Не было еще ни Детского парка (его заложили позже, вскоре после войны), ни больших жилищных массивов, в которых сегодня находятся известные, наверное, любому челябинцу магазины «Бирюза» и «Все для женщин».

На пустыре, рядом со школой № 48, по рассказам старожилов, в конце 20-х годов совершил незапланированную посадку самолет, летевший из Москвы на Дальний Восток — первый самолет в Челябинске.

Здесь-то и вырос пятиэтажный кирпичный дом, который торжественно заселяли в погожие сентябрьские дни. Торжественно — потому, что в дом этот, кроме своих, с тракторного, въезжали испанцы. И называть его в народе стали «испанским» домом.

В нашей жизни тогда многое было связано с Испанией. Там сражались с фашизмом советские добровольцы. Названия испанских городов — Барселона, Мадрид, Бильбао, Аликанте — стали привычными, словно были знакомы с детства.

Вся страна с материнской нежностью встречала испанских детей. При слове «Испания» глаза загорались волнением не только у мальчишек, но и у людей старшего поколения.

Пассионария! Но пасаран! Интербригады!

И вот, самые настоящие испанцы — в Челябинске! Они будут работать на ЧТЗ! Они въезжают в новый дом! Ох, и повезло же ребятам, которые будут жить с ними в одном подъезде!

Испанцев приводил комендант.

Они приходили веселой гурьбой, в невиданных головных уборах — беретах, жестикулируя и громко разговаривая на своем прекрасном, звучном, но, к огорчению ребятишек, совершенно непонятном испанском языке.

Были испанцы небольшого роста, очень подвижные, темноволосые и смуглые. Хотя встречались и высокие, сдержанные, русоволосые. Ребята потом узнали, что многие из небольших и смуглых — это и есть настоящие испанцы, а остальные — немцы, югославы, поляки, итальянцы, чехи, венгры и даже, по слухам, один англичанин. Это были коммунисты, которые воевали за Испанскую республику в интернациональных бригадах.

Паспортистка домоуправления, молодая девушка, недавно приехавшая из деревни, никогда даже не слыхала о таких городах и краях, названия которых ей пришлось вписывать в домовую книгу.

Нойштадт… Линц… Альмерия… Мюлау…

Они не спешили уходить со двора. Стояли группками, разговаривали, смеялись, радуясь хорошему осеннему дню, солнцу, голубому уральскому небу.

Время от времени кто-нибудь кричал:

— Хесслер! Альберт Хесслер! Иди сюда! Нам нужен толметчер! Переводчик!

Молодой парень с веселыми карими глазами оставлял своих собеседников и спешил на помощь. Там, где он появлялся, голоса звучали громче, смех — веселее.

…Альберт Хесслер! Вот он и вошел в нашу повесть, ее главный герой. Далеко не всегда можно было называться настоящим именем — таковы строгие законы конспирации. Он полон сил и радуется жизни. Взгляд его вбирает просторный двор с молоденькими саженцами, газоны, обнесенные штакетником. И шустрых челябинских ребятишек видит Альберт. А они впервые услышат его имя уже немолодыми людьми, когда саженцы около дома станут большими деревьями…

От соседнего подъезда за этим оживлением наблюдала молодая высокая, худощавая женщина. Один из иностранцев обратил на нее внимание, что-то сказал товарищу. Это смутило ее, и она ушла в свой подъезд. На лестнице, вспомнив русскую фразу, которую очень смешно произнес переводчик, женщина улыбнулась.

Челябинск просыпается рано. По утрам людей будят заводские гудки. Перекрывая остальные, властно звучит голос Тракторного.

В испанском доме гулко хлопают двери подъездов. Жильцы через арку выходят на улицу Спартака и вливаются в людской поток, устремленный в одну сторону — к заводу.

Сколько в утренний час дружеских встреч, шуток, разговоров! Интербригадовцев уже считают своими, окликают, приветствуют. Вот с новыми товарищами-деревомодельщиками идет немногословный чех Венделин Опатрны. Итальянец Спартак Джиованни уже в который раз выслушивает шутку, что улица Спартака названа не иначе как в его честь.

А вот и немцы — Герман Залингер, Рихард Гофман, Гейнц Дольветцель, супруги Герман и Гертруда Крамер.

Рихард и Герман родом из Рурской области, заводская работа им знакома. Легко на новом месте и Герману Крамеру, он еще до Испании работал на заводе, был отличным шлифовщиком. Здесь, на ЧТЗ, ему не нужно ничего объяснять. Он и жену свою, Гертруду, за две недели обучил работе на станке. И еще один подшефный появился — Альберт Хесслер. Когда первый раз пришли в цех, Альберт на вопрос о профессии ответил:

— Садовод.

Все засмеялись.

— Ладно, беру тебя в ученики, — сказал Герман и пошутил: — Старайся, а то буду за пивом посылать!

Старания Альберту не занимать. Он уже сам может обрабатывать детали, хотя до Крамера ему, конечно, далеко. Альберта часто вызывают из цеха. Нужно решить какой-нибудь вопрос — посылают за Хесслером: он, кроме немецкого, знает и русский, и испанский, и французский.

…Течет людской поток по улице Спартака. Минут пятнадцать энергичной ходьбы — и вот уже знакомое здание, увенчанное тремя огромными буквами: «ЧТЗ». Предъявив пропуска, они входят на заводской двор. Здесь людской поток разбивается на отдельные ручейки, бегущие каждый к своему цеху.

Самый крупный — механосборочный. Кто-то подсчитал, что на его территории поместились бы все жители Челябинска, а их больше двухсот тысяч. Даже те иностранцы, кто раньше работал в Руре, ничего подобного не видели.

Посредине цеха — главный конвейер, а по сторонам — механические и прессовые отделения. Некоторые иностранцы работают на сборке, а несколько человек — Крамеры, Гофман, Хесслер — в дизельном.

Рядом с механическим — кузница. От гулких ударов молотов вздрагивает земля. Здесь тоже есть политэмигранты. Их уже хорошо знают. И работают как надо, и ребята компанейские. Кое-кто из испанцев уже играет за цеховую команду в футбол. Для кузнецов, которые славятся как самые темпераментные болельщики, это далеко не последнее дело. Во время матча болельщики на трибунах дружно кричат:

— Давай, камрад!

…Идет рабочий день на Тракторном. Стоят вместе с челябинцами у станков и кузнечных молотов люди, родившиеся в Испании, в Германии, Чехословакии, Польше, Югославии, Венгрии. Делают общее дело.

Доктора Рубцову вызвали к главному врачу диспансера ЧТЗ.

— Заходите, Клавдия Семеновна, — приветствовал он молодую женщину. — Разговор пойдет о важном деле. Знаю, что очень заняты, но все равно придется дать вам поручение. Слышали, небось, что на завод политэмигранты приехали?

— Слышала и даже видела. Они в нашем доме живут…

— Знаю, мой друг. Это, кстати, облегчит вам работу. Вы назначены их врачом. Заодно попрактикуетесь в немецком языке. Их переводчик — товарищ из Германии.

На следующий день в дверь кабинета, где Рубцова вела прием, постучали. На пороге появился молодой мужчина.

— Здравствуйте, Клавдия Семеновна, — сказал он. — Один из наших товарищей немножко расхворался. Хочу пригласить вас к нему.

Она, может быть, и не узнала бы его, но стоило ему заговорить, и Рубцова сразу вспомнила новоселье политэмигрантов и переводчика. Он говорил по-русски довольно твердо и почти без ошибок, только в ее имени ударение сделал на предпоследнем слоге: Клавди́я.

— Хорошо, — сказала она, вставая. — Но вам следовало бы все-таки представиться.

— О, простите, пожалуйста! — смутился он. — Моя фамилия Хесслер, Альберт Хесслер.

В Челябинск приехала на гастроли знаменитая певица Русланова. Горожане, не избалованные большим искусством, штурмовали театральную кассу.

У Клавдии оказался лишний билет — заболела сестра.

— Может быть, вы пойдете? — спросила она Альберта, когда он привел к ней заболевшего товарища.

— О, наконец-то! — обрадовался он. — Я никак не решался предложить вам побыть вместе вне служебных обязанностей.

— Какие робкие существа мужчины! — пошутила Клавдия.