Окажись Карабаш не таким коренастым и сильным, может, Азизов и не делал бы этого. Но он испугался, что этот новичок сам захочет добиться над ним определенного преимущества, тем более, что униженное положение слабого Азизова в дивизионе можно было заметить быстро. Чего Азизов не хотел бы допустить, так это возможности, что и новенький, не наученный еще солидарности с себе подобными, попытался бы взять над ним верх. Поскольку на утро следующего дня Азизова отправили в санчасть, их отношения с Карабашем не получили развития. За время трехнедельного пребывания в санчасти, Азизов часто думал о Карабаше, беспокоился о том, как будут складываться отношения с ним.

Вернувшись в дивизион, Азизов сразу же оказался вместе с Карабашем, который в этот день тоже не вступил в наряд. Садретдинов, надменный как всегда, поручив им работу по очистке окопа, ушел, оставив их один на один. Азизову вначале хотелось как-нибудь поставить на место наглого новичка, который за время его отсутствия стал еще более развязным. Потом он решил изменить тактику, попытаться подружиться с ним, рассказать о приближении периода, когда солдаты их призыва перейдут в категорию «хозяев» дивизиона. Нет, Карабаш вел себя совершенно по-другому, не желал ни поддаваться его давлению, ни идти на контакт. Наоборот, он пытался подчеркнуть свое превосходство перед слабаком Азизовым. Азизов понимал, что должен что-то предпринять и немедленно. Он должен был драться с ним, как с Жужановым и Васильковым. Если даже он проиграл бы бой, это было бы все равно лучше, чем все время пасовать перед ним. Но, глядя опять на его могучее тело, необхватную шею, Азизов терял последние капли мужества. Он не мог даже представить, каким мог быть этот бой, когда соперник многократно превосходил его в силе, мощи и ловкости. Единственное преимущество Азизова было в том, что он был выше Карабаша. Только этим он вряд ли был в состоянии воспользоваться. Давление на Азизова со стороны Карабаша, его грубость и наглость росли с каждым днем. При их проявлении у Азизова каждый раз вспыхивало внутреннее возмущение, но дать отпор он так и не решался. Это замечали и другие; все начали понимать, что Азизов испытывает страх перед Карабашем, а тот попросту «гонит» его, как «старик» молодого солдата. Это было новостью для всех, подобные отношения между солдатами одного призыва все же были большой редкостью. Азизов терял уважение теперь и среди солдат своего призыва, с которыми он связывал надежды на будущее в дивизионе. Он стал опускаться все ниже, еще меньше следил за собой. Теперь его мысли все чаще были заняты оскорбительными выходками Карабаша. Постепенно и другие солдаты дивизиона, и молодые и «старые», стали ощущать возрастающую с каждым днем наглость этого новичка, недавно прибывшего из учебки. С ним старались держаться осторожно. Таджик Сардаров больше других пытался сопротивляться Карабашу. Однажды у них дошло до ссоры, когда молодые стартовой батареи подбирали в маленькой будке возле автопарка тряпки для мытья машин. Карабаш хотел перекинуть всю работу на Сардарова, тот не выдержал и предложил ему выйти на улицу – «поговорить». Все думали, что сейчас Карабаш просто раздавит Сардарова, если дойдет до драки. Сардаров, едва они успели выйти из будочки, сделал несколько шагов в сторону Карабаша: