Несколько десятков бойцов, раненые офицеры, военный прокурор со свитой и он. Раненые и прокурор с трудом поместились в некоем подобии салона за кабиной пилота, а он с бойцами стоял в грузовом отсеке. Сидячие места имелись и там – железные откидывающиеся скамейки вдоль бортов, – но слишком много было народу. И хотя с краю оставались свободные места, все жались к кабине пилотов, а стоящие в хвосте самолёта три больших, обитых цинковыми листами ящика притягивали взгляд. Так странно и летели: спиной к пилотам, лицом к зловещему грузу, сбившись в плотную массу, – люди, баулы, какие-то коробки, оружие – всё плотно утрамбовала вибрация винтовой «Аннушки» – и этот невыносимый запах.

Но страшнее запаха для него оказалась вибрация самолёта. Не слишком сильная на высоте, но постоянная, она заставляла дрожать всех. Дрожали и они. Эти три ящика. Три цинковых гроба. Три груза 200. И, стоя в паре метров от них, он случайно увидел, как от вибрации на цинковом листе стали появляться маленькие белые точки. Опарыши. Да! ДА!!! Этих белых, как рис, трупных червей вытрясало из каких-то щелей страшного, плохо сколоченного ящика и медленно сбивало к центру… В общую россыпь… Очень медленно…

Наверное, было уже далеко за полночь, но смотреть на часы не хотелось. Так и лежал, глядя в окно на мерцающие огни ночного города.

Отчего снова вспомнилась та великая дрожь? Ведь давно уже она перестала приходить к нему. Столько лет прошло… А, кстати, ровно десять, год в год. Почти и забыл уже… Захотел забыть и забыл про точку опоры, которая спасала, когда от безысходности опускались руки. Прописная истина, что всё в этой жизни познаётся в сравнении. Да, ему было с чем сравнивать. И когда он нашёл свою точку опоры, ему, как тому Архимеду, стало легче переворачивать мир. То ли свой, то ли окружающий. Но это было тогда…

«Макс, гадёныш, разбередил своим снаффом. Хватит, было и прошло, не хочу я ничего больше переворачивать…»

Бен перевернулся на другой бок и уснул…

– Я слышал, ты в Чечню лыжи навострил? – старый приятель-конкурент Стёпа Рысин, похоже, был не очень рад его ближайшей командировке. Как-то так повелось, что сидели они на одной тематике – журналистские расследования, армия и всё такое, с уважительным вниманием следили друг за другом и даже приятельствовали, несмотря на то, что Стёпа трудился редактором отдела в «Комсомолке», а Алексей – в «Аргументах».

– Да ладно, Стёпа, не злись, ты с пресс-службой уже весь Северный Кавказ исколесил, – улыбался он, хотя, признаться, был доволен, что обошёл приятеля в их негласном соревновании.

– Я с пресс-службой, а ты со спецназом. Сравнил, тоже мне… А вы куда, в тот самый Ботлих отправляетесь? – и Стёпа снова сокрушённо качнул головой. – Слушай, точно тебе говорю, с этого Ботлиха вторая чеченская война начнётся. Мне мои дружочки из десантуры слили, что их в Моздок перебрасывают на усиление. А какое это на фиг усиление, когда они там в боевой порядок разворачиваются…

Алексею действительно удалось договориться о поездке на Кавказ со спецназом внутренних войск, и он многого ждал от этой командировки в обход пресс-служб, тем более что ехать предстояло в Ботлих, небольшое дагестанское село на границе с Чечнёй, где совсем недавно отряды Басаева наделали много шума, перейдя границу. Боевиков в конце концов рассеяли, высоты вокруг села зачистили, но воинственная риторика властей, приведшая в движение всю российскую военную машину, недвусмысленно указывала: простым боестолкновением дело не закончится. И прав был Стёпа Рысин – на Кавказе вновь серьёзно запахло большой войной. Ещё никто не знал, какой она будет, да и вообще, решится ли Кремль после позора первой войны. Но оказаться в месте, где делается история, очень хотелось. Особенно если при этом так эффектно обходишь на вираже конкурентов…

Отряд специального назначения внутренних войск «Скиф», с которым он собрался на Кавказ, возглавлял подполковник Сергей Кулик. Сын генерала (его отец в своё время был министром внутренних дел), он не протирал паркет в штабах, воевал в Чечне, и именно его спецназ вместе с другими наиболее боеспособными частями перебросили в Ботлих, когда там началась заваруха. И через несколько дней лёгкий в общении с людьми Кулик сам появился в редакции:

– Ребята, почти весь отряд уже в Ботлихе, скоро офицерскую смену повезу туда же, давайте что-нибудь замутим бойцам в подарок…

Так уж повелось ещё с первой чеченской кампании, что редакция часто договаривалась с бизнесменами о какой-нибудь благотворительной акции и регулярно отправляла в Чечню подарки. Вот и на этот раз без труда уговорили табачную фабрику. Тогда же договорились и с Куликом, что он возьмёт Алексея с собой. Так в начале сентября 1999 года он и появился в расположении отряда с двумя огромными коробками сигарет.

– Алексей Барышев, журналист, редактор отдела расследований «Аргументов», – коротко представил его офицерам Кулик и, покосившись на своего особиста, добавил: – Язык держать за зубами, что с нами пресса.

Потом одобрительно осмотрел Алексея. В чёрных джинсах с накладными карманами в стиле милитари и чёрной же джинсовой рубашке он издали почти не выделялся среди офицеров, одетых в чёрную полевую форму спецназа, только берета не хватало. Даже возраста они все были примерно одного – около тридцати или чуть больше.

– Старшина, выдать журналисту куртку спецназовскую, – и уже ему: – Наденешь, если кто любопытствовать станет на твой счёт. Так будет правильно. Так быстрее до отряда доберёмся.

Однако до отряда, расположившегося в средней школе дагестанского селения Ботлих, быстро им добраться не удалось…

– Ну что ты так переживаешь, сколько можно?

Два бойца срочной службы сидели в курилке за казармой воинской части на окраине Армавира. Один из них был явно чем-то раздосадован.

– Ну не получилось у тебя в этот раз на краповый берет сдать, так ведь по-пацански не сдал, даже командир в пример всем поставил… Да не журись ты, Леший! – дружески толкнув приятеля плечом, второй солдат рассмеялся над этой популярной в их взводе присказкой. – Зато кореш твой, Серёга Журкин, до дембеля теперь должен тебя в чайную водить, зря, что ли, ты его на себе тащил столько…

К экзамену по сдаче нормативов на получение краповых беретов готовился весь армавирский отряд специального назначения №15, хотя к самой сдаче допускалось не больше двух десятков человек. Но двое закадычных товарищей – Лёха Барышев и Серёга Журкин – просто спали и видели себя в этих беретах.

Журкин призывался из Екатеринбурга, Барышев – из уральского же городка Дегтярск. Весь первый год службы в спецназе они как земляки держались вместе и сильно сдружились. Оба крепкие и высокие, за метр восемьдесят, их даже путали поначалу офицеры из-за внешнего сходства.

Вообще, сдача на краповый берет – как праздник в отряде. К некоторым пацанам родители, а порой и барышни приезжали. Но разве с Урала на Юг наездишься… К тому же Лёха и не заикался матери в письмах, что значит служить в спецназе, оберегая от переживаний. Сам же он больше переживал, что не сдаст нормативы, поэтому остервенело готовился. Тон Серёга Журкин задавал, кандидат в мастера спорта по биатлону, постоянно тащил друга на спортивную площадку:

– Лёха, то, что ты два десятка раз под настроение подтянуться можешь, это ничего не значит. С твоей дыхалкой ты и 15 километров пробежишь, и перекрёстный мордобой со своей упёртостью выдержишь. Но перекладина – твоё слабое место, тут не настроение, тут стабильность нужна.

Как в воду глядел…

Сдача уже давно шла по заведённым кем-то правилам, из года в год они не менялись, только становились всё строже и строже. Сначала, понятное дело, надо было теорию сдать, и на этом мало кто из соискателей проваливался. Затем оружие – знание матчасти и огневая подготовка. На стрельбище-то и начинался первый отсев. Но всё равно большинство выходило после огневой на марш-бросок. Этот этап всегда был самым сложным – 15 километров по пересечённой местности, где главная задача инструктора – усложнить твою жизнь, неважно чем – криком, брошенным под ноги взрывпакетом, автоматной очередью над головой или бегом в противогазе; где на десятом километре придётся переходить вброд местную речушку, но так как мала и мелка она, всего по пояс, то кто-то придумал переходить её вдоль, а не поперёк, да ещё и против течения. А последние два километра, самые тяжёлые, надо бежать в горку, которая становится всё круче к финишу. Собственно-то после речки, по отрядной статистике, половина и «умирает». Остальные ломаются на последних километрах.