Ну а дальше совсем просто – нужно незатейливо подтянуться на перекладине. Всего 10 раз. Правда, в полной боевой выкладке и с оружием, в общем, со всем тем, с чем бежал. И затем, проверив оружие холостым выстрелом, быстрым шагом на рукопашный бой. Здесь, слава богу, надо переодеваться, поэтому у тебя будет несколько минут отдыха перед поединком, в котором главное – продержаться 12 минут на ногах, когда меняющиеся инструкторы, не те, что бежали с тобой марш-бросок, а свежие, будут безбожно лупить и валить тебя с ног. Главное – устоять. Устоял – берет твой, и ты навечно вступил в краповое братство.

Вот из-за этой романтики и вышли на испытание Лёха Барышев и Серёга Журкин в полной уверенности, что пройдут его до конца, зря, что ли, так измывались над собой постоянными тренировками.

– Слышь, Серый, я тут подумал, главное, чтобы тебе передние зубы в конце не выбили, – толкнул друга в бок Барышев на старте марш-броска. – А то перед строем «Шлужу шпецнажу» как ляпнешь, так у тебя берет и отберут. Хотя фикса золотая тебе бы пошла.

– Ты, Леший, о своих зубах позаботься, сдохнешь, небось, на первом километре, тащи тебя потом, – беззлобно огрызнулся Серёга.

И опять как в воду глядел…

Особых правил в пятнадцатикилометровом марш-броске не было. Бежали группой, темп не давали снизить инструкторы-«краповики», постоянно взвинчивая его. Устал, остановился передохнуть – сошёл с дистанции. Отстал от группы на сотню метров – сошёл с дистанции. Уронил оружие – сошёл с дистанции. Не выполнил команду или не сразу надел противогаз – сошёл с дистанции. И у тебя лишь одно право – самому сказать, что ты сходишь, если больше нет сил держать этот безумный темп. Обязательно надо сказать. Если не сможешь, то ты – «раненый», а спецназ своих не бросает, и тебя будут тащить до самого финиша.

Они бежали, помогая друг другу по заранее оговорённой схеме: то Серёга первым и тянет за собой Лёху, то наоборот. И речку они как-то споро прошли. И дымовые завесы с противогазами пережили, хотя, скорее всего, это тогда Серёга дыхание сбил. И оставалось-то уже не так много – те самые последние километры в горку. И добежало их сюда всего трое из двенадцати замахнувшихся на берет, когда Сергей внезапно рухнул, потеряв сознание.

– Стоять! – гаркнул инструктор и склонился над Журкиным. – Сходи с дистанции, салага, сам сходи, говорю тебе! – орал он, но тот после нескольких шлепков по щекам лишь смог открыть глаза и бездумно водил ими, ничего не понимая.

– Мать твою… – в который раз выругался инструктор, уставился на тяжело дышащих Барышева и сержанта из второго взвода, единственных, кто остался на дистанции, и заорал: – Что стоим?! Раненый в спецназе! Схватили этот мешок с говном и побежали! Быстро! Быстро!

Так и бежали они, вдвоём таща третьего. Бежали в безумную гору, которой не было конца. Откуда силы взялись? Никто не знает этого, даже Барышев помнил лишь занемевшие пальцы на ремне друга. Главное, что они всё-таки добежали до финиша. Вдвоём, таща третьего. Даже инструктор не орал, понимая, что они в том состоянии, где слова уже не имеют смысла. Но правила-то никто не отменял. И впереди ждала перекладина.

Пять раз. Лёха Барышев смог подтянуться всего пять раз. Он всё понял, повиснув на турнике. Он хрипел и тянулся, но не оставалось больше никаких сил, и когда занемевшие пальцы начали медленно разжиматься, он закричал. Закричал от отчаяния и собственного бессилия…

– Рядовой Барышев, выйти из строя!

Отряд стоял на плацу. Уже вручили краповый берет сержанту из второго взвода, с которым они тащили Журкина. Тот сержант подтянулся, устоял в поединке, и теперь лишь счастливо улыбался разбитыми губами. А Барышев смотрел поверх голов, чтобы случайно не встретиться с кем-нибудь взглядом, отвечал, как положено, на благодарность командира. И очень хотел плакать…

5 сентября 1999 года – первый день второй чеченской войны, день указа о начале контртеррористической операции. Уже отбито нападение на Ботлих, но боевики сумели занять село Новолакское, где в райотделе милиции заблокировали липецкий ОМОН. Милиционеров надо было спасать, и ночью, 5 сентября, в Армавире был поднят по тревоге спецназ внутренних войск. Утром следующего дня отряд уже приземлялся на военном аэродроме в Осетии, оттуда – на вертушках – в горный Дагестан, и с марша отряд вышел на подступы к селу Новолакскому.

Вечером в день прибытия майор Яшкин, командир армавирского спецназа, получил приказ скрытно занять господствующую над селом высоту с телевышкой и продержаться до прихода подкрепления. И к часу ночи 94 спецназовца, пройдя буквально под носом боевиков, бесшумно заняли высоту и стали готовить оборону.

Вместе со всеми вгрызался в каменистую дагестанскую землю, готовясь к бою, и рядовой Алексей Барышев. А его полный тёзка журналист Алексей Барышев, который с подполковником Куликом добирался в Ботлих, ещё не знал о его существовании. Они слишком долго добирались. И у солдата с журналистом почти не было шанса встретиться на той войне…

– Кому сказать, как мы на войну едем, так и не поверит никто.

Искупавшись, они лежали с Куликом на песчаном берегу Каспийского моря. Было жарко и тихо.

– А ты не суетись, журналист. Цени момент. Этот рай бойцы ещё долго вспоминать будут…

Как-то совсем неожиданно, на пути в Ботлих, они застряли на военном аэродроме в Каспийске. После того как над Ботлихом чеченцы сбили вертолёт с несколькими генералами, все полёты в горы резко ограничили. Вот они и загорали, почти как на курорте, уже третий день, ожидая попутную вертушку. Расквартировали их на десантных кораблях, которые благодаря ходу на воздушной подушке стояли прямо на берегу Каспийского моря. В Дагестан спешно перебрасывали войска, и потому все казармы на аэродроме были забиты.

– Слушай, какой уникальный этот аэродром в Каспийске, – не унимался Алексей, – взлётная полоса прямо на берегу моря.

– А у нас, у военных, всё уникальное, – весело заржал Кулик.

– Нет, я серьёзно. Ну вот оглянись кругом, это же полный сюр!

– Это для таких гражданских, как ты, – сюр. А для нас – самый что ни на есть реализьм, – усмехнулся Кулик и перевернулся на живот.

Приподнявшись на локтях, они смотрели на эту, словно плывущую в мареве горячего песка, картинку.

Море, солнце, песок… И тут же, на пляже, три десантных корабля стоят себе рядком. Поодаль, над взлётной полосой, завис вертолёт. А между морем и взлёткой застыли какие-то не виданные Алексеем прежде летательные аппараты.

– Вот уж что тут уникально, так это экранопланы, – перехватив его взгляд, на правах бывалого заметил Кулик. – Настоящий летучий корабль. Надо будет вечерком поприставать к майору Майорову, чтобы рассказал за чеченским покером про это чудо-юдо.

– Майоров это кто?

– Да связист наш главный, долговязый такой. Умный шибко. Послушаешь его – так прямо всё знает, только успевай лапшу с ушей снимать, – засмеялся Кулик.

Чеченский покер достоин отдельного упоминания. Трое суток ожидания и безделья нужно было чем-то занять, поэтому по вечерам офицеры регулярно собирались расписывать партию. Тут Алексея и приобщили к чеченскому покеру отряда «Скиф». Собственно-то покер был обычным. Но умник майор Майоров завернул тираду, что, мол, существует несколько видов покера, самый распространенный – техасский, и что именно в него играют в казино. Поэтому и у нашего расписного покера должно быть своё название – чеченский. Под общий хохот спецназовцев: «Майоров, признайся, ты когда последний раз в казино не был?» Алексея и учили играть. И то ли учителя хорошие были, то ли, и это скорее всего, новичкам везёт (как заявил майор Майоров, а связисты – они всё знают), но у него неплохо получалось.

Играли, как водится, на деньги. Проигравший бежал в магазин, покупал кофе, чай, шоколад, но не на сумму проигрыша, а так, чисто символически – важен был сам факт. И вот к концу этого каспийского сидения проигрался и Алексей. Веселились все, ведь целых три дня он, новичок в чеченском покере, не только не проигрывал, но и снимал солидный (виртуальный, конечно) банк, чем породил всеобщий азарт обыграть журналиста и посадить в лужу.