– Да, – произнес он хрипло, – я видел.

– Вы дадите показания? – спросила Лиля. – Мне нужно, чтобы вы дали показания как свидетель.

Парень кивнул. Но тут же отвел глаза.

– Тогда я вас сейчас допрошу на протокол. – Лиля взяла у оперативника папку с протоколами.

Катя вышла из кабинета. Не надо им сейчас мешать. Допрос непростой. Она спустилась вниз и открыла дверь пятого кабинета – как там дела у потерпевших?

Карлица Маришка и Кора сосредоточенно писали заявления. Обе подняли головы. Катя смотрела на Кору – платье все в зеленке и разорвано спереди, теперь на помойку пойдет.

– Тут прохладно, фрамуга открыта, – сказала она. – У вас есть пальто или куртка? Накиньте.

Кора заворочалась на стуле, и тут же лицо ее исказила гримаса боли. Она снова приложила руку к груди.

– Ох, больно… дышать тяжело.

– Вас врач осмотрит в больнице.

– Я вообще-то Надежда по паспорту. Кора – это для клуба, для сцены.

– А вы что, в ночном клубе?.. – спросила Катя.

– Ага, – карлица Маришка кивнула, – на Ленинградском проспекте. Клуб «Шарада». Там все собираются. Иногда гей-вечеринки устраивают, но в общем там все. Нам предложили. А что? А куда еще таким, как мы, идти? Кора поет, а я официанткой. Там разный народ – и трансвеститы тоже, и натуралы, и просто парочки веселые.

– Вы поете? Голос хороший? – Катя улыбнулась Коре.

– Под караоке только, – та покачала головой, – нет у меня голоса. Это идея администрации клуба, ну, после Кончиты с Евровидения. У нас, мол, в «Шараде» тоже своя женщина-борода.

Женщина-борода…

Катя увидела, как на глаза Коры опять навернулись слезы.

– Вам надо быть осторожнее, Кора.

– А как? Паранджу, что ли, носить? – Женщина горько усмехнулась. – Я решила – будь что будет. Уж какая есть, какая в этот мир пришла.

– А вы тоже осторожнее, – тихо сказала Маришка. – Я вон слышала, когда нас сюда привезли в полицию, этот, из Лиги, орал как бешеный, что, мол, у него связи, что позвонит, и вас всех уволят. Майора, вашу подругу… Спасибо ей, защитила нас. И патрульные вмешались. Мы хоть и уроды, хоть и не такие, как все, другие, – Маришка смотрела на Катю, – а добро помним.

– Вы дадите показания как потерпевшие. И есть еще один свидетель нападения на вас, – сказала Катя, – майор Белоручка поедет к судье. Будет добиваться, чтобы этого типа взяли под стражу. Я надеюсь, судья во всем разберется.

Карлица и бородатая женщина молчали. Потом склонились каждая над своим листом бумаги – писать заявление дальше.

Катя покинула пятый кабинет – пусть пишут одни. Стояла у окна в коридоре, ждала Лилю.

Та появилась не быстро.

– Пойдем ко мне, – сказала она.

Кабинетик оказался маленьким и тесным. Несмотря на то, что майор Белоручка получила повышение, не разжилась она просторными служебными хоромами.

– Рада тебе ужасно, – Лиля слабо улыбнулась, – только вот не думала, что встретимся в таком бардаке.

– Мамин дал показания? – спросила Катя.

– Дал. Но ты сама знаешь – сегодня дал, завтра отказался… Но я это дело до конца доведу. – Лиля постукивала маленьким кулачком по коленке.

– Тебе форма очень идет, – сказала Катя, – форма красивая.

– Новая форма красивая, – согласилась Лиля, – но некоторые все равно увольняются.

Катя молчала.

– Как дома дела? – спросила она потом.

– Ничего, все путем.

– Муж твой все в экспертах?

– Нет, – Лиля покачала головой, – как раз он уволился. Теперь в одной частной фирме медицинской. Услуги определения отцовства по ДНК. Он в этом дока, ты же знаешь.

– Я помню его, – Катя улыбнулась. – Я думала – вот вы с ним поженитесь, и у вас будет куча детей.

– Мы тоже так считали. А теперь… Нет, насчет детей я сейчас что-то уже не загадываю.

Катя и на это не знала, что сказать.

Если только то, что и она представляла свою встречу с подругой и коллегой совсем не так.

– Потерпевших сейчас в больницу повезут фиксировать побои, – сказала Лиля. – Слышала, что эта Кора говорила?

– Да, что на нее не раз уже нападали.

– Она говорила, что надо противостоять. Я вот одного не понимаю. Почему где-то все проходит в форме карнавала, прикола – перформанса, пусть и эпатажного, и может, странного на первый взгляд и не совсем пристойного, но веселого, черт возьми, как с этой бородатой певичкой Кончитой… А у нас все сразу превращается в мрачный кровавый мордобой, в разборку, когда женщину бьют ногами в грудь и трансвестита бьют в промежность, – Лиля закрыла глаза. – Эта Кора сказала, что пытается сопротивляться. А я подумала – я сейчас все Анну Ахматову читаю… Она считала, что человек в некоторых вопросах, если они истины касаются, должен оставаться твердым. Помнишь ее стихотворение Сталину после того, как ее сына арестовали? Она написала стихотворение о том, как к падишаху, отведавшему на пиру ягненка, явилась в образе черной овцы – матери ягненка, и спросила: по вкусу ли был тебе мой ребенок, о падишах? Знаешь, я вот подумала, что женщины иногда выбирают своеобразный путь, чтобы противостоять тирании. Одна является к тирану во сне в образе черной овцы-матери. Другая отращивает бороду и ходит так по городу, не удаляет волосы в салоне эпиляции, несмотря на то, что на нее нападают и бьют.

Катя слушала подругу. Лилька Белоручка читает Ахматову, находит время на стихи.

– Тебе не стоит об этом случае писать, Катя, – сказала Лиля. – Я сама уж как-нибудь тут буду сражаться.

– Честно говоря, я приехала совсем по другому делу, – ответила Катя. – Вообще-то я очень хотела с тобой увидеться после твоего перехода сюда с Петровки. И просто искала повод. Прочла в сводке об убийстве: тут у железнодорожной станции велосипедиста застрелили. Вот я и поехала к тебе. Наверное, не бог весть что за дело, бытовуха или грабеж, да?

– Да нет, на бытовуху или грабеж это не похоже. Парень имел с собой деньги, их не взяли. Всегда знала, что у тебя есть оперативное чутье.

– Нет, что ты, Лиль, я просто… А что с этим убийством, что-то не так?

Лиля внимательно глянула на Катю.

– Да как сказать… – ответила она.

– Лиля, я только в общих чертах знаю, что в сводке прочла, – сказала Катя. – Там написано, что некий Фархад Велиханов, уроженец Уфы, ехал вечером на велосипеде тут у вас в Прибрежном к железнодорожной станции и схлопотал пулю в спину.

– Две пули, – ответила майор Белоручка, – согласно судмедэкспертизе смерть наступила от первого выстрела, пуля в сердце попала, но ему уже мертвому еще и в голову выстрелили.

– То есть контрольный выстрел?

– Контрольный, чтобы уж наверняка.

– Я решила, что это нападение с целью ограбления, – сказала Катя.

– Деньги при нем остались, то есть не наличные, а карточка банковская. Ни ее, ни бумажник у него не взяли.

– А он вообще кто? Гастарбайтер? На строительстве в Прибрежном работал?

– Парень снимал в Москве что-то типа койко-места в квартире с другими приезжими. Мы проверили. – Лиля открыла сейф и достала тоненькую папку. Потом оттуда же из сейфа достала флешку и подключила ее к ноутбуку. – Вроде как учился в Москве то ли дизайну, то ли искусству. Как вечный студент. А на учебу деньги зарабатывал. Он работал в Прибрежном водителем в одной богатой семье. От них в тот вечер как раз и возвращался. Торопился на электричку в Москву. Пока не много у меня информации, неделя еще не прошла с тех пор, – Лиля включила ноутбук. – Вот что узнать удалось: он водил машину «Ауди» в качестве личного шофера некой Евгении Савиной. А в тот вечер он забрал «Ауди» из сервисного центра, там какой-то ремонт делали небольшой, и перегнал ее сюда в Прибрежный, в их дом, и поставил в гараж. А сам на своем велосипеде отправился к станции. И по дороге был убит.

– Хулиганы местные? Напали на гастарбайтера? – предположила Катя.

– Возможно, только хулиганы с битами, с кастетами. А тут у нас пули от пистолета «ТТ». Гильз мы так и не нашли.