Павлов завербовал состоявшего при российской миссии в Сеуле корейца М.И. Кима с заданием «установить непрерывные секретные сношения с местными корейскими властями и с тайными корейскими агентами, которые, согласно заранее сделанному в Сеуле условию, имеют быть посылаемы к Маньчжурской границе как от корейского императора, так и от некоторых расположенных к нам влиятельных корейских сановников».

Разведывательная информация из Кореи поступала также от бывшего военного агента в этой стране подполковника Генерального штаба Потапова, имевшего широкие связи среди иностранцев в Сеуле.

В конце 1904 — начале 1905 года сотрудник разведотделения штаба Маньчжурской армии подполковник Линда установил контакт с французскими подданными Эшаром и Пларром с целью «привлечения их к дальней разведке». Линда был командирован в штаб Приамурского военного округа и Владивосток «для организации на месте тайной разведки в Северной Корее».

Член Правления Русско-китайского банка Давыдов сообщал некоторые заслуживающие внимания сведения военного характера о противнике и выполнял отдельные специальные поручения. Главным его помощником в организации разведки был служащий Русско-китайского банка Фридберг, который получал информацию от секретаря японского военного агента в Чифу (ныне Янькоу, Китай).

Давыдов также посылал китайцев-разведчиков в Маньчжурию, которым поручалось «сверх сбора сведений о противнике наносить вред в тылу неприятеля посредством поджогов его складов, порчи железных дорог», то есть выполнять задания диверсионного характера.

Давыдов, служивший до войны в Японии, продолжал и в Пекине поддерживать связь с некоторыми иностранцами, в том числе и японцами, от которых ему удавалось получать порой ценные сведения.

Бывший посланник в Корее Павлов в продолжение всей войны также доставлял представлявшие интерес сведения о противнике благодаря тем связям, которые еще ранее имел в Корее и Японии. Одним из лучших его агентов в Японии был французский подданный журналист Бале, который хорошо владел японским языком и знал положение в японской армии.

Сведения, доставляемые Павловым и Давыдовым, отличались достоверностью и, как правило, получали высокую оценку в штабе армии.

В апреле 1905 года под видом сербского корреспондента Маринковича был командирован в Японию поручик Субботич.

Однако всех этих мер было явно недостаточно, чтобы в полном объеме решать те задачи, которые были поставлены перед дальней разведкой:

1) получение информации о мобилизационных планах в Японии;

2) ход призыва лиц всех категорий запаса и новобранцев;

3) формирование новых резервных и боевых частей;

4) учет отплывающих из Японии подкреплений в Маньчжурию и в Корею, места их высадки и назначения;

5) политическое, экономическое и финансовое положение Японии и Кореи.

Не менее сложными оказались и вопросы организации ближней разведки, основной задачей которой являлся «сбор сведений о противнике непосредственно в районе расположения и действий его армий». Эта задача решалась следующими средствами: войсковой разведкой (захват пленных, добывание различного вида документов, предметов снаряжения, обмундирования и т. п.), тайной разведкой (направление лазутчиков, в основном китайцев и корейцев) и анализом сведений из иностранной печати.

К руководству ближней разведкой в основном привлекались лица, знакомые с местными условиями жизни в этом регионе, особенностями быта и нравов коренного Населения. Среди них был генерал-майор Кондратович, служивший ранее в Маньчжурии и имевший связи среди китайцев и местных миссионеров, капитан Кузьмин, бывший инструктор корейских войск, хорошо изучивший местный язык, капитан Нечволодов, бывший помощник военного агента в Китае, генерал-майор Вогак, долгое время прослуживший на Дальнем Востоке, штабс-капитаны Афанасьев и Россов, владевшие китайским языком.

Кроме офицеров, находившихся в прямом распоряжении разведывательного отделения штаба Маньчжурской армии, сведения от китайцев доставляли еще следующие лица: представитель военного комиссара Мукденской провинции в городе Ляоян штабс-капитан Пеневский, штабс-капитан Блонский, военный комиссар Мукденской провинции полковник Квецинский, начальник транспортной службы армии генерал-майор Ухач-Огорович и хабаровский купец Тифонтай, китаец по национальности.

Первые сведения о японских частях с номерами полков и дивизий были получены от лазутчиков-китайцев штабс-капитана Пеневского.

Вместе с тем, по оценке генерал-квартирмейстерской службы Маньчжурской армии, разведка посредством агентуры из числа китайцев в начале кампании велась слабо по следующим причинам:

«Агенты из китайцев были исключительно временны и вовсе не заинтересованы в своем деле, да вдобавок их было весьма мало.

Вследствие постоянства успеха, сопровождавшего японское оружие, агенты-китайцы боялись предлагать нам свои услуги, тем более что японцы расправлялись с беспощадной жестокостью со всеми китайцами и их родственниками, которых подозревали в сношениях с русскими».

Самые ценные сведения о противнике давались войсковой разведкой посредством документальных данных.

К последним относились допросы пленных, предметы снаряжения и обмундирования с номерами, нагрудными личными знаками, записные солдатские книжки, дневники с кратким изложением действий войсковой части, карты, найденные в сумках убитых офицеров с нанесенными расположениями войск, конверты от писем с обозначением точного адреса японского военнослужащего (армия, дивизия, полк, рота) и т. п. Большинство пленных при допросах давали довольно полные и достоверные сведения. Опыт показал, что «мягкостью и сердечностью к пленным, в особенности играя на их самолюбии, можно было добиться большего, чем строгостью и запугиванием».

Третьим источником получения сведений о противнике являлся анализ иностранной печати, хотя и здесь были свои трудности. Прежде всего, не хватало переводчиков, особенно с хорошим знанием письменного японского языка. Да и японцы весьма строго следили за тем, чтобы в прессу не просачивались сведения военного характера. В качестве примера приведем выдержку из газеты «Джапан таймс» от 5 июля 1905 г. К этому времени исход войны был решен, поэтому ничто уже не мешало японцам писать откровенно:

«С первых же дней войны японская печать получила беспрекословное приказание Правительства: хранить в тайне все, что касается организации, мобилизации и передвижения морских и сухопутных сил их родины.

Правительство предостерегало прессу от разглашения военных тайн, подчеркивая, насколько печать может вредить военным операциям, ссылаясь на примеры последней японо-китайской войны. Оно просило не оглашать никаких сведений, которые, как бы они ни были интересны для публики, могли даже одними намеками принести пользу противнику, давая ему указания о намерениях или предполагаемых движениях японцев.

Насколько честно японская печать отозвалась на призыв правительства, красноречиво доказано той непроницаемой тайной, которою были окутаны все движения кораблей адмирала Того и армии маршала Ойяма».

И, тем не менее, из японской прессы все-таки можно было черпать кое-какие сведения о противнике. К ним относились официальные донесения японских начальников (особенно в начале войны), отдельные объявления в японских газетах. Значительно больший интерес представляли корреспонденции иностранных военных журналистов, побывавших на театре военных действий с японской стороны и напечатавших свои наблюдения без цензуры в своих странах. В этих корреспонденциях содержались порой интересные сведения о японской тактике, моральном духе японской армии, некоторых вопросах ее материально-хозяйственного обеспечения.

Разведывательное отделение штаба Главнокомандующего добывало из японских, английских и немецких газет сведения, хотя и запоздалые. Было дано указание начальнику цензурного отделения представлять генерал-квартирмейстеру при Главнокомандующем вырезки из всех получаемых иностранных газет, содержащие сведения о японской армии.