– Хочешь, мы это сделаем в парке в светлое время суток? Признайся, тебя же возбуждает, когда медленно прохаживаются склерозные старички, дети играют в прятки, постоянно выкрикивая: «Пила, пила, лети, как стрела», а я тебя имею стоя. Жестко, без предварительных прелюдий. Или давай в лифте. Представляешь, в нем расколотое зеркало, потекшие надписи на фанерке и запах… Запах человеческой мочи. Или тебе нравится играть в хорошую девочку?

– Антон, ты болен?

– Ну что ты такая прошеная. Ты же хочешь! Я вижу. Все вы поначалу корчите из себя недотрог…

Точку в отношениях с Антоном я поставила по телефону, не тратя живую энергию на расставание. Рано утром, когда рассвет еще был серым и небо готовило свои вены для впрыскивания кровяных телец, написала смс, что больше видеться не имеет смысла. Он ответил в два часа дня грубо и безграмотно. Написал, что я старая кошелка и что меня не выдержит ни один мужчина. И что в итоге я останусь ни с чем. А еще я фригидная, и чтобы меня завести, потребуется рефрижератор. Кроме этого, пора бы взглянуть в паспорт и вспомнить свой возраст. В письме было десять орфографических ошибок и ни одной запятой.

Я покрутила перед глазами телефон, словно он был заражен какой-то вирусной инфекцией, к примеру, холерой, удалила ответ вместе с его номером. Раскрыла книгу Эльчина Сафарли – роман с мандариновым привкусом шафрана и ненавязчивой грустью. Историю отношений русской женщины и турецкого мужчины. На следующий день у меня планировалось свидание с неким Шевки, парнем из Турции, и я подумала, что может появление этой книги – особый знак? А вдруг мне уготован именно восточный мужчина с лукавыми влажными глазами? Он уже несколько дней звал на обед и спрашивал, люблю ли я суши.

– Шевки, какие суши? Ты должен кормить меня как минимум кебабом.

Он смеялся и продолжал названивать.

Шевки подъехал в четверг и осторожно припарковался вдоль дороги. Суетливо вышел, достал чахлые розы, купленные в цветочном ларьке, и поцеловал в щеку. У него были черные блестящие волосы, обильно смазанные гелем, намечающийся животик и маленькие худые пальцы. Плотно облегающая рубашка с огурцами казалась маловатой, лицо слишком юным, и я задала вопрос, нарушив этим все правила свидания:

– Извини, но сколько тебе лет?

– Двадцать шесть.

– А тебя не смущает, что мне уже тридцать пять?

– Напротив. Меня не интересуют одногодки. Мне нравятся зрелые женщины, от тридцати. Они уже готовы к браку.

– А ты себе ищешь жену?

– Конечно, и только украинку.

– Почему? Чем тебя не устраивают турчанки?

– Они полные и смуглые. А мне нравятся стройные и светлокожие. Такие, как ты.

В машине пахло чем-то острым. На заднем сиденье лежал пакет из «Желтого моря».

– Это что?

– Суши, конечно.

– А где мы их будем есть?

– У тебя дома, конечно.

Я улыбнулась и ответила очень медленно. Как глухонемому. Практически по слогам:

– Послушай, Шевки. Я не готова пригласить тебя домой на первом свидании. У нас так не принято. Давай поедим суши где-нибудь в другом месте.

Он надул губы и стал похож на обиженного дошкольника. В черных, напоминающих маслины, глазах появились слезы.

– Где здесь магазин?

– А зачем?

– Хочу купить шампанское.

Мы сидели в его новой машине, в которой еще болтались салонные бирки. Чтобы не тратить бензин, он заглушил мотор и вытянул ключ из замка зажигания. Счетчик спидометра показывал пробег в пятьсот километров, и еще даже не было пройдено первое техобслуживание. Шевки очень боялся забрызгать салон, поэтому шампанское открывал на улице. Суши съел сам. Я не представляла, как можно есть не за столом, покрытым скатертью, не ощущая между пальцами теплое дерево палочек. Шампанское пил большими голодными глотками.

– Ты же за рулем.

Он ответил, чуть смущаясь:

– Я немного волнуюсь. Ты же станешь моей женой?

– А как же любовь?

– А разве возможно не полюбить красивую? Я хочу привезти тебя домой, чтобы соседи с почтением говорили: «Какая у Шевки красивая жена!»

– Но ты же будешь ревновать.

– Не-а. Ревновать не буду. Буду наряжать, как куклу. Золото в уши, на пальцы и на запястья. Дорогие ткани. Только батист, кашемировый трикотаж и шифон. Можно что-то из хиджаб-моды. И пусть на платьях будут нарисованы цветы, такие… яблоневые. Стану водить за руку в салоны красоты и на фитнес. Но ты не сможешь посмотреть на другого. Убью!

Я, закаленная предыдущим свиданием, уточнила:

– А чем ты занимаешься?

– Туризмом. Встречаю туристов из Турции, селю в отель и провожу обзорную экскурсию по городу: Лавра, Дом с химерами, Парк Славы и Родина-мать.

– А как долго учил русский?

– Долго. У вас очень сложный язык. Ко мне приходил репетитор. Когда ты выйдешь за меня замуж, я научу тебя турецкому. И еще – я очень хочу детей.

В машину стал просачиваться вечерний воздух. Он попытался меня обнять и поцеловать, стараясь максимально захватить рот своими ассиметричными губами.

– Что ты делаешь?

– Я тебя очень хочу.

– Но мы знакомы от силы два часа!

– Ну и что? У меня долго не было секса.

Я отстранилась, поправила подскочившее платье и вытерла насухо губы:

– А как давно у тебя не было секса?

Он стал загибать пальцы. Бубнить себе под нос. Качать головой, словно сбился со счета.

– Года два.

– А что так? Чем тебя не устраивают наши женщины?

– Они прежде всего хотят от меня денег. Тянут в ресторан. А я на машину копил, не мог себе позволить такие траты. И потом – с кем попало не пойду. Я пойду только с красивой, такой, как ты. Ты была в Турции?

– Нет.

– Когда у тебя отпуск? Летом? Мы обязательно с тобой полетим в Стамбул! Там познакомимся с моими родственниками и сядем за стол. Мама наготовит много блюд: питу с мясным фаршем и овощами, денер-кебаб и ишкембе-чорбасы.

– Ишкембе – это что?

– Это очень вкусный суп из говяжьих и овечьих потрошков. В него еще добавляется чеснок и уксус. Но у нас не едят свинину. Я тоже не ем свинину и почитаю исламские традиции. А еще ты у меня будешь кушать сладости. Все девочки любят сладости: баклаву, сютлач и джезерье.

Шевки закатил глаза и поцеловал свои сложенные вместе пальцы. Я напряженно вспоминала. Баклаву помнила с пляжей Затоки. А вот что такое сютлач…

– Сютлач – это рисовый пудинг, чем-то похож на вашу молочную рисовую кашу, только с добавлением ванили. А джезерье – желе из уваренного сока моркови и граната. В нем еще много фисташек.

Потом быстро взглянул на часы.

– Торопишься?

– Да нет. Думаю, все успеем. Еще есть время до 21:00.

– Что успеем?

– Секс до футбола. Я очень люблю футбол, а сегодня играет Бешикташ и Галатасарай. Сейчас только 19:00. Времени – уйма.

И он снова полез целоваться. Жадно и настойчиво. От него пахло смесью тархана5, игристым вином и васаби. Я решительно его оттолкнула. Для меня целоваться с ним было равносильно поцелую с соседом, стоящим впереди меня в очереди в кассу. Хотелось заплатить за суши и шампанское, выпитое из бумажных стаканчиков. Во рту оставался картонный привкус и капли чужой слюны. Я посмотрела вверх и увидела задумчивое небо в белом великоватом шиньоне и вытянутые свободные клетки голубого воздуха. Уже прилетели чибисы и журавли. Где-то за гаражами готовилась куковать кукушка, с зигодактильным строением пальцев: два пальца вперед, а два назад. Отдавало вспаханным потным грунтом: с утра начали сев хлебов, овощей и клевера.

Я с силой толкнула дверцу. Его глаза налились яростью, и мне сразу вспомнилось, что турки очень эмоциональны.

– Извини, но нет.

Шевки отвернулся, и я вышла, не прощаясь. Лицо обдало ароматом листьев брусники и березовых почек. Мокрые ступеньки еще оставались присыпанными песком. На самой верхней красовалась пасочка в виде однопалубного кораблика. Наверное, играли дети, прячась от короткого дождя. Как всегда, не работал лифт, и пришлось подниматься на восьмой этаж, размахивая травяной сумкой с короткими ручками. Цветы остались забытыми в машине.