— Знаю, — буркнул босс, раскрыл газету и ткнул пальцем в заголовок. Забавнейшая штучка. Кто вас прислал?

— Бенни…

— У вас есть какие-нибудь определенные подробности?

— Сделать это было абсолютно невозможно.

Старик не выглядел слишком расстроенным, и Карл начал успокаиваться. — Тедди был один, но за дверями его кабинета сидела дюжина людей.

Никто из незнакомых не входил и не выходил.

— Но кто-то сделал это, — тихо заметил Папа.

Джордж выглядел озадаченным.

— Кто же мог?..

— Тот, кто сделал. — Старик отхлебнул кофе и указал на телефон. Свяжись с Бенни. Может, он узнал что-то новое.

Спейсер взял трубку и набрал чикагский номер. Когда Бенни заговорил, он минуты три слушал молча, потом повесил трубку.

— Ну?

— Как они говорят, последним входил рассыльный из соседнего магазина. Он что-то нес шефу. Тедди не хотел, чтобы его беспокоили. Он уже разговаривал по телефону, вернее, еще говорил, когда все разошлись. Все было заперто и все разошлись по домам.

— Теперь вы понимаете, что произошло и как?

Оба промолчали, и Папа Менес гримасой показал, что презирает их за тупость.

— Этот рассыльный проработал там недели две, чтобы к нему привыкли, выждал время и нанес удар. Уходя, он снял трубку с рычага, и получилось, что телефон занят. Все думают, что Тедди говорит по телефону, и уходят домой. Очень просто и четко. Спросите об этом парне, если он еще никуда не делся.

— Прикажете послать кого-нибудь туда? — спросил Карл.

— Не будь идиотом! — разозлился старик. — Его там давно уже нет. Мне пора собираться. Приготовьте «седан». Не лимузин, а «седан».

— Вы хотите?..

— Да, я хочу! Никто ничего не знает. Я хочу совершить небольшую прогулку, и никто не должен знать, куда и зачем. Вы останетесь в этой комнате и будете отвечать на телефонные звонки, говорить только то, что надо, а об остальном молчать. Ясно?

— Да, Папа.

Через час после отъезда старика, Джордж Спейсер, попивая виски с содовой и глядя на пляж, обратился к Карлу:

— Все же интересно, куда направился Папа Менес?

Карл опустошил свой стакан, поставил на столик и осторожно заметил:

— Этого никто не знает, но полагаю, что сукам из Нью-Джерси придется несладко.

Никто из них не представлял себе до конца, на какие хитрости способен старик.

Обычно Билл Лонг не показывал своего гнева. Он научился обращаться со всеми законами, правилами, предписаниями городских властей, он привык к негодованию общественности и общественной апатии, к гражданским комитетам и комиссиям по борьбе с преступностью, научился не выходить из себя, работая с ними.

Но теперь, когда помощник районного прокурора закончил свое сообщение и сидел перед ним, ожидая ответа, Лонг почувствовал, как все мускулы дрожат от напряжения.

— Может, вы скажете, чья это идея? — осведомился капитан.

— Считайте, что это идея верхов, — ответил Ледерер.

— В верхах всегда было полно дубов. Но почему они думают, что Джил приползет сюда после всего того, что с ним сделали? Черт-те что! У него сейчас отличная работа, он зарабатывает неплохую монету и с удовольствием раздавил бы всех этих толстозадых гадин, которые вышвырнули его вон!

— Вы его друг, не так ли?

— Да, причем такой, что не буду бросать в него дерьмо. Как вообще у них хватило… чтобы просить его об этом?

— Но ведь его увольнение не было совершенно несправедливым. С этим-то вы согласны?

— Вы же не полицейский! С чего вы это взяли?

— Зато вы полицейский и обязаны знать, что закон есть закон. Деятельность полиции подчинена специальным правилам.

— Иногда эти правила не позволяют нам выполнить наш долг.

— Тем не менее, Джиллиан Берк был специалистом и хранил в своей голове то, что должен был передать департаменту. У него были такие связи и источники информации, каких ни у кого в Департаменте нет.

— Сейчас вы восхищаетесь им, как отличным полицейским.

— С этой точки зрения — да. Этого никто не отрицал. Но его отношение, его действия были весьма далеки от дозволенных. На деле они были преступными.

— Он не трогал честных людей, мистер Ледерер. И, хотите вы этого или нет, он своего добивался.

— Но теперь из-за этого на Департамент посыпались обвинения.

— Это я знаю. И еще я знаю, что, заплатив деньги, можно сделать так, чтобы человека выгнали. Откуда взялись эти деньги, никто не спрашивает. Но нужны немалые деньги, чтобы нанять толпы людей для пикетирования здания городского управления, чтобы заставить людей писать письма, чтобы телевидение подало все это под нужным соусом. Вы знаете, как близко он подошел к тому, чтобы покончить с этим треклятым Синдикатом. Вы знаете, что он подготовил что-то такое, что должно было положить конец всей их верхушке, так как каждый из этих парней заслужил по сотне пожизненных сроков.

— Гмм… — промычал Ледерер, но Лонг, не обращая на него внимания, продолжал:

— Ну, положим, вы этого не знали, но они-то знали, что готовится, и смогли добиться отставки Джила, подмазав начальство. Они заставили работать вас. Но даже когда его выгнали, он должен был рассказать мне, что задумал. Поэтому я не расспрашивал его ни о чем. Но после недавней травли он сам не захотел ничего говорить даже мне. Вы выставили его мерзавцем, но если вглядеться повнимательней, вы наверняка увидите, где настоящие мерзавцы, хотя для этого необходимо иметь честные глаза.

— Вы забываетесь, капитан!

— Да, я зарвался. У меня есть еще кое-что сказать о нем.

— Не подвергайте из-за него опасности себя, капитан. Вы знаете, что он умышленно не дал свидетельств по делу об убийстве Берковица и Менуота? — Зачем он прикрыл этих двух мертвецов, выпускавших порнофильмы? А потому, что вы вполне можете увидеть лучшие в любом люкс-зале на Таймс-сквер. Мы конфисковали черт-те сколько этого добра и установили личность каждого, попавшего в кадр. Среди них не оказалось никого, с кем стоило бы возиться. Мы даже не стали предъявлять им обвинения.

— Сержант Берк сам может высказаться в свою защиту.

— Конечно, и тогда ваши парни разрушат до конца то, над чем он так долго трудился.

— Полиция работает не в одиночку, капитан.

— К сожалению, не в одиночку. Это я понимаю. Но полицейские делают свое дело, и оставьте их в покое. Они не знают, что такое отпуск, потому что слишком преданы своему делу. И когда вы выводите таких людей из игры, образуется столь огромная брешь, что ее не заткнуть и сотней бумагомарателей.

— Может, лучше вернемся к предложению?

— Джил пошлет вас к черту.

Прежде чем Ледерер смог что-то ответить, Лонг остановил его жестом и продолжал:

— Именно так он и скажет. На деле, пожалуй, он стал еще менее разговорчивым. Помните, что он говорил? Что он говорил прямо в лицо этим подонкам? С тех пор у него было много времени поразмыслить над тем, что стоит и чего не стоит говорить.

— И все же…

Рослый Лонг скривил губы и сощурил глаза.

— Мистер Ледерер, я думаю, что передам ему ваше предложение. Я разъясню каждую деталь этого предложения… что ваша контора желает сотрудничать с ним, как с агентом, отдавшим все свое время, энергию, опыт… знания… по доброте душевной и из любви к полицейской службе… и его жалкое желание вернуться на службу… и что неблагодарные свиньи оставили его без жалования и признания… А потом запишу его ответ и опубликую, чтобы каждый, от простого клерка до мэра, мог познакомиться с ним… Я только удивляюсь тем дубам, которые послали вас сюда.

Билл Лонг сидел напротив Джила и смотрел, как тот есть сэндвич и запивает его пивом. Наконец, он не выдержал:

— Да скорее же! Ответь!

— Что?

— О, черт! Ну, скажи же что-нибудь!

— Что заставило их столько тянуть с предложением?

Сигарета чуть не выпала из губ капитана. Брови его вопросительно поползли вверх. Он был растерян.

— Что за дьявольщина пришла тебе в голову, Джил?