- Нет, в Курске никого нет, кроме губернатора, а нам нужно раздавить живую силу корниловцев. Я разгоню артиллерию, переловлю штабы, заберу обозы, разорву телефонную связь, лишу их возможности вести организованный бой. А здесь латыши будут бить каждый полк в отдельности.

И опять Примаков выговаривал все буквы, перечисляя штабы, обозы, связь, артиллерию...

- А не погибнешь ты вместе с твоими казаками? - спросил Орджоникидзе.

- Надо не погибнуть.

- Нужно все очень точно рассчитать, - сказал Орджоникидзе и внимательно посмотрел на Примакова.

Уборевич уже набрасывал на карте направление рейда.

- Вы должны взорвать железную дорогу Курск - Орел... Отрежьте бронепоезда и эшелоны и сразу поверните на север, чтобы захватить корниловцев с двух сторон - между вами и латышами... - Он показывал все на карте. - На шоссе Орел - Курск взорвите мост, чтобы они не смогли откатить при отступлении артиллерию. Фронт нужно прорвать на стыке корниловской и дроздовской дивизий.

Потом он набросал план операции и продиктовал директиву армии о подготовке прорыва для рейда. Когда директива была подписана, Калнин попросил снять со стола карты, и на стол поставили два котелка картошки и яичницу. Орджоникидзе снял папаху и подсел к столу.

Была уже темная ночь, когда все вышли из хаты. С фронта доносилась редкая перестрелка. Шофер командарма заводил застывший «бенц» бывшего великого князя Николая Николаевича. Садясь в машину и надвигая папаху на уши, Орджоникидзе сказал Уборевичу:

Он свое дело сделает. Как ты думаешь?.. Скажи...

- Сделает, - ответил Уборевич.

- Поехали!» Так этот военный совет в Шарыкине был записан со слов комбрига и командарма.

Что было дальше? В ночь на 3 ноября две бригады латышей, закутавшись в белые простыни, подкрались к позициям корниловской дивизии и штыковой атакой прорвали фронт. В прорыв вошли полки червонцев и ворвались в тыл дроздовцев и корниловцев.

Фронт дрогнул.

В середине ноября червонцы повторили рейд на станцию Льгов. Белые сразу откатились на 150 километров и продолжали отступать, преследуемые по пятам...

4 декабря Уборевич приказал: Латдивизии и конной группе Примакова овладеть Харьковом не позднее 11-го.

12 декабря Председатель Совнаркома В. И. Ленин получил телеграмму, подписанную Уборевичем и Орджоникидзе: «Весьма срочно. Прошу передать всем, в особенности кто имеет связь Москвой. 11 сего декабря после упорных боев войсками N-ской Красной армии взят город Харьков».

К этому краткому перечню событий, которые произошли после военного совета в Шарыкине, можно добавить еще одну крохотную деталь. Я помню - был у В. М. Примакова небольшой квадратный желтый портсигар с изумрудом- желудем на крышке. Внутри с одной стороны расписался бывший царь- «Самому дорогому существу. Николаша », а с другой выгравирована совсем другая надпись- «Непревзойденному рейдисту т. В. М. Примакову от Реввоенсовета XIV армии».

ПОЛКОВНИК В. В. БУРЛИН

Брянск. Октябрь 1919 года.

- Без пропуска не пущу! Стой, не то стрелять буду! - хрипло забасил часовой у входа в аппаратный зал телеграфа штаба 14-й армии.

Я невольно обернулся. Какой-то молодой человек в потертом френче и галифе, несмотря на окрик, с взволнованным лицом быстро подошел к аппарату Юза, крикнул:

- Где телеграфист?!.

Перед его приходом я только что разрешил телеграфистам на пять минут отойти от аппаратов: из ближайшей воинской части привезли чечевичную похлебку, пшенную кашу и скудные пайки хлеба, выпеченного из муки пополам с отрубями. Связисты расположились на подоконниках слабо освещенного зала с котелками на коленях и ели.

Часовой уже вскинул было винтовку к плечу, но я остановил его и, подойдя к вошедшему, потребовал:

- Ваши документы!

Незнакомец пристально посмотрел на меня:

- А вы не читали приказа о моем вступлении в командование армией? Вот мое удостоверение. А вы кто такой?

Прочитав документ, я доложил:

- Уполномоченный Верховной комиссии связи Республики Бурлин. На часового не обижайтесь, товарищ командующий. С него ведь требуют.

- Не обижаюсь. Служба. В дивизии было проще, там меня все знали... Заготовьте мне круглосуточный пропуск. А сейчас свяжите меня с сорок первой дивизией.

В тот день Уборевич вел переговоры с начдивами так, будто командовал армией не первый месяц. Удивительна было, когда он успел так изучить положение на фронте. Закончив переговоры, командарм сказал мне:

- Надеюсь, товарищ Бурлин, вы хорошо понимаете, что значит для армии связь. Если чего не хватает - говорите, штаб фронта поможет. Но если связь хоть раз подведет- пощады не ждите.

Расстроенный таким предупреждением, я доложил о потребностях узла связи то, что пришло в тот момент в голову. Уборевич записал все в кожаную тетрадь и посоветовал:

- Продумайте лучше и доложите дополнительно.

В ту ночь я и засыпал с мыслями о том, что требуется для узла связи. А утром написал подробную докладную записку командарму.

Следующей ночью меня вызвали на телеграф. Сидевший у аппарата Бодо Уборевич сказал:

- Сейчас подойдет командующий фронтом. Давайте перечень, что надо просить.

Я подал докладную записку.

Закончив разговор по оперативным вопросам, Командарм развернул поданный мною лист бумаги и доложил командующему фронтом А. И. Егорову о состоянии и потребностях армейской службы связи.

Вскоре к нам прибыли связисты с нужным имуществом.

В те дни наши войска уже оставили Орел и вели ожесточенные бои с деникинцами, рвавшимися к Туле, Москве. Перед нашей и 13-й армиями стояла задача задержать врага и перейти в контрнаступление.

В штабе Уборевич бывал редко, проводя большую часть времени в дивизиях. Возвращаясь, он приходил на телеграф усталым, невыспавшимся, но энергия, казалось, никогда не покидала его. Поговорив с командующим фронтом, он брал в работу тех, по чьей вине случались какие-либо упущения. Однажды крепко досталось и мне.

Зайдя на телеграф одной из дивизий вблизи Севска, Уборевич обнаружил, что штаб дивизии держит связь с армией не по буквопечатающему аппарату Юза, а по аппарату Морзе. Из-за этого оперативные документы легко могли стать достоянием врага. Аппаратом Юза дивизия не пользовалась только потому, что своевременно не получила в штабе армии источники тока. Иероним Петрович арестовал начальника связи дивизии, а мне приказал немедленно доставить источники тока и наладить связь по аппарату Юза.

Я помчался в дивизию с двумя ящиками сухих элементов. Через два часа доложил:

- Связь налажена, товарищ командующий!

- А наши с вами отношения далеко не налажены, - ответил он. - Как это вы допустили такую беспечность? За это отдают под суд! Счастье ваше, что в других дивизиях я наблюдал обратное: везде связь работает хорошо. Но если случится еще раз что-нибудь подобное... С этих пор я потерял покой: как быстро ни перемещались штабы дивизий, неотступно следил за поддержанием связи с ними.

В ноябре я был направлен для организации связи на Юга-Восточный фронт, а в январе 1920 года- в 9-ю армию Кавказского фронта.

28 февраля я приехал в Новочеркасск, куда переместился штаб армии из станицы Каменской, и по распоряжению исполнявшего обязанности командующего армией А. А. Душкевича организовал временный узел связи в помещении гражданского телеграфа.

Однажды я увидел там у одного из аппаратов Уборевича. Он записывал в кожаную тетрадь разговор с начальником какой-то дивизии.

Дождавшись конца разговора, я представился:

- Начальник и военком управления связи прибыл, товарищ командующий!

Сидя ко мне спиной и продолжая что-то записывать, командарм недовольным тоном заговорил:

Почему не изолировали узел, а сунули его в какой-то проходной двор? Почему, черт возьми, здесь шатаются посторонние люди?

- Узел развернут в отведенном мне помещении, товарищ командующий... - оправдывался я. - Обслуживают его только военные связисты...