– Но с ним все в порядке? – с тревогой уточнил Теренс.

– В порядке? – возмутился профессор. – Он невежественный, косный, заносчивый, узколобый, инфантильный и необузданный негодяй! Что здесь порядочного?

– Я хотел сказать, он уже не тонет?

– Разумеется, нет. Наверняка отправился излагать свои завиральные теории перед хавилендовской комиссией. А меня оставил тонуть! Если бы не вы двое, я повторил бы судьбу Георга Плантагенета. А негодяй Оверфорс получил бы хавилендовскую кафедру.

– Ну что ж, по крайней мере никто никого не прикончил, – выдохнул Теренс и обеспокоенно посмотрел на часы. – Нед, беритесь за рули. Нужно поторопиться, иначе не успеем засветло отвезти профессора и добраться до Иффли.

Отлично! Когда пристанем у моста Фолли, я придумаю какой-нибудь предлог, чтобы не плыть в Иффли с Теренсом – морскую болезнь или рецидив, например, – и вернусь на станцию. Лишь бы связной меня дождался…

– Иффли! – воодушевился профессор. – То, что надо! Там отменно ловится плотва. Таттл-младший говорил, что видел радужного погонихта полумилей выше Иффлийского шлюза.

– Разве вам не нужно домой? – огорченно протянул Теренс. – Переодеться в сухое?

– Нонсенс! Я уже почти высох. Нельзя упускать такую возможность. У вас ведь найдутся удочки и наживка?

– А как же профессор Оверфорс? – вмешался я. – Он вас не будет разыскивать?

– Ха! Ему не до того, он пишет про массы и учит пса кататься на велосипеде. Массы! Историю творят личности, а не массы! Лорд Нельсон, Катерина Медичи, Галилей!

Теренс с тоской посмотрел на часы.

– Если вы не боитесь подхватить простуду… Дело в том, что в два часа у меня в Иффли встреча.

– Тогда «Вперед! Покуда силы есть!» Vestigia nulla retrorsum [12].

Теренс решительно взялся за весла. Ивняк перешел в кусты, затем в луга, и за длинным изгибом реки показалась серая колокольня. Иффли.

Я вытащил часы и подсчитал римское время. Без пяти II. Теренс все-таки успевает на встречу. Хорошо бы и мне успеть на свою.

– Стойте! – Профессор вскочил.

– Не надо… – Теренс со стуком уронил весла. Я попытался ухватить профессора, но уцепил только падающее к его ногам одеяло. Лодка угрожающе закачалась, вода плеснула через борт. Сирил, сонно моргая и пошатываясь, поднялся – и это нас спасло.

– Сидеть! – скомандовал я.

Профессор Преддик, оглянувшись в замешательстве, послушно уселся.

– Сент-Трейвис, немедленно правьте к берегу! – велел он, показывая пальцем. – Вы только взгляните!

Все, не исключая Сирила, посмотрели на зеленый луг, усыпанный лютиками и затканный белым кружевом купыря.

– Точь-в-точь бленхеймское поле, – возвестил профессор. – Видите, вон там селение Зондерхайм, а там – ручей Небель. Какие еще нужны доказательства моей правоты? Слепые силы природы? Как бы не так! Победу вырвал герцог Мальборо своей собственной рукой! У вас найдется тетрадь? И удочка.

– Не лучше ли вернуться позже? После Иффли?

– Маршал Таллард отразил удар в середине дня, как раз при таком свете, – возразил профессор Преддик, натягивая туфли. – Какая у вас наживка?

– Сейчас нам некогда, – отбивался Теренс. – У меня встреча…

– Omnia aliena sunt, tempus tantum nostrum est, – процитировал профессор. – Ничто нам не принадлежит, кроме времени.

Я нагнулся к Теренсу.

– Можете оставить нас тут, вернетесь после встречи.

Он кивнул, оживляясь, и повел лодку к берегу.

– Но вы мне нужны, иначе некому будет сидеть на руле. Профессор Преддик, я вас высажу изучать битву, а мы спустимся к Иффли и потом приплывем за вами. – Теренс принялся выискивать, где бы пристать.

У нас ушла вечность, чтобы найти достаточно пологий для профессора участок, и еще вечность с лишним, чтобы откопать рыболовные снасти. Теренс рылся в «гладстоне», ежесекундно глядя на часы, а я ворошил содержимое жестянки, ища удочку и коробку с мухами.

– Есть! – Теренс сунул мух профессору в карман и веслом притянул лодку к берегу. – Земля! – Вскочив, он встал одной ногой на глинистый склон. – Все, можно выходить.

Профессор рассеянно оглянулся, взял конфедератку и уже хотел ее надеть.

– Стойте! – Я едва успел. – Теренс, у вас есть какая-нибудь плошка? Для пескарика.

Мы возобновили поиски – Теренс в картонке, а я – в ранце. Два крахмальных воротничка, черные лакированные туфли на три размера меньше моего, зубная щетка…

Корзина для пикника, которой так настойчиво интересовался Сирил! Если там провизия, то наверняка есть и посуда. Я разгреб груду на корме, потом пошарил под банкой. Ага, вот она, на носу. Я протянул руку.

– Чайник! – Теренс встряхнул находку в воздухе и отдал мне.

Перелив туда воду с рыбкой, я вручил профессору конфедератку.

– Только не надевайте сразу, – предостерег я. – Подождите, пока подсохнет.

– Способный ученик, – просиял профессор. – Beneficiorum gratia sempiterna est [13].

– Провожающих просят покинуть судно! – возвестил Теренс, выдворяя профессора на берег и помогая забраться по склону. Я даже чайник с пескарем не успел пристроить. – Ждите нас обратно через часок. – Он залез в лодку и вцепился в весла. – Может, через два.

– Я буду здесь, – пообещал профессор Преддик, замерев на самом краю. – Fidelis ad urnum[14].

– Он не свалится снова? – обеспокоился я.

– Нет, – без особой уверенности ответил Теренс и бешено замахал веслами, как на гонках восьмерок.

Мы стремительно удалялись от профессора, который, наклонившись, уже что-то рассматривал на земле сквозь пенсне. Коробка с мухами выпала у него из кармана и покатилась по склону. Профессор нагнулся ниже, протягивая руку…

– Пожалуй, лучше бы… – начал я, но Теренс мощным гребком обогнул мыс, и перед нами вырос горбатый каменный мостик, за которым возвышалась церковь.

– Она сказала, что будет ждать на мосту, – выдохнул Теренс. – Видите ее, Нед?

Я прикрыл глаза ладонью и присмотрелся. У края моста кто-то стоял. Мы подплывали все ближе. Девушка под белым кружевным зонтиком. В белом платье.

– Она там? – Теренс греб не разгибаясь.

На белой шляпе голубели какие-то цветы, а из-под шляпы струились по плечам медно-каштановые волны.

– Я опоздал? – спросил Теренс.

– Нет.

Это я опоздал.

Передо мной стояло прекраснейшее создание на свете.

Да, знаю, прежде я назвал прекраснейшим созданием на свете наяду, но та была мокрая, вся в тине и безоговорочно принадлежала к двадцать первому веку, хоть и вынырнула из прерафаэлитского пруда.

Тогда как на мосту стояла истинная дочь девятнадцатого столетия. Ни одной путешественнице во времени, сколь бы небрежно она ни подхватывала длинный белый подол затянутой в лайковую перчатку изящной ручкой и как бы высоко ни держала головку на пленительной аристократической шейке, никогда не перенять ту безмятежность, ту ясноглазую невинность, которой веяло от девушки на мосту. Это нежное растение, выведенное исключительно для тепличных условий поздневикторианской эры, способно было расцвести только в одну-единственную эпоху. Нетронутый бутон, распускающаяся английская роза, ангел во плоти. Какой-нибудь десяток лет, и она исчезнет, уступив велосипедисткам в шароварах-блумерах, манерно прикуривающим девушкам Гэтсби и суфражисткам.