— Да, почти всегда, — ответил тот, — наши пенсионеры привыкли, что институт по-прежнему о них заботится, что им здесь всегда рады, иначе эту вашу идею с перекрестными залогами и нечего было бы обсуждать.
Когда почти все места за столами были заняты, Лазарев вышел к столу президиума, постучал пальцем по микрофону, проверяя его готовность и начал говорить.
— Товарищи! Мы сегодня собрали всех вас для того, чтобы нам решить как следует относиться к письмам, которые вы получаете, к телефонным звонкам, которые беспокоят вас и ваших близких, к тому количеству лжи, которым кое-кто поливает институт, его руководство и вас — его акционеров.
— Откуда у них наши телефоны? — высоким голосом выкрикнула маленькая старушка, сидящая в центре зала.
— Я отвечу, откуда у них наши телефоны. Оттуда же, откуда и реестр акционеров со всеми подробными адресами, и акции, предусмотрительно приобретенные по договору дарения. Просто некоторые из нас за деньги все готовы продать — и акции, и своих товарищей по работе, и свою совесть.
— Скажите, а кто им первый подарил наши акции? — спросил высокий седой мужчина, сидевший рядом со старушкой.
— Я не буду называть человека, который своим дарением сделал их акционером нашего института, потому, что не хочу, чтобы меня назвали подстрекателем. Я знаю, кому мы обязаны тем, что курьер этого Центра менеджмента, вот ведь название какое придумали, разносит письма по хорошо им известным адресам. Не в этом дело. Дело все в том, что если мы сами не будем продавать им свои акции, то они этих акций никогда и не увидят. Все зависит, товарищи, от нас с вами. У Вас какой-то вопрос, Юрий Сергеевич?
Мужчина в костюме с галстуком, аккуратно подобранным под цвет костюма, долго державший свою поднятую руку, встал и подошел к микрофону.
— Я хочу спросить: этот Менеджмент, они инженеры-проектировщики, у них есть опыт, их знают в стране? — мужчина хотел еще что-то добавить, но, махнув рукой, возвратился на свое место.
— Я отвечу, — Евгений Иванович расправил грудь, — мы собрали информацию о них. Ничего они из себя не представляют. И проектный бизнес их, конечно, не интересует. Нашего агрессора интересует только здание, в котором мы работаем. Ведь если они получат более половины акций, они быстренько сменят руководство, уволят всех проектировщиков, а сами будут сдавать здание в аренду и стричь купоны. И никаких дивидендов мы с вами больше не увидим.
Зал зашумел.
— А кто-нибудь уже продал им свои акции? — выкрикнул мужской голос из середины зала.
Ефим Абрамович, все это время нетерпеливо ерзающий на стуле в ближайшем к микрофону ряду, вскочил, не дожидаясь приглашения директора, подскочил к микрофону и, будто боясь, что его прервут, затараторил:
— Кроме дарителя, о котором не стал говорить Евгений Иванович, по нашим сведениям продала акции еще одна наша бывшая сотрудница. Но у нее полгода назад умер муж и я не хочу ее осуждать.
— А что вы делаете, чтобы никто больше не продавал? — раздался новый вопрос.
— Там постоянно дежурят два человека из числа наших бывших сотрудников, — ответил Ефим Абрамович.
— Где дежурят? — спросили сразу несколько голосов.
— Около их офиса, в рабочее время. Мы составили график и дежурим. Если кто-то из наших акционеров там появится, то его остановят и попробуют с ним поговорить. Кто согласен подежурить — подойдите ко мне, я включу вас в график.
Зал опять зашумел. Лазарев пододвинулся к микрофону и Ефим Абрамович был вынужден потесниться, уступая место директору института.
— Товарищи, — громким голосом произнес Лазарев, перекрывая шум, — у руководства нашего акционерного общества есть предложение ко всем акционерам. Но, чтобы быть совсем точным в изложении этого предложения, я предоставляю слово опытному юристу, специалисту по корпоративным отношениям, Расину Дмитрию Сергеевичу.
Дмитрий Сергеевич подошел к микрофону и, переждав, когда затихнет шум в зале, сказал:
— Уважаемые акционеры института. Вы все стали объектом атаки никому неизвестного для всех вас акционерного общества под причудливым названием «Центрменеджмент». Чего он там центр и кем этот центр собирается управлять — на самом деле не имеет значения. А значение имеет то, что организаторы этой оголтелой компании скупки наших акций уверены в том, что сейчас вы все принесете им свои акции, получив за них всего лишь стоимость восьмилетнего дивиденда. Они, наверное, считают, что для вас не имеет никакого значения то, что будет с вашим институтом через, полгода, год, через пять лет. Судя по тому, что мне довелось услышать на вашем собрании, для вас будущее института играет определяющую роль при принятии решения о судьбе ваших акций. Я понял, что вы все не желаете продавать свои акции и, одновременно, желаете, чтобы все другие акционеры также их не продавали. Я правильно вас понял?
Расин сделал паузу, во время которой в нескольких местах зала было слышно: «правильно», «не будем продавать» и продолжил говорить:
— Так вот, если вы все дружно не желаете продавать свои акции, то неплохо бы вам всем, глядя в глаза друг другу, подписать документ о том, что не только вы не будете продавать свои акции, но и ваши товарищи тоже не будут их продавать и агрессор будет знать, что вы все такой документ подписали и его надежды на приобретение контрольного пакета акций становятся тщетными.
Дмитрий Сергеевич опять сделал паузу и продолжил:
— Если вы все готовы сделать этот шаг, то схема, которая вам предлагается представляет собой систему перекрестных залогов. Проще говоря, Иванов, имея некоторый пакет акций, разделит его на две части и передаст одну часть в залог Петрову, другую — Сидорову. Петров, в свою очередь, передаст половину в залог, например, Фомину, а вторую — Иванову и так далее, в результате чего все акционеры, одновременно и передают в залог свои акции и сами становятся залогодержателями чужих акций. При этом акции остаются на счетах их владельцев, владельцы акций по-прежнему имеют возможность участвовать в собраниях акционеров, получать дивиденды и единственное ограничение, которое возникает в результате залога — это то, что такие акции не могут быть проданы. Но вы ведь все именно этого и хотите?
Дмитрий Сергеевич оглядел зал и тут к микрофону подскочила заместитель по финансам. Плакат, который она развернула, наглядно иллюстрировал ту схему, о которой только что говорил Расин.
Евгений Иванович был прав, когда утверждал, что народ в институте не простой, а понимающий даже то, что все остальные понимают с трудом. Схема перекрестных залогов была понята и принята всеми собравшимися единодушно.
Оставалось только организовать оформление залогов.
Однако следующий день принес новые вести с фронта борьбы за власть в акционерном обществе.
В тот день, когда прошли собрания акционеров, каждый акционер получил новое письмо от «Центрменеджмента».
В письме сообщалось, что в течение одной ближайшей недели цена покупки акций возрастает в три раза против первоначально объявленной, после чего эта цена понижается в два раза, а затем, еще через неделю возвращается к исходному значению. И уже через месяц после нового витка скупочной кампании агрессор планирует проведение собрания акционеров, на котором будут сформированы новые органы управления.
Вопрос встал ребром: кто кого? Или большая часть акционеров успеет передать свои акции в залоги друг другу, или же захватчики сумеют соблазнить высокой ценой владельцев большей части акций?
Напряжение в корпоративной борьбе достигло своего апогея. Надо было придумать что-то такое, что могло бы повлиять на настроения людей, всерьез размышляющих о возможности продажи своих акций по очень привлекательной цене.
В кабинете у Евгения Ивановича, кроме самого генерального директора, сидели Дмитрий Сергеевич, два его заместителя и вездесущий Ефим Абрамович. Расин рассматривал документы, которые добыл Ефим Абрамович и которые были предметом гордости, переполнявшей Ефима Абрамовича.
