— Возможно.

— Наверняка, — уточнил он.

Мы проговорили еще добрых полчаса. Я поинтересовался группами активного действия в Майами.

— Много шарлатанства, много пустой болтовни, много желания примазаться. По правде говоря, стоящих мало. Собираются в отеле «Мак Алистер», устраивают банкеты, выдают обещания — и все. Мне-то в конце концов все равно: я ведь не думаю возвращаться, даже если этот мулатский журавль Батиста снова станет президентом. Все мое теперь здесь — в Соединенных Штатах.

— Но ведь не все группы одинаковы. Мне так кажется, — осторожно начал я. — У кого-то, наверное, есть и прочные связи-с правительством...

— А, все они твердят, что двери Белого дома для них открыты; все они встречаются с адмиралами, обедают с крупными государственными деятелями, спят с дочкой шефа ЦРУ... Треп, чистый треп. По мне единственный, у кого есть в руках что-то-конкретное — это хромяга Оросман, ну тот, что из Национального революционного движения, знаете?

— НРД?

— Национальное революционное движение. Эти да, говорят мало, зато много делают. Такие мне нравятся.

— Где я могу его увидеть? Он улыбнулся:

— Послушайте, вы не слишком ли спешите?

— Я действительно спешу. Я замолчал.

— Увидеть хромого нелегко. Он держит ресторан близ Ламмус Парк, Оушен Драйв, пляж Майами.

— Вы с ним знакомы?

— Немного, — уклончиво ответил хозяин.

— Но достаточно чтобы...

— Не достаточно, — обрезал он меня. — Не достаточное

Я помолчал немного, потом состроил разочарованную мину.

Случайность или судьба? Ни то ни другое: просто жизнь. Она разлучила нас в апреле 1958 года: Я ушел в Сьерру, а три месяца спустя Йоланда эмигрировала в Венесуэлу. И до того сентябрьского вечера 1959 года мы ничего не знали друг о друге. Я уже не помню, где мы встретились, кажется, у кинотеатра радиоцентра. Но я помню ее слезы, катившиеся по моей бороде, и вцепившиеся в мою оливково-зеленую форму пальцы. Она еще в апреле вернулась из Венесуэлы и настойчиво искала меня. Она не знала,. что в марте я женился на девушке из Пласетас, с которой познакомился с Съерре, — Ирмине. Я и сейчас не могу объяснить, почему мы поженились. Брак наш, длился немногим больше года, мы расстались с ней так, как прощались перед боем с товарищами по Съерре: рукопожатие и долгий грустный Шгляд..

— Я женился.

Лицо ее мгновенно приняло спокойно-замкнутое выражение. — Рада за тебя.

Я помолчал, предложил ей пойти выпить, но она отказалась. Она ушла, и больше до сегодняшнего дня 1964 года мы никогда не встречались.

Сейчас молча мы рядом шли по траве. Я внезапно почувствовал, как ее рука нежно коснулась моей и мягко отстранилась.

— Иди, — сказала она, останавливаясь.

Поднявшаяся выше, окруженная золотистым нимбом луна выплыла из облаков.

— Мы не пойдем в ресторан?

— Нет. Пойдем лучше ко мне.

— Ты не беспокойся, у меня есть немного еды, — сказала Йоланда, ощупывая стену в поисках выключателя. Она зажгла свет, и я вошел в единственную комнату домика. Кровать была не убрана и на ней лежало что-то из белья, что Йоланда тот час же спрятала в чемодан.

Я закрыл дверь, сел на кровать и закурил сигарету. Она достала из стенного шкафчика электрическую плитку..

— Помочь тебе?

— Пока не надо, — ответила она и поставила плитку на столик.

Я стряхнул пепел на пол. Она бросила на меня взгляд:

— Ты больше не женился?

Я отрицательно качнул головой.

— Так я и думала.

— Почему?

— Это, — она показала на стряхнутый на пол пепел, — с» ственно холостякам.

— Прости, ты хочешь сказать, заядлым холостякам.

— Заядлый холостяк в двадцать шесть лет?

— Тонущий корабль, — улыбнулся я.

— Ну раз ты так говоришь.

Из того же шкафчика она вынула полиэтиленовый мешочек с яйцами; затем достала содовые галеты и две бутылки :вина...

Прошло еще три дня, пока я не познакомился с Тони Менде-сом, который должен был проложить мне путь к хромому Оросману. Долгих тоскливых три дня, во время которых я занимался разными делами. Сходил в центр по трудоустройству кубинских эмигрантов. Мне сделали прививку против полиомиелита, снимок грудной клетки, пообещали оформить вид на жительство через две недели, выдали голубенький ордер на склад. Красный Крест вручил мне коробочку, в которой были: пакет ваты, аспирин, безопасная бритва и лейкопластырь. Но, вне всякого сомнения, самым важным был чек на шестьдесят долларов.

Я продолжал внимательно читать и «Майами геральд» и «Майами ньюс», но в отделе объявлений все не было подходящей работы.

Была пятница — шестой день моей свободной жизни в Майами. Часов в восемь, поужинав в «Гонконге» (по горло сытый осточертевшей китайской кухней), я присел в вестибюле отеля выкурить сигарету. Я больше не заговаривал с хозяином гостиницы, мы только здоровались.

Где-то через полчаса вошел он. На вид ему можно было дать лет двадцать пять. Высокий, интересный, элегантно одетый мужчина. От него исходил легкий аромат одеколона, он курил дорогую сигару с пластмассовым мундштуком. Минут за десять до этого я услышал на улице глухой шум мотора гоночной машины.

Он уселся напротив и принялся листать журнал, посвященный автомобильному спорту.

Судьба оказалась вдвойне благосклонной ко мне: он попросил огонька, и я сообразил сказать ему (по-английски), что в «Майами геральд» помещено объявление о продаже «феррари» всего за три тысячи долларов. Фраза оказалась магической. Конечно, он-то не читал последние три дня с таким вниманием отдел объявлений. Но, судя по всему, я угодил ему прямо в сердце.

— Действительно?

— Я прочел об этом вчера.

— Всего за три тысячи?

Он вернул мне спички и сел рядом со мной на диван.

— Кубинец?

— Да, — ответил я по-испански.

— Я тоже.

Он протянул мне руку:

— Тони.

— Рикардо.

— Ты давно здесь?

Он стал обращаться ко мне на «ты», и мне показалось своевременным сделать то же самое. —Меньше недели.

— Какой дорогой? Я улыбнулся:

— Морем. Я присобачил мотор от «шевроле» к лодчонке и... ну, словом, я здесь.

— Мотор от «шеви»?

— Ага.

— Какого года выпуск?

— Пятьдесят шестого. Правда, пришлось немного переделать крышку и хорошенько прочистить бензопровод.

Я немного разбирался в механике, но, конечно, не настолько, как мне хотелось, чтобы он поверил; разумеется, и про мотор от «шеви» тоже сказка. Но он попался на удочку.

Время от времени он поглядывал на наручные часы. Я прилагал все еилы, чтобы беседа не замирала, и оживленно болтал о гонках и гонщиках. Мы разговаривали около получаса, как он вдруг сказал:

— Она уже не придет. Ну и черт с ней!

Я удивленно посмотрел на него. Он рассмеялся и счел нужным объяснить мне, что речь идет об одной цыпочке, которая натянула ему нос,

— Я сюда часто прихожу, — добавил он доверительно. — Мартинесу не нравится, когда его отель используют как дом свиданий, да я ему хорошо плачу.

Он помолчал, потом предложил:

— Пошли выпьем?

— Ты прости, но у меня нет денег на выпивку. Я ведь еще не нашел работу.

— Я приглашаю.

— Ну раз так...

Он похвастался передо мной своим МГ: четыре скорости, 220 по шоссе. Если бы у людей по жилам бежало что-нибудь вместо крови, у Тони Мендеса это, несомненно, был бы бензин.

В утлом барчике около пляжа мы высосали почти три бутылки джина. Тони налился вдребезги, я пил медленнее и умереннее, чтобы не терять ясности головы. Когда он был уже совсем тепленьким, я снова напомнил ему, что у меня еще нет работы.

— Н-ну это уж мое д-дело, бр-рат, — заплетаясь, выдавил он.

И он по мере своих силенок поведал мне, что его отец владеет конторой по продаже подержанных автомобилей.

— Я т-тебя уст-трою...

Пришлось па спине тащить его в машину и самому сесть за руль. Я отыскивал дорогу, задавая вопросы на каждом перекрестке и все время дрожа, как бы полиция не задержала меня за то, что веду машину, не имея при себе прав. Мы добрались до «Сильвии». Я разбудил Мартинеса и упросил его вместе со мной отнести Тони в мой номер.