Я чувствовала перед ними вину, которая закручивалась у меня внизу живота, вспоминая часы, проведенные на пляже, когда эти люди были так взвинчены.

Но чувство вины быстро испарилось, как только они открыли рот и из них полилось множество всего:

«Отрицать, отрицать, отрицать…»

«…знаю актера, который бы за наличные, согласился сообщить, что это был он…»

«…мы можем проверить этих девочек, накопать на них полно компромата, и перекинуть все внимание на этих шлюх…»

«…он дает слезливое интервью о том, как сожалеет, на фоне вывески «Devlin…»

«…обращаемся к прессе и даем им понять, что если они не прекратят муссировать это, то пожертвований в их газеты не будет!»

— Хватит! — я резанула рукой по воздуху. — Ни одно из того, что вы говорите, сделать невозможно. Даже, если не рассматривать факт всех предложений с моральной точки зрения, ни одно из них не сработает на Дженнингса. Его невозможно ввести в заблуждение сработанной на скорую руку чепухой. Сейчас, скажите мне, у кого-нибудь есть идея, которая подходит для него?

Тишина. Затем, тихий голос сказал:

— Может нам стоит объявить, что мистер Девлин был под воздействием наркотиков…

— Нет, — отрезал Грант, — только не это. — Он колебался. — Ну, возможно… я имею в виду… черт возьми, мы должны что-то сделать. Все летит к черту, но… ах, черт побери все летит к чертям собачим, нет! Мы не будем говорить этого! — Он стукнул кулаком по столу, вскочил на ноги и выскользнул за дверь.

Я тут же помчалась за ним, но я прибежала слишком поздно, он вдарил кулаком по стене, образовалась вмятина, посыпалась штукатурка.

— Глупый, глупый, дурак, развращенный…

Я схватила его за руку, и он сразу же сник, не пытаясь еще раз ударить по стене кулаком.

— Эй, — тихо сказала я. — Прекрати. Ты причиняешь себе вред.

— Как я мог быть таким глупцом? — прошептал он. — Мне казалось, что это забавно, я знал, что у них была камера, но я не думал, я просто не думал, я никогда не думал, и теперь все летит к чертям собачим…

— Ты не можешь винить себя, Грант…

— Как я могу не винить себя? Дурацкая потребность моего члена получить мокрую дырку угрожает потерей сотни рабочих мест, — он обмяк, чуть наклонившись вперед, опиравшись лбом о край вмятины, которую проделал в стене. — Ты говорила мне быть ответственным и серьезным, и теперь я серьезен, как никогда, но я не знаю, что делать. Как люди могут так жить? Как они заботятся о всех этих вещах все время и не сходят с ума?

— Ну, иногда они сходят с ума, — сказала я, медленно поглаживая ему спину. — Но большую часть времени, они разговаривают со своими друзьями, которые помогают им понять, что нет ничто, чтобы нельзя было исправить.

— Это невозможно исправить, — ответил он, прикрыв глаза, я продолжала гладить его по спине, но его голос звучал расслабленно, растягивая гласные на австралийский манер. Это придавало ему какой-то юношеский задор. — Как же нам отвлечь кое-кого от такой большой проблемы? Дженнингс не собирается слушать всякий вздор, пока наша династия горит.

И как-то совершенно просто, я знала, что нужно сделать.

— Мы не будем отвлекать, — сказала я, чувствуя теплоту, которая распространялась по моему телу, это бывает, когда вы предлагаете идею, в которой уверены на все двести процентов, потому что знаете, что она правильная. — Мы не будем уклоняться, этого как раз каждый и ждет, что мы сделаем такой жалкий шаг.

— Если мы не будем уклоняться, тогда что мы сделаем?

— Мы можем встретиться с этой проблемой лицом к лицу, — я была так взволнована, что обняла его, привстав на цыпочки, чмокнув в щеку. — Ты будешь сам расплачиваться за свои действия! Признайся в своих ошибках. Ох, Грант, разве не понятно? Позвони Дженнингсу, договорись о встрече, показав ему, что тебе нечего скрывать и ты не прячешься. Да, ты совершил ошибку, достойную сожаления и имеющую унизительные последствия, но ты готов двигаться вперед и это главное. И это докажет, что ты не человек, которого делает СМИ, а что ты делаешь себя сам.

Глаза Гранта открылись, он выпрямился, смотря на меня с высоты своего роста, как будто я была восьмым чудом света.

— У тебя самые лучшие идеи во всей чертовой Вселенной, — сказал он, поцеловав меня.

Его губы были жесткими, собственническими, жаркими, как будто он претендовал на приз, который выиграл в бою, и единственное, мне так хотелось схватить его и целовать до тех пор, пока нашу одежда сама собой не воспламенилась бы, а мы бы даже не заметили этого.

Я отстранилась от него.

— Меньше пороков, больше разговоров с Дженнингсом!

Грант принял страдальческое выражение лица, но при этом все равно вытащил свой сотовый из кармана. Его голос, когда на другом конце ответили, звучал спокойно и ровно, как у бойскаута, вызванного для дачи показаний в суд.

— Сэр, я знаю, что вы видели новости и мне жаль, что я не сразу позвонил вам, но вы понимаете, я заботился о Лейси, мне было необходимо убедиться, что она в состоянии пройти через все это. Она явно не заслуживает всего этого бурлящего говна, простите за мой французский, и я пытался, как-то сглазить все это для нее, — он замолчал, слушая, что говорят на противоположном конце трубки. — Вы правы, необходимо быть настороже, и я хотел бы поговорить обо всех своих сомнениях. Не хотели бы вы присоединиться ко мне у меня в офисе завтра во время ланча? Я хотел бы это обсудить с вами. Вы поймете, что мне нечего скрывать. — Его бровь в удивлении приподнялась, но голос по-прежнему оставался ровным. — Да, Лейси тоже будет с нами. Я обещаю.

* * *

Обед был изысканным: высшего класса багеты, блюдо, покрытое ломтиками прошютто, хрустящие ломтики азиатской груши, увенчанные голубым сыром, и окропленное медом, лаванда-розмарин печенье. И никто в комнате не проглотил ни кусочка.

— Вот и вся правда, сэр, — закончил Грант. — Я не горжусь тем, что сделал, но я не собираюсь лгать. Это все в прошлом. Лэйси, — он нагнулся ко мне, взяв меня за руку, — мое будущее.

Его голос звучал так искренне, что я даже чуть не поверила, что это на самом деле так. Дженнингс по-прежнему сохранял лицо, словно в данный момент играл в покер, на котором прочитать что-либо было просто невозможно, и многозначительная пауза затягивалась, прежде чем он открыл рот, чтобы заговорить.

И в это момент влетела стажерка в комнату.

— Мистер Девлин, вам звонят и продолжают настаивать на разговоре, говорят, что никто, кроме вас, я не знаю, что…

— Мы заняты, Паула, — твердо сказала я. — – Вам нужно вспомнить нашу процедуру для недовольных клиентов…

— Ой, вы можете ответить. Я подожду, — дружелюбно сказал Дженнингс. Я первый раз слышала, что он не ревел, как буйвол, и почему-то это меня стало беспокоить. — А пока прекрасная мисс Ньюман составит мне компанию.

Грант бросил в его сторону заинтересованный взгляд, который явно говорил, не сам ли Дженнингс сфабриковал этот звонок только, чтобы остаться со мной наедине, но Грант все же любезно вышел.

В ту же секунду, как только он вышел из комнаты, Джедедайя Дженнингс повернулся ко мне и взял меня за руку.

— Ох, милое дитя. Теперь я хочу, чтобы ты знала… я действительно хочу поверить этому приятному молодому парню. Но мне необходимо, чтобы ты рассказала мне правду, — его мерцающие голубые глаза были очень серьезными. — Не защищай его сейчас только из-за того, что ты его любишь, потому что у тебя будет куча кавалеров, которые будут любить и ценить тебя, даже если ты будешь не с ним. Ты хорошая девушка, и я уверен, что ты скажешь мне правду, не так ли?

— Конечно, мистер Дженнингс, — мое горло пересохло. О Боже. Он собирается спросить меня о помолвке. Он понял, что это уловка.

— Сейчас, я могу поклясться на Библии, в том, что я сказал тебе, прежде чем ты будешь звать меня Джед, — сказал он. — Лейси, мне необходимо знать: могу ли я действительно доверить свою компанию Гранту?