Вообще, значительная работа по украинизации всех сфер общественной жизни, если не большая часть ее, направлялась не указами и законами украинских правительств, а велась силами энтузиастов и активистов движения, по преимуществу представителей интеллигенции. УНР и гетманская Держава представляли своего рода «крышу», создавали благоприятные условия, в которых с новой силой развернулось национальное движение. Непрочность этих режимов не лучшим образом сказывалась на деятельности его адептов.
Нелишним будет остановиться на причинах этой непрочности и поражения украинского движения в Гражданской войне, а также выяснить, каких же результатов оно смогло достичь и что из намеченных целей продолжало стоять на повестке дня. Бытующее объяснение «неконкурентоспособности» украинских режимов перевесом большевиков в силе (вооружении, снаряжении, дисциплине), равно как и неблагоприятными внешнеполитическими обстоятельствами, верно лишь отчасти. Положение большевиков, зажатых в кольце врагов, было ничуть не лучшим. К тому же каждая власть действует в тех условиях, которые заслуживает и которые во многом создает себе сама. А перевес большевиков в силе свидетельствует об их организационных и мобилизационных способностях, то есть как раз о тех качествах, которые присущи настоящей элите, достойной встать у руля общественного движения или государственной машины.
Как раз такими качествами – политической волей, ясным пониманием стоящих задач, настойчивостью в достижении своих целей любой ценой, целеустремленностью, железной дисциплиной – пришедшие к власти представители украинского движения, за редким исключением, не обладали. Руководство движением брали на себя люди, как сказал о них (а фактически и о самом себе тоже) В. Винниченко, с «темпераментом» и «психологией газетных, кабинетных людей»[194]. В своей массе это были литераторы, кооператоры, общественные деятели – гуманитарная интеллигенция. Среди них не было серьезных, профессиональных, волевых политиков или революционеров. «Политическая психология украинских деятелей (была. – А. М.) лишена вообще основной силы в политике – реализма, трезвого и делового подхода к своим собственным идеям, выдержки и хладнокровия» – так охарактеризовал вождей украинского движения протопресвитер В. Зеньковский, известный русский церковный деятель, министр исповеданий при гетмане Скоропадском, знавший пришедших к власти людей не понаслышке. «Украина вышла на путь революции фактически без вождей, без сильных, опытных и способных властвовать лидеров»[195], – заключал он. Получив долгожданную возможность действовать, вожди украинства начали искать свой национальный путь, больше думая о национальном своеобразии, чем о прочности и серьезности «державы».
Но это был субъективный фактор. Дело даже не столько в отсутствии у националистов своих фигур, равных В. Ленину или, скажем, Л. Троцкому. Известно, что деятели «среднего» уровня, но дисциплинированные и обладающие волей к победе, способны одержать ее в гражданском противостоянии. Но это возможно лишь в том случае, если они выражают настроения более-менее широких слоев населения и пользуются их поддержкой. И вот тут решающую роль сыграл объективный фактор – состояние общества, его социально-политические ожидания, отношение к национальным проблемам, а также умение и желание «украинской партии» понять, принять и воплотить в жизнь то, что действительно волновало народ.
Несмотря на заметное увеличение числа сторонников украинского движения, социальная база «украинской революции» (так окрестили свою борьбу сами адепты движения и последующая украинская историография) была слишком узкой. Очевидец событий эсер П. Христюк констатировал, что «города с самого начала революции в большинстве заняли враждебную позицию по отношению к украинскому возрождению» или же позицию его полного игнорирования[196]. Лишь незначительная часть крестьянства сознательно поддерживала УНР. Как верно заметил украинский историк С. В. Кульчицкий, «сама динамика социальной борьбы шла вразрез с интересами национальной революции»[197]. Хотя правильнее будет сказать, что национальное движение, добиваясь стоящих перед ним целей, не учитывало реального положения вещей и поэтому шло вразрез с «динамикой социальной борьбы». Его деятели призывали классы к социальному миру во имя национального согласия, во имя «политических и национальных народных прав», откладывая все прочие вопросы на потом и увязывая их решение с успешностью формирования украинской нации[198]. А большевики в социальных вопросах были радикальны.
УНР обладала всей внешней стороной, всеми элементами и атрибутами государственности. Имелась армия, государственные органы, законодательство и т. д. Гораздо хуже было с ее «внутренним наполнением». Из-за резких политических потрясений форма обогнала в своем развитии содержание: украинское движение создало государственность, но не смогло или не успело преобразовать общество, которое в широкой массе было к ней не готово или относилось равнодушно. Чересчур оптимистичными представляются слова М. Грушевского (хотя во многом они являлись инструментом пропаганды), что «украинство уже не гурток, а весь народ, вся нация»[199]. Национальные проблемы, как и украинская идентичность, еще не перешли в разряд символических ценностей, определяющих мировоззрение и практическую деятельность миллионов жителей Украины – тех, кого националисты именовали украинцами, и даже многих из тех, кто сам себя называл украинцем. Национальный фантом под названием «Украина» был воплощен в жизнь лишь частично. Нации еще не было. Ее строительство еще предстояло завершить, еще предстояло внедрить «Украину» в сознание людей, превратить ее в символическую ценность. Поражение украинского движения в Гражданской войне в конечном счете было обусловлено тем, что к 1917–1920 гг. оно не успело воплотить в жизнь реализуемый им проект.
Поскольку «национализация» общества была не завершена, а национальное строительство до конца не доведено, то многое из того, что стояло на повестке дня перед 1917 г., осталось актуальным и после революции. Не были охвачены украинизацией, преобразованы и «подработаны» под украинский проект целые области общественной жизни. Движению так и не удалось взять под свой контроль церковь. Высшая школа тоже в значительной степени оставалась не «украинской». То же касается и системы среднего образования, поскольку огромные массы населения оставались им не охвачены и, с точки зрения строителей нации, оставались на уровне «этнографической массы». Не был до конца разработан и украинский литературный язык. Крушение государственности, созданной усилиями национального движения, также вносило неопределенность в перспективы дальнейшего развития «Украины». И что самое важное – националистам было ясно, что «народ украинский… темный и национально несознательный»[200].
И все же, несмотря на неудачу, эти условия существенно отличались от дореволюционных: «Украина» завоевала право на существование. Несмотря на сложные перипетии войны, в виде Украинской Советской Социалистической Республики сохранилась и украинская государственность. Она была создана советской властью и партийным руководством Российской коммунистической партии (большевиков) (РКП(б). Но объективно украинская советская государственность (а вместе с ней и украинская советская школа) своим существованием была обязана деятельности национального движения, в борьбе с которым и для борьбы с которым УССР была создана и продолжала сохраняться после окончания Гражданской войны. Вот это и стало главным результатом деятельности украинского национального движения в 1917–1920-х гг., результатом как его прямого, так и косвенного воздействия. Но пожалуй, все же большее значение для утверждения «Украины» имело стечение случайных обстоятельств, вызванных Первой мировой войной, крушением Российской империи и Гражданской войной.
