. . . . .

Я привез маме из Москвы какую-то кунжутную халву. Машка сидит за своим столиком, ест это странное лакомство и говорит:

– Папа, понюхай.

– Что? Зачем я буду нюхать?

– Что-то Зоопарком пахнет.

Понюхал – и верно: так пахнет в вольерах, где обитают павлины, фазаны и прочие. Может быть, этих птиц подкармливают кунжутным семечком?

8.3.60.

По случаю Женского дня получила от меня куклу «Андрюша в пальто» (так печатными буквами обозначено в графе «наименование изделия» на ярлыке, пришитом к этому самому Андрюшиному пальто).

Вообще-то я купил этого Андрюшу с намерением приберечь его к 4 августа, но имел глупость раньше времени рассказать о нем Маше, и она днем и ночью грезила этой необыкновенной куклой. И вот в довершение к платью, шарам, флажкам и прочим женским подаркам она получила этого парня в кепке, в клетчатом пальто и в огромных коричневых бутсах. Как всегда, когда долго и страстно ждешь чего-нибудь, достижению цели сопутствует некоторое разочарование. Радуется, но – со многими «но». Почему не сидит, почему глаза не закрываются, почему волос на голове нет, почему не стоит?!

10.3.60.

Пришла будить меня. Я хорошо вижу ее, а она, попав из светлой комнаты в затемненную, еле пробирается к моей постели.

– Папа! Доброе утро! Доброе утро! Вставай! Папа! Вставай!

Рассказала мне:

– Я во сне видела, что мы с бабушкой купались.

– Где вы купались?

– В море. Мы плавали с бабушкой. А тебя не было. Ты, наверно, дома остался. А ты тоже этот сон видел?

. . . . .

Минзамал в присутствии Маши рассказывала о мальчике Вене, которому она принесла в интернат гостинец. Там вечером не позволяют сладкое есть, так он потихоньку съел яблоко и две конфеты…

И тут Машка не удержалась, чтобы не вставить свое швейковское «я тоже».

– Я тоже один раз без спросу конфету взяла.

– Что ты выдумываешь! Когда это было?

– Когда вы кошку лечили. Доктор у нее был. Клизму ей ставили.

Действительно – было такое. Был ветеринар. Ставил коту клизму. Было это месяца четыре назад.

– Я пришла, дверь закрыла, чтобы вы не услышали, и взяла из шкафика одну конфету…

– А почему же ты потихоньку?

– А потому, что вы не разрешаете. Вы бы рассердились, если бы увидели…

Было время – и еще совсем недавно, – когда Машка пользовалась у нас полным доверием и конфеты были в ее полном и бесконтрольном распоряжении. И никогда она не брала лишнего.

Когда же это стали запрещать и прятать и – почему?

Вот вам, пожалуйста, живой пример! Что делают подозрительность и недоверие!..

. . . . .

Про меня вчера сказала:

– Вот он какой хитричек!

Про маму сказала:

– Хитричка!

А сегодня сама что-то схитрила, мама говорит ей:

– Папа хитричек, я хитричка, а ты кто?

– Я – хитрюшонок.

. . . . .

Завтра уезжаю в Комарово – работать.

Из записок мамы

…Вчера подошла ко мне и говорит:

– Мама, ты лучше не смотри… Я нехорошую вещь придумала.

– Какую ты вещь придумала?

– Тихонько ногти грызу.

…Днем я уходила в булочную, прихожу – Маша сидит в кровати, но на полу: дно кровати провалилось. Это она в мое отсутствие так раскачала кровать, что та сломалась. Или, вернее всего, кровать рассохлась. Пришлось ее собирать.

Я спросила у Маши, зачем она так сделала.

– Мне нравится красная кроватка; купи мне, пожалуйста, красную.

Я рассердилась: не люблю, когда она говорит «купи». Объяснять ей, что такое деньги и как они даются, еще рано, пожалуй. Но все-таки мы внушаем ей, что нужно довольствоваться тем, что есть, и что если кровать испортилась, можно ее починить, а не покупать новую. Но у Маши с утра температура – и настроение от этого плохое. Хочется капризничать. Стала просить:

– Купи красную!

Я сказала, что если она сейчас же не прекратит свой хнык, я уложу ее в кухне на подстилке, где спит кот. Эти слова на нее так подействовали, что она стала горько рыдать. И так разнервничалась, что лоб у нее покрылся красными пятнами. И я пожалела, что сказала про кота и про подстилку.

23.3.60.

Почти целый день провели вместе, сидели на тахте, я штопала папины носки, а Маша порола старые варежки и шерстяную шапочку и наматывала нитки на клубок. Мама ее научила, раньше она этого не умела. Научилась быстро и работала с удовольствием. Быстро-быстро перебирала клубок своими крохотными пальчиками.

Вдруг я вижу – она что-то надулась, настроение у нее испортилось.

– Что с тобой, Маша? Что случилось?

– Где шапка? – спрашивает она меня.

– Ты же ее размотала.

– Я так не хочу! Так мне не нравится.

И – в слезы.

Очень она не любит, когда что-нибудь портится, ломается, теряется… Ей очень жалко было, что вот была какая ни на есть шапка, рваная и драная, но все-таки шапка, и вдруг ее в одно мгновение не стало. Пришлось объяснить ей, что из этих ниток мама свяжет что-нибудь другое: варежки, носки или новую шапочку. Она успокоилась немного, но желание крутить и наматывать нитки у нее пропало.

Я работала, а она стала рассказывать мне сказку:

– Жил-был Андрюша в пальто. И вот он захотел что-то написать, взял без спросу чернила и вдруг пролил чернила на скатерть. «Дзинь-дзинь!» Входит Чиполлино. «Ну, что ты такое сделал, Андрюша в пальто? Мама же твоя рассердится. Давай я сейчас постираю скатерть». Принес газик и воду, и они вместе стирали белье…

– Маша, по-моему, этот рассказ все-таки папа написал.

– Нет, папа написал про Белочку и Тамарочку, а я – про Чиполлино и про Андрюшу в пальто.

26.3.60.

Помогала тете Минзамал убирать квартиру.

Потом мы вместе ремонтировали книжки, подклеивали оборванные уголки, приводили в порядок переплеты. Машка занималась этим с удовольствием. Я дала ей кисточку, и она самостоятельно привела в порядок книжку Прокофьева «Шел кот-скороход».

Вечером мы были одни. Папа два раза звонил из Комарова. Скучно ему, бедному. Нас двое, а он – один.

Вечером, когда я раздевала Машу и мерила ей температуру, я спросила, хочет ли она на горшок.

– Раньше хотела, а сейчас не хочу, – сказала она и добавила: – Как Настенька.

Я не сразу сообразила:

– Какая Настенька?

– Настенька говорила: «Раньше я хотела суп, а сейчас не хочу…»

Тут я вспомнила, что у папы есть такой рассказик – про капризную девочку, печатался в «Огоньке», кажется. Рассказ для взрослых.

– И молнии не было, – сказала Маша.

Это тоже оттуда. Там кто-то говорил: «Я ждал грома и молнии, но молнии не последовало…»

Как она все впитывает! Ведь ей никто не читал этот рассказ, читали при ней.

Это и радует и огорчает. Огорчает потому, что мы то и дело забываем всякую осторожность и говорим при ней все что придется.

И еще раз вспоминаю Макаренко: «Если хотите воспитывать, воспитайте прежде всего себя!»

27.3.60.

Вечером, когда мерили температуру, сидела у меня на коленях и рассказывала сказку собственного сочинения:

– Жил-был маленький утенок, у него были мама-утка, папа-утка, бабушка-утка, тетя Ляля-утка, а Синдбад остался собакой, и Кузьма тоже остался кошкой. Папа-утка работал, мама-утка ходила в магазин; бабушка-утка приехала из Тбилиси, а тетя Ляля-утка жила на улице Восстания. Тетя Ляля с улицы Восстания пришла с Синдбадом, а утенок испугался и спрятался под ванну. Потом он утонул в ванне. Там было много воды.

– Ой, Маша, а тебе не жалко, что утенок утонул?