С лейтенантом Кондратьевым я встретился уже в редакции. Мы быстро подготовили материал для газеты и сдали его в набор. Всю ночь старательно трудились наборщики и печатники. Утром свежий номер газеты вышел в свет. На его первой полосе крупным шрифтом было напечатано: «Врагу нанесен сокрушительный удар. Ропша наша!» На второй полосе все материалы объединил общий заголовок: «Подвиг роты старшего лейтенанта Иванова».

Все началось с появившихся в роте листовок, в которых давались советы воину-десантнику. Бойцы по этому поводу посмеивались:

— Может, братцы, в морскую пехоту нас готовят?

— А что, не годимся разве? Какой день шагаем по берегу Балтики. Насквозь просолились…

— Верно, за Ропшу орден Красного Знамени получили. А теперь даешь выше!

— Смотрите, как распетушились, — подмигнул мне Николай Кондратьев с добродушной улыбкой. — Видать, соскучились без боевых действий.

А через час мы с ним узнали, что в штабе нашей дивизии уже получен приказ о подготовке к десантным действиям в суровых морских условиях. Командование забеспокоилось. Шутка ли, дивизия сражалась с врагом под Луцком, Киевом, в Сталинграде, принимала участие в снятии блокады Ленинграда, и всюду — на земле. Теперь же боевые действия переносились на море.

Минуло еще несколько дней. И вот под покровом темноты, чтобы скрыть свои намерения от врага, дивизия начала погрузку. Флот наш состоял из деревянных рыболовецких шхун, потому что военные корабли из-за густых минных заграждений из своих баз выйти пока не могли. Появились у нас лишь военные катера — «морские охотники». Железнодорожники доставили их с ленинградских заводов на специально удлиненных платформах.

Конечно, проводить десантную операцию на шхунах, без мощного военного флота было делом нелегким и рискованным. Однако у нас было свое преимущество: враг, уверенный во временном бездействии наших военных кораблей, никаких десантов в эти дни не ожидал.

Всю ночь шхуны в сопровождении морских катеров шли к острову Сарема (Эзель). Разыгравшийся внезапно шторм мешал движению, сбивал плохо оснащенные транспорты с курса, отрывал их друг от друга.

К рассвету штормовой ветер угнал наш караван от намеченного места высадки более чем на тридцать километров. Здесь были сплошные рифы. Но бездействовать командование дивизии не могло, потому что по шхунам уже начала бить береговая неприятельская артиллерия и появились фашистские самолеты.

— Будем высаживаться здесь, — приказал комдив.

Штурмовая группа на катерах быстро подавила вражеские огневые точки и, высадившись, закрепилась на каменистом побережье. Труднее оказалось с высадкой главных сил дивизии. Шхуны к берегу подойти не могли, пришлось машины и боевую технику спускать в воду и лишь потом вытаскивать на сушу.

Застигнутое врасплох немецкое командование поняло опасность своего положения и в спешном порядке начало подтягивать силы для контратаки. Слева и справа появились фашистские морские пехотинцы. Завязался бой. Рота старшего лейтенанта Мирошниченко приняла первый удар на себя. Бойцы дрались упорно за каждый метр каменистого берега. Пулеметчики Павловский и Ювко, укрываясь за гранитными глыбами, больше часа удерживали важный участок маленького плацдарма. Здесь вскоре взвился красный флаг. Его водрузил рядовой Иван Орлов. Воодушевленные Красным знаменем, бойцы роты Мирошниченко поднялись в атаку и заняли первый населенный пункт. Он был небольшим — восемь домиков. Но это была первая победа.

На противоположном фланге первой в глубь острова проникла рота лейтенанта Копьева. Она отбила у врага большое стадо скота, который наши бойцы приспособили для вытягивания из воды боевой техники.

Упорное сопротивление гитлеровцев не помогло им сдержать наше наступление. К концу дня дивизия с боями заняла четыре крупных населенных пункта и завязала бои на подступах к главному городу острова Куресари. Неприятельские части, которые вели бои с эстонским корпусом, наступавшим непосредственно с материка, начали в панике отступать на полуостров Сырве — самую узкую часть острова.

Гитлеровцы под натиском наших частей отошли на юго-западную оконечность полуострова Сырве и попытались закрепиться. У них была здесь заранее создана прочная система обороны: траншеи, дзоты, густые минные поля, цементные противотанковые надолбы. К тому же противник имел мощную поддержку с моря. У его берега все еще хозяйничали боевые корабли с дальнобойными орудиями. С ходу сломать эту оборону нашей дивизии не удалось. Бои затянулись.

Много раз наши полки поднимались в атаку, но успеха добиться не могли. А командование 8-й армии, в которую мы вошли, торопило, потому что на уцелевшем в распоряжении противника пятачке могли высадиться новые части и тогда бы окончательное освобождение острова отодвинулось надолго.

Дивизия наша готовилась к решительному бою. Однажды начальник штаба сказал мне:

— Советую завтра на рассвете быть на передовой.

— Начинается? — спросил я.

Он уклончиво пожал плечами.

— Увидите там.

На НП штаба 489-го полка я прибыл, когда началась артподготовка. Она длилась недолго, но была такой мощной, что весь передний край неприятеля охватило сплошное пламя. Вверх взлетели камни, надолбы, стволы орудий.

Батальоны наши начали наступать с двух флангов. Их поддерживали танки. Сначала в оборону противника вклинились подразделения левого фланга. Но, встретив сильное сопротивление, залегли. Зато сделали вдруг рывок батальоны правого фланга. Они захватили важную высоту и небольшой поселок. Но комдив Романенко, наблюдавший за ходом боя, большой радости не проявил. Наоборот, он сказал командиру полка с явным недовольством:

— Почему бездействуют у маяка? Не понимаю.

— Не могут пробиться, — ответил командир.

— Что значит не могут? Прикажите! Лейтенант Копьев опытный человек.

Прошло еще минут двадцать. Бои шли на высоте и возле небольшого поселка. В огне и дыму побережье Сырве не было видно. Моментами вырисовывался лишь маяк, что возвышался на самой оконечности берега. И вот над острой верхушкой маяка вдруг вспыхнул, как факел, красный флаг.

— Наконец-то! — воскликнул комдив и облегченно вздохнул.

Флаг, раздуваемый ветром, увидели во всех батальонах. С новой силой возобновилось наступление. Теперь уже все батальоны шли неудержимо вперед, преодолевая последние укрепления гитлеровцев.

Комдив спросил командира полка:

— Кто водрузил знамя на маяке?

— Рядовой Чуфисов.

— Представьте к награде немедленно. И лейтенанта Копьева тоже.

Вечером, когда я был уже в редакции, по радио передали приказ Верховного Главнокомандующего товарища Сталина. В нем говорилось, что войска Ленинградского фронта в результате упорных боев 24 ноября завершили очищение от противника острова Сарема, превращенного гитлеровцами в опорный пункт, прикрывавший подступы к Рижскому заливу. Тем самым территория Советской Эстонии была полностью освобождена от гитлеровских захватчиков. В приказе была объявлена благодарность всему личному составу нашей дивизии.

Рано утром вызвал меня начальник политотдела Кузьмин, спросил:

— Вы в Москве побывать не хотите?

Я не понял его, недоуменно пожал плечами. Он улыбнулся.

— Не хотите, значит? А придется. Есть приказ отпустить вас в Москву на Высшие всеармейские военно-политические курсы. Жаль расставаться, но так нужно, по-видимому. — Помолчав, добавил: — А я ведь полагал, что вы за историю дивизии засядете.

Я не знал, что ему ответить. Ведь мы с ним уже составили подробный план, обсудили его с командирами частей. Я просмотрел свои походные блокноты, отметил, что из них взять, особенно о боях на украинской земле, в донских степях, в Сталинграде. И вдруг этот неожиданный приказ… Он меня обрадовал и озадачил.