Я посмотрела в его оливково-коричневые глаза, обрамленные тонкими, словно надрезанными лезвием, морщинками:
– Я хочу…
***
На следующий день Матвей улетел в Питер. В город, в котором еще сильно ощущалась энергетика блокадного голода и бесшабашность выпускных вечеров под общим названием «Алые паруса».
Шел дождь, обливая стены Исаакиевского собора маслянистой бесцветной краской. Он сидел в такси и смотрел на золото фонарей. Водитель попался немногословный, прячущий горб на спине за камуфляжной жилеткой. Холодная невская вода, как клеем, залепляла швы, люди корчились под зонтами, а ему было здорово. Спать не хотелось. То ли белая луна сыграла свою роль, то ли пассаты с отекшими лицами. Коротко переговорил со своими. Лина ответила сквозь сон. С мамой разговор получился чуть длиннее. Она была настроена воинственно:
– Матвей, от добра добра не ищут. Ты слишком сильно разогнался. На такой скорости нормальные люди не живут. Даже в Женеве на Всемирной ассамблее здравоохранения уже поднимается вопрос о людях, которые живут на пределе своих возможностей. Я подозреваю, что твой мозг разучился расслабляться и давно испытывает информационный стресс.
Он попытался ее успокоить, но она перебила:
– Ты вчера прилетел в пять утра? И сразу поехал в офис? И работал до 22:00. Я слышала, как у тебя пищал сканер. И так каждый день. И спишь по четыре часа. Вот скажи, чего ты добиваешься? Машину в четвертый раз сменил, семью бросил, с самолетов не вылазишь. Это жизнь?
– Да, мам. Моя жизнь выглядит именно так.
А еще она часто просила: «Не рви себе кишки. Нам богатство просто не дано. Оно не заложено в нас генетически. У нас все были бедными: твой отец, твой дед и прадед, который умер прямо возле наковальни. И не равняйся на тех, кто живет лучше. Лучше обращай внимание на тех, кто живет хуже тебя».
Матвей очень долго искоренял из себя эти установки. Стирал ластиком, соскребал ногтем, вырывал целые страницы из родительских программ. Он разобрал себя на части, убрал заржавевшие, не подходящие ему детали, и заново себя сложил. На это ушло много лет. Много усилий, глубокого анализа и энергии, потому что стремился смотреть на мир собственными глазами и идти своей дорогой, а не шлепать по проторенному родительскому пути.
Он поселился в китайской гостинице «Пекинский сад», где на ресепшн девушки с тонкой костью и выразительными скулами ни слова не понимали по-русски. Задвинул чемодан в угол, дал доступ дождю, приоткрыв форточку, и оживил планшет. Чувства облачились в слова.
Матвей писал далеко за полночь, когда женщины с разными глазами и несколькими сосками на одной груди вылетают на охоту. Когда тонкими струйками стекают по позвоночным костям всевозможные искушения и пахнет наркотической курчавой петрушкой. Когда вздрагивают испуганные звезды, и кто-то курит, импровизируя за роялем.
Как долго я тебя искал…
Мы шли к этой встрече крутыми дорогами. Иногда они были похожи на трассу Олд Юнгас Роудс с частыми оползнями и туманами. Временами – на самую безопасную префектуру Тоттори на западе острова Хонсю. Изредка они пересекались… Бывало, я заходил в банк или в стоматологический кабинет и по запаху определял, что минуту назад здесь была ты. Там пахло свежим мандариновым соком. Соком, который разъедает залежи негатива. Но мы двигались в разных направлениях и, на мгновение встретившись, снова расходились, не замечая друг друга…
Иногда мы были совсем близко. В вагоне метро. На противоположных подножках маршрутного такси… В парке, на параллельных сентябрьских аллеях… А помнишь, когда-то в супермаркете… Было поздно, около 23:00. Ты стояла впереди меня у кассы, очень расстроенная, и у тебя все падало. Хитрые мерчендайзеры так разложили шоколад, жевательную резинку и презервативы, что любое движение твоего платья задевало то «Твикс», то любимые жвачки с эвкалиптом. Я доставал их с пола и даже не подозревал, что со временем буду покупать их чуть ли не каждый день и рассовывать по всем цветастым сумкам. Ты рассеянно благодарила и терла свои уставшие виски, а потом расплатилась и ушла, оставив после себя праздничный мандариновый воздух. Я же боялся сдвинуться с места, чтобы не повредить это веселое маслянистое облачко, зависшее в проходе.
Но Вселенная продолжала вращение, закручивая нас в водоворот, в центре которого мы нашли друг друга. Пройдя через «глаз урагана», оказались с другой его стороны. И теперь все иначе. Спираль жизни раскручивается, вынося нас на новые орбиты. Мы крепко держимся за руки, поднимаясь все выше и выше.
Я слышу музыку… Ты найдешь ее в этом письме… Это моя дорога к тебе длиною в целую жизнь…
Живу тобою… Люблю тебя.
Матвей
В письме было вложение: музыка из фильма «Долгая дорога в дюнах». Я слушала ее перед сном и ощущала вкус тягучего рижского бальзама, темного местного хлеба с грецким орехом и курагой, который не черствеет почти месяц, и силу местного лютеранства, признающего всего два таинства…
***
Сашка не спеша собиралась в школу. Черная юбка, гольфы и блузка с рукавами-фонариками. Через пару дней должен прозвучать последний звонок, и все мысли были уже о лете, южных дынях и новых книгах Рейчел Кейн. Сразу после линейки папа отвезет ее к одной и второй бабушкам, а потом на какое-то экзотическое море. Она была уверена, что они поедут все вместе, как в старые добрые времена, и никакая папина временная или постоянная женщина этому не помешает. Ведь так было всегда. Он даже встречал с ними Новый год, хотя уже была эта уродливая Валерия.
Девушка сравнительно легко влилась в колючий подростковый возраст. Возможно, потому, что была со всех сторон окружена безусловной любовью и не подтвердила знаменитую классификацию психологов «Пяти НЕ». Так же хорошо училась, помогала по дому, приходила всегда вовремя и практически не интересовалась мальчиками. Единственное – руководствовалась эмоциями и яростно отстаивала во всем справедливость. Поэтому считала, что учительница информатики несправедливо занижает всем оценки, а папа несправедливо поступил по отношению к маме.
Ей уже разрешали красить волосы и наносить легкий макияж. И теперь волосы были высветлены на полтона, придавая ее миловидному лицу еще больше романтичности. Совершенная кожа, на которой ни разу не появился даже крохотный прыщик, полные губы и выразительные глаза. Она углубленно изучала английский, занималась хореографией, интересовалась выпечкой и не выпускала из рук фотоаппарат, добиваясь динамических эффектов. У нее было все. Любое желание с помощью папы тут же реализовывалось, кроме одного единственного. Он не возвращался обратно. Казалось, до этого момента рукой подать. Папа игриво смотрел на маму, подшучивал, и все выходные они проводили вместе, как одна семья. Привозил ей из командировок журналы по косметологии и забирал с работы, покупал продукты и сопровождал к стоматологу, гинекологу и ортопеду. Иногда она заставала их обнявшимися на кухне и быстро закрывала дверь. Садилась на корточки, скрещивала два пальца, задерживала дыхание и шептала: «Ну, поцелуй ее. Ну, пожалуйста, папка, поцелуй маму». Бабушки в скайпе создавали консилиум, подсказывая ей, какие еще шаги предпринять:
– Когда ты была грудничком и ползала только назад, они тебя оставляли с нами, а сами ездили купаться на речку. Покупали пакет вишен, крыжовника и лесной земляники, несколько бутылок чистой воды, а еще брали волан и ракетки для игры в бадминтон. И папа всегда заносил маму в воду на руках, так как она боялась холодной воды и подолгу стояла, разминая стопами песчаное дно. Он тогда хватал ее на руки, заходил по грудь и нырял вместе с ней с головой. Используй это. Организуй им купальный день и попроси папу показать, как он это делал. Пошути, спровоцируй его, что уже не тот возраст и не та физическая форма. Ты же не маленькая и понимаешь, что это их снова сблизит.